Двое (СИ) - "Villano". Страница 37

— О! Серж, я тебя люблю, — расцвел он, выпивая свою порцию залпом. — Это не зеркало! Это черт знает что.

— Твой дизайнер — тот еще затейник, — хмыкнул я, неприлично на него пялясь. Хорош, лосяра, как ни крути. — А ты не знаешь, чем муку в молоке размешивают?

— Вилкой, — на полном серьезе ответил Ромка и снял футболку.

Стер ею пот со лба, отбросил в сторону, а потом похрустел шеей, потянул мышцы спины, наклонился к дрели и случайно увидел в стоящем на полу зеркале меня.

— Может, перерыв? — облизал губы я.

— Вон отсюда! — зарычал Ромка и раздел меня глазами. — Я же так до утра не закончу!

Я убрал руку с ширинки джинс, плавно развернулся и поплыл на кухню, виляя бедрами как последняя шлюха. Капельки пота на мощной шее моего брутального лося конкретно меня завели, но квест есть квест.

— Ну, погоди, допросишься! — услышал я Ромкино сдавленное шипение… и наклонился пониже, чтобы налить себе еще стаканчик рому. — Хватит пить! Блины делай, чудовище! Живо!

— Хорошо, хорошо, — выпрямился я.

Глотнул из бокала и взял в руки телефон. Вилкой взбивать полкило муки в литре молока я не собирался, помощь зала не проканала, так что остался звонок другу. И кому звонить? Я перебрал всех и остановился на сестре, которая трубку не взяла. Я загрустил. Спросить ведьмочек из сети? Ну нет! Засмеют и обстебают. Однозначно. Оставалась мама. Я собрался с мыслями, глотнул побольше рома, набрал номер и объяснил суть дела на одном дыхании.

— Мальчик мой, ты заболел? — после минутного молчания спросила мама.

Я постучался головой о шкаф. Вот же блин! Так и знал, что без допроса не обойдется. Вечно она из мухи слона делает! И как ей объяснить, какого черта я, всегда державшийся от кухни за сто метров, не просто ляпаю бурду из всего, что не протухло (теоретически) в холодильнике, а делаю блины.

— Мам, просто ответь на вопрос, а?

— Венчиком блинное тесто взбивают, — сказала она.

Я почесал репу. И что это за хрень? Мама заценила мое глубокомысленное молчание и рассмеялась:

— Это пружинка на палочке. Посмотри там, где половники лежат и лопаточки. Ваша экономка, как я поняла, дама опытная, и блендерам доверяет не особо.

— Кому не доверяет? — рассеянно переспросил я, копаясь в кухонных ящиках.

Столько пыточных приборов непонятного назначения я не видел даже на средневековых гравюрах. Ужас какой! Тетя Стеша, оказывается, чертовски опасная дама!

— Забудь, — рассмеялась мама. — Лучше скажи, почему тебе любимый не помогает и где ваша кормилица?

— Ромка понимает в готовке еще меньше, чем я, вот и приходится мне на кухне тусоваться. Уже четвертый день, представляешь? Тетя Стеша на целую неделю уехала.

— Никогда не думала, что ты возьмешься за готовку, — неожиданно грустно сказала мама. — Кто угодно, только не ты, сынок. У тебя же все традиционные мужские фобии в самом соку. Надеюсь, хоть в постели жена не ты, а Роман.

Я где стоял, там и сел. На пол. Прислонился спиной и затылком к шкафу и зажмурился. Черт, черт, черт! Она знает. Мама знает! Про меня. Про Ромку. Правду.

— Серж? Какого черта ты сидишь на полу с таким страшным лицом? — неожиданно возник рядом со мной Ромка, поднял с пола, прижал к себе и уставился на меня едва ли не с ужасом: — Любимый, тебе плохо? Опять сердце прихватило? Я вызову скорую и доктора. Того, к которому ты меня в больнице ревновал, он дал мне свой…

— Не надо доктора и скорую! — зашипел я, мигом приходя в себя и зажимая трубку рукой. — Идиот! Мама на проводе!

— Упс, — сказал Ромка, отпустил меня и пошел наливать себе виски.

— Мне надо скорую, — мрачно сказала мама, и я понял, что она слышала все до последнего слова. — Скажи-ка мне, дорогой, что там у тебя с сердцем?

— Ну-у, я… э-э-э-э… оно как бы занято. Ромкой, — выбрал из двух зол меньшее я.

Раз уж она про мою голубизну знает и не истерит, то можно и сдаться. Это лучше, чем про инфаркт рассказывать.

— Сережа, не уходи от темы! Я знаю, что ты Романа любишь и с ним спишь, но мы о другом говор…

— Откуда знаешь? — перебил ее я. Если меня сдала сестра, ей не жить.

— Это же очевидно, сынок. Неужели ты думаешь, что за столько лет я не догадалась, что ты гей? А уж то, что вы с Романом друг друга любите, мне стало понятно, едва ты его нам с отцом представил.

— Только не говори, что отец тоже в курсе, — постучался головой о навесной шкаф я.

— Нет, конечно! Он тебе голову оторвет, а Роману кое-что пониже. Оно нам надо?

Ромка сунул мне в руку бокал с ромом. Я выпил его до дна одним глотком, успокаивая расшалившиеся нервы. Я знал, что мама у меня ангел, но не думал, что настолько ангельский.

— Мам, я тебя обожаю.

— Я тоже тебя люблю, дорогой, но ты не ответил на вопрос. Что у тебя с сердцем?

— У него инфаркт был, — нагло выхватил у меня трубку Ромка.

Скотина!!! Я принялся отвоевывать ее обратно, но он уворачивался, не отдавал и рассказывал маме грязные подробности моего лежания в больнице, о котором только сестра знала. Я понял, что силой мне Ромку не одолеть, и решил применить запрещенный прием: запустил руку в его штаны и сжал в ладони все, что попалось. Как следует сжал. Ромка взвыл, дернулся, отдирая мою руку от своего паха, а я перехватил трубку.

— Сынок, что ты с Романом сделал? — первым делом спросила она. — Дай ему трубку!

— Еще чего! Он тебе все мои тайны выложит!

— И Слава Богу! Из тебя и слова не вытянешь! Никогда ничего не рассказываешь, а я переживаю почем зря.

— Вот поэтому и не рассказываю, — пробурчал я. — Мам, все со мной в порядке.

— Теперь да, — не стала ворчать мама, чем изрядно меня удивила.

Где лекция на час о здоровье? Где ахи и охи? Где угрозы приехать в Москву и не спускать с меня глаз? Нет ничего. Я покосился на смакующего виски Ромку. Может, он у меня гипнотизер-заклинатель?

— Роман за тобой присмотрит, так что я спокойна. Ладно, иди, делай блины. Твой жених сегодня плюшки заслужил, если не от тебя, то от меня-то точно.

Я положил трубку на столешницу, Ромка положил руки на меня… Нет, мы не снесли все со стола, мы не сломали ни одного предмета и даже не трахались. Мы стояли, обнявшись, на кухне и переваривали то, что только что произошло. Моя мама нас приняла. Обоих. Такими, какие мы есть. Это дорогого стоило.

— Ромка, а давай в честь моей ангельской мамы закажем рульку, а? — через пару минут отмер я.

Жрать хотелось все больше, а повод выкинуть молоко с мукой и кастрюлей в мусорку был самый что ни на есть весомый.

— Закажи, — поцеловал меня в шею Ромка, — но блины доделай.

— Дались тебе эти блины! — заворчал я, но он шлепнул меня по заднице и свалил добивать зеркало.

И таки его добил. Именно в тот момент, когда я с яростью берсерка молотил венчиком ненавистные мучные комочки, он зеркало уронил. Жаль, что не разбил. Так что я поржал над его матюками и красным лицом, успокоился и с ловкостью начинающего фокусника блины пожарил. Слава всем богам, Ромка был занят и первые штук пять не видел, а главное, не пробовал. Я успел выкинуть их раньше, чем он пришел с проверкой. Никогда их не забуду!

Ромка ворвался на кухню, когда я извел практически все тесто. Заценил усыпанные мукой столы, пятна теста по всей плите, извазюканного в сахаре, масле и сметане меня… и облизал с ног до головы, невзирая на мое упорное сопротивление, так что последние блины я дожаривал в кухонном полотенце на бедрах и старался не смотреть на сидящего на столе довольного и абсолютно голого Ромку. Он уплетал блины с маслом и икрой, облизывал меня глазами и обещал подарить луну с неба, если я приготовлю ему их снова.

Я дожарил блины, налопался от пуза, а потом утащил Ромку в прихожую и устроил ему и его зеркалу приемку, загибая объевшегося лося в неприличные кренделя, дабы оценить ракурс и отражение. Не дал ему прибраться и утащил в спальню, подальше от разгрома, что мы устроили на первом этаже, а утром вызвал специально обученных людей, которые не только все отмыли, но и приготовили нам столько еды, что ее хватило аж до воскресенья.