Хищная. Книга 2 - Инфинити Инна. Страница 10

Я уже не особо контролирую, что говорю. К счастью, я шепчу ему в то ухо, что не со стороны родителей и его невесты, так что они не слышат. Максим же замер, как истукан, и, кажется, не дышит. Не знаю, что еще я могла ему наговорить, если бы меня не отвлёк звонкий женский голос со стороны.

– Привет, Кристина!

Эти слова резко отрезвляют, и мы с Максимом тут же выпускаем друг друга из объятий. Перед тем, как повернуть голову на голос, мы с Максимом встречаемся взглядами последний раз. И я вижу в них удивление и недоумение.

Я оборачиваюсь к его невесте и вижу… Олю Олейникову.

Вот так сюрприз… Все-таки он с ней. Она тоже повзрослела и перекрасила свои светлые волосы на несколько тонов темнее.

– Привет, Оля, – выдавливаю из себя.

Она смотрит на меня с вызовом и явной неприязнью, челюсть плотно сцеплена. Олейникова делает несколько шагов, становится рядом с Максимом и явно демонстративно берет его под руку, при этом продолжая сверлить меня взглядом.

– Кристина, – обращается ко мне отец, и я поворачиваюсь к нему. У меня ощущение, что я в состоянии аффекта, – я тебе сначала не сказал, не хотел тебя беспокоить, когда ты только переехала в Америку. Я думал, ты приедешь на зимние каникулы и сама все узнаешь, но ты так и не приехала ни разу. В общем, когда ты улетела, Максим попал в очень страшную аварию, чудом остался жив. У него была очень сильная травма головы, он пробил головой лобовое стекло и вылетел из машины. – Отец нервно закашлялся, а я будто перестала дышать от его слов. – Максим был несколько дней в коме, потом перенес несколько операций на голову… – Пап тяжело сглотнул, помолчал несколько секунд и продолжил. – В результате аварии, комы и операций у него произошла частичная потеря памяти. Максим не помнит некоторые отрезки своей жизни. И он не помнит последний год перед аварией. – Отец глубоко вздохнул. – Максим не помнит тебя.

Я приросла к одной точке и не в силах ни сдвинуться с места, ни издать хоть какой-то звук. Слова отца проникают в мое сознание будто через какую-то пелену. Когда смысл наконец-то доходит до меня, я чувствую, что воздуха катастрофически не хватает. Я начинаю очень быстро дышать и в ужасе поворачиваюсь снова к Максиму. Он пристально на меня смотрит, будто все еще разглядывает. Думаю, он смотрел на меня все то время, что папа говорил свою речь.

– Максим, ты не помнишь меня? – спрашиваю его отчего-то хриплым голосом.

– Нет, – выдавливает он.

– Совсем???

Он мгновение снова смотрит мне в глаза и выдыхает:

– Совсем.

Я больше не в силах что-либо говорить. Просто стою и смотрю на него. А он на меня. И Олейникова под руку с ним сверлит меня взглядом.

– Пойдёмте ужинать! – весело говорит Елена, явно пытаясь разрядить обстановку.

Оля тут же разворачивает Максима за руку и ведёт в сторону кухни. Я, будто робот, следую за ними, все еще плохо понимая происходящее. Сажусь на первый попавшийся стул и оказываюсь ровно напротив Максима. Пока домработница накладывает нам еду, все молчат. Я тупо смотрю в тарелку, но чувствую на себе пристальный взгляд Максима. Он смотрит на меня, как и девять лет назад, когда только переступил порог этого дома и мы так же, как сейчас, пошли все ужинать.

Когда домработница удаляется, я решаю прервать тишину. За эти пять минут мне удалось более-менее отойти от шока и взять себя в руки.

– А теперь кто-нибудь может мне еще раз подробно объяснить, что произошло? И, самое главное, почему мне восемь лет никто ничего не говорил? – Последнее предложение я говорю с явной злостью и поворачиваю голову в сторону отца. Он виновато потупил глаза.

Елена тяжело вздохнула.

– Кристиночка, – спокойно начала она, – в тот день, когда ты улетела в Америку, Максим попал в аварию. Это произошло на какой-то сельской дороге в 100 километрах от «Золотого ручья». Никто из нас не знает, что Максим там делал, почему он туда поехал. Но это уже и не важно. Максим ехал очень быстро и не был пристегнут ремнём безопасности. В какой-то момент на дорогу выбежали два барана, которые паслись в той местности стадами. Так как Максим ехал очень быстро, он не успел затормозить. В результате его выкинуло из водительского сиденья, он пробил головой лобовое стекло и вылетел из машины. И это большое счастье, что Максим не был пристегнут. Потому что дальше машина скатилась в кювет и несколько раз перевернулась, а потом загорелась. Так же большим везением оказалось, что со стадом баран там был пастух, который все это увидел. Он тут же вызвал скорую помощь, но она ехала очень долго, так как местность сельская. Помимо очень сильной травмы головы у Максима был перелом шеи, правой руки и правой ноги, были сломаны несколько рёбер, сильно ушиблена спина. Из-за того, что скорая ехала долго, было потеряно драгоценное время. В результате Максим провёл два с половиной дня в коме, потом ему требовались тяжелые операции. Восстановление длилось полгода. Когда все закончилось, оказалось, что Максим частично потерял память. Он не помнит некоторые случаи из детства, которые раньше помнил. Но это ерунда. Главное – он не помнит последний год перед аварией: Максим не помнит переезд в Москву и вашу школу.

Елена закончила рассказ и за столом воцарилась гробовая тишина. Отец так и не оторвал глаз от тарелки. Максим продолжает пристально на меня смотреть. Олейникова переводит взгляд с меня на Максима, с Максима на меня.

– Папа, почему ты мне ничего не сказал? – спрашиваю спокойно, не выдавая своих настоящих эмоций.

Он поднял на меня голову.

– Когда все произошло, я не хотел тебя пугать. Максим был в коме, а ты только приземлилась в Америке. Прогнозы врачи давать боялись. Когда Максим очнулся и хорошо перенёс первую операцию, я решил ничего не говорить, потому что у тебя уже началась учеба и ты жаловалась, что очень тяжело. В итоге я подумал, что ты приедешь на новогодние праздники и сама все узнаешь. Но ты так ни разу за восемь лет и не приехала.

– То есть, это я виновата в том, что не знала о произошедшем с Максимом? – Я сверлю его взглядом.

– Нет, ни в коем случае. Просто ты ни разу не спрашивала про Максима, и я подумал, что тебе неинтересна его жизнь.

Я хмыкаю и перевожу взгляд на Максима. Нет смысла сейчас спорить с отцом. Я скажу ему все, что думаю, когда мы останемся наедине. Максим по-прежнему меня пристально рассматривает. Может, у меня что-то не то с лицом? Переборщила с макияжем?

Или пытается меня узнать? Тоже смотрю ему в глаза. Затем скольжу по лицу.

Восемь лет я думала, что он меня предал. Восемь лет я думала, что он меня не любит. Восемь лет я из-за этого не приезжала…

– Максим, передай мне, пожалуйста, соль, – подаёт голос Олейникова. Явно пытается прервать наш с ним зрительный контакт.

Максим отводит от меня взгляд, передаёт ей солонку и снова продолжает на меня смотреть. Ей явно это не нравится.

А откуда она вообще взялась, если Максим потерял память???

– А как вы встретились? – Спрашиваю у Максима с Ольгой.

– Мы учились вместе в школе, – отвечает он. Его голос за восемь лет не изменился. – Но, как ты понимаешь, я этого не помню. С Олей мы снова встретились в МГИМО. Мы там учились. Первый семестр я пропустил, потому что лежал в больнице, начал занятия со второго семестра. Оля увидела меня в коридоре и подошла поздороваться. Я ее, естественно, не узнал, рассказал, что со мной произошло. Так мы и стали снова общаться.

Я перевожу взгляд с Максима на нее. Олейникова продолжает смотреть на меня с вызовом.

– Насколько я помню, ты планировала поступать в МГУ. Как ты в итоге оказалась в МГИМО?

– А у тебя хорошая память, Кристина, – иронизирует.

– Да, в Гарварде был отдельный факультатив по развитию памяти. Я его посещала.

И это правда. У нас действительно был такой факультатив, на котором мы делали различные умственные упражнения, чтобы лучше запоминать.

– Я не поступила в МГУ. Не хватило нескольких баллов до проходного. А в МГИМО прошла. Вот и пошла туда учиться. И не жалею. В МГИМО языки сильнее, к тому же там мы снова встретились с Максимом. – И она опять демонстративно берет его под руку.