#В поисках янтарного счастья - Бартош Джейн. Страница 28

Моя фантазия не имела границ, а среди уличных забав был огромный выбор занятий: можно было полазить по деревьям или пойти на сеновал или на солдатскую спортплощадку. С друзьями мы бегали по окопам или пробирались в здание, где работал папа, и проникали на чердак. Вообще-то, там было заперто, но ключи почему-то торчали в замке. И мы частенько проскальзывали сквозь небольшую деревянную дверь и оказывались под самой крышей, на деревянном настиле. Пол на чердаке был усеян мелкими камешками, а посередине выложена деревянными досками узкая дорожка. На чердаке было темно и пахло птицами и сушеными яблоками, которые солдаты запасали на зиму, раскладывая на газетах. Где-то в темноте, в углу, ворковали голуби. Однажды мы нашли разбитые скорлупки от маленьких, голубоватого цвета яиц и целый день играли в поваров: готовили похлебку из дождевой воды, травы и яичной скорлупы.

В самой высокой части чердака, между деревянными столбами, державшими конек крыши, были натянуты веревки, и в непогоду там сушилось белье – много-много белых простыней и пододеяльников. Тогда нашей радости не было предела – мы играли в «Привидения»: бегали между рядами белья, прятались и выпрыгивали на друзей, стараясь замотаться в простыни. Ох и визгу было! Поначалу было страшновато и ничего не видно в полутьме, но вскоре глаза привыкали. На чердаке было несколько окошек, но они были закрыты ставнями. И хотя расположены они были высоко и мы никак не могли к ним подобраться, через кривые щели под крышу проникал тусклый свет, делая возможным наше пребывание на чердаке. Фонарика ни у кого из нас не было, а вот желания поймать голубя или найти какое-нибудь сокровище – хоть отбавляй! Иногда мы отыскивали кусок проволоки или шнурок, и это считалось большой удачей. Можно было с гордым видом показывать друзьям и рассказывать о своей находке. И все непременно хотели себе такие же вещицы.

Раз в неделю на заставу приезжала автолавка – небольшой фургончик с прилавком для торговли продуктами. Машина заезжала на территорию, и водитель сигналил трижды, оповещая жителей и солдат о своем приезде. Фургончик парковался всегда на одном и том же месте – на площадке между главным зданием и жилыми домами военных. Женщины бросали все дела и спешили в «магазин на колесах» – ведь там можно было купить молочные продукты, свежий хлеб, макаронные изделия, консервы.

Детвора сбегалась поглазеть, что же вкусного выставят на продажу. Иногда мама покупала там печенье или сгущенку, и тогда мы сразу же бежали домой, чтобы отведать сладостей, – печенье намазывали сгущенкой и ели, запивая молоком. Солдаты скупали в автолавке спички и сигареты.

С приходом зимы мы перемещались из окопов и с сеновалов на склон холма и до промерзания кончиков пальцев катались на двухместных металлических санках без спинки. Наш пес Ральф увязывался за нами с отчаянным лаем; он кидался под полозья и пытался схватить их зубами, санки наезжали на него, он отпрыгивал и снова нападал. Если ему удавалось перевернуть санки, мы кубарем летели вниз с холма, к покрытому толстым слоем льда озеру.

Наша овчарка была готова на многое, чтобы загладить свою вину за попавший к нам за шиворот снег, поэтому мы вручали Ральфу веревку от санок, и он рьяно тащил их вверх по склону, а мы, хохоча и перекидываясь снежками с другими ребятами, бежали следом, подгоняя и подбадривая его.

На склоне не росли деревья, и зимой дети раскатывали здесь широченные горки. А правее начинались ухабы и сквозь снег пробивались пожелтевшие пучки камышей, между которыми мы соорудили трассу с трамплинами и резкими поворотами. Желающим прокатиться по ней приходилось по очереди придерживать Ральфа за ошейник, чтобы не свернуть себе шею.

Громко и вкусно скрипели полозья санок по снегу, щеки пылали от мороза, а глаза слезились от смеха. Невозможно было без смеха наблюдать за Ральфом, лающим на санки до осиплости. Смеялись до слез, до боли в животе. Катались по земле и валили друг друга, начиналась возня. Снег забивался в ботинки, за воротник, норовил попасть в глаза и рот. Без разбора на нас прыгали другие дети с криком «Куча-мала!». Иногда мы всей гурьбой скатывались с горы, если какой-нибудь умник сталкивал нас.

В один из зимних дней я пришла из школы, и мы с ребятами, как обычно, отправились кататься с горок. Зимой быстро темнело, склон у озера не освещался, поэтому у нас было всего несколько часов в запасе, чтобы вернуться домой в сумерках, а не в кромешной тьме. Светка задерживалась дома с уроками, но обещала присоединиться попозже.

Солнце садилось. Мороз щипал за щеки, и, хотя спина пылала жаром от беготни наверх, ноги начинали коченеть, а пальцы на руках еле сгибались, с трудом удерживая веревку от санок. Накатавшись вдоволь, я не дождалась Светку и отправилась домой. Мне всего лишь нужно было пройти поле, за которым виднелся забор погранзаставы, и еще метров триста по территории до самого дома. Отворив дверь квартиры, я увидела на пороге маму.

– Ты одна пришла? – удивленно спросила она.

– Ну да.

– А где твой брат? Они с Игорем и Светой пошли к вам на горки.

– Я их не видела. Наверное, разминулись в поле, – хихикнула я.

– Вот чудеса! На улице-то совсем темно! Иди сходи за братом, нехорошо ему одному таскаться, маленький еще! – заключила мама.

– Но ты же отпустила его одного! Почему я должна идти за ним на горки? Я замерзла и уже нагулялась! Ему уже почти четыре года, он взрослый!

– Я думала, что ты там и присмотришь за ним. Ступай живо! Приведи брата домой!

Руки еще покалывало с мороза, я с трудом засунула их в мокрые ледяные рукавицы, шмыгнула носом и бодрым шагом отправилась обратно к озеру. За калиткой расстилался вечер, и, хотя поле светилось свежетканным белоснежным ковром, идти одной было жутковато. Крайний фонарь, освещавший территорию заставы, остался позади, и я шагнула в темную мглу, едва различая протоптанную через поле тропинку.

Вдалеке показались едва различимые фигуры нескольких ребят – разных по росту, кучно шагающих мне навстречу. «Спасена! – с радостью подумалось мне. – Не придется бродить в темноте и прислушиваться, не схватит ли меня нечто, вылезшее из мрака и пугающее до трясущихся коленок и сердца в пятках». Темнота пугала меня, мне казалось, что стоит лишь отвернуться, как за мной начинают наблюдать десятки глаз чудны́х существ, по которым не поймешь, хорошие у них намерения или нет. Я почти слышала, как они дышат мне в спину и перешептываются.

Подпрыгивая от страха, я понеслась навстречу детям, но, когда я смогла разглядеть идущих, кровь застыла в моих жилах. Эта картина до сих пор стоит перед моими глазами. Двое взрослых мальчишек тащили под руки моего братишку. Он не шел сам, его ноги словно маленькие поленца волочились по снегу, едва его касаясь. Он был в черной шубке из искусственного меха и смешной пятнистой шапке, которая почему-то казалась то ли мокрой, то ли грязной – мех на ней слипся и торчал в разные стороны.

Меня насторожило немое молчание, обычно брат тараторил без умолку. В этот момент я поняла, что случилось страшное. И это было в миллион раз страшнее моих чудищ и темноты. Я с диким нарастающим гулом в голове подбежала к ребятам.

– Это мой брат! – крикнула я.

Этих ребят я видела впервые в жизни. Наверное, они были деревенские, хотя в школе я их не встречала.

– Тогда показывай дорогу к вашему дому, – сказал парень в красной шапке. – Живой он, твой брат. Они провалились под лед, мы их вытащили. Только надо быстрее отнести их в тепло. Родители дома?

– Да, мама дома.

– Девчонка тоже рядом с вами живет? – спросил второй парень и кивнул назад.

Я посмотрела туда – и не поверила своим глазам: еще два незнакомых паренька несли под руки подругу Светку. Ее глаза моргали так неестественно медленно, она повисла на ребятах, как ветка плакучей ивы, еле перебирала непослушными ногами по снегу, утопая в сугробах. Снегу намело знатно.

– Да! Пройдем через ее дом!

– Скорее, веди нас. Нельзя терять ни минуты! – скомандовал парень, и я открыла калитку, пропуская всех на территорию заставы.