Хищная. Книга 2 - Инфинити Инна. Страница 8

И интересно, что это за Ольга. В памяти всплывает наша одноклассница Оля Олейникова, с которой Максим начал встречаться, чтобы отвлечься от меня. Уж не на ней ли он женится? Хотя вряд ли, он же бросил ее прямо на нашем выпускном. Нашел себе новую Ольгу, видимо. Имя-то распространённое.

Я вылетаю в Москву чуть больше, чем за две недели до свадьбы Максима. Напоследок я открываю ключом ту самую комнату, которую планировала сделать своей спальней изначально, но разнесла ее в пух, когда отец сказал, что Максим сменил номер телефона. На полу по-прежнему валяются осколки зеркал и стекла, моя кровь на них за эти восемь лет высохла и изменила цвет на коричневый.

Я прохожу в комнату, сажусь на корточки и аккуратно, чтобы не порезаться, достаю из-под осколков браслет с буквой «К», который Максим подарил мне на Новый год. Он в ту ночь был на мне, но я сняла его перед приездом скорой помощи и бросила на пол. Так он все восемь лет тут и провалялся. Больше я в эту комнату не заходила ни разу.

Я закрыла дверь спальни на ключ, взяла чемодан, окинула последним взглядом свою квартиру, заперла ее и села в такси, которое за пару часов должно довезти меня до аэропорта Нью-Йорка. Часа два я проведу в аэропорту, а потом еще 10 часов в полете.

Уже завтра я встречусь лицом к лицу со всеми призраками своего прошлого.

Глава 4.

Самолёт садится в «Шереметьево», я выхожу из салона, попадаю в аэропорт и первое, что мне режет слух – это русская речь. Очень много русской речи. Так непривычно. В Америке на улице иногда тоже можно было услышать наш язык, но не в таком количестве, как сейчас. Тут абсолютно все говорят по-русски, надписи все на русском. Я как-будто попала в другой мир. Хотя так и есть.

Меня встречает папа со своим водителем Василием. Он до сих пор у него работает, вот только автомобиль отец сменил. У него снова «Мерседес», но более новой модели. Мы с отцом крепко обнимаем друг друга.

– Доча, ну неужели ты приехала? Я не верю, – кажется, папа пустил скупую слезу.

– Мне тоже не верится.

В машине отец пытается говорить со мной на какие-то отвлеченные темы, но я его не слушаю. Жадно смотрю в окно на российские пейзажи.

– Василий, а можете, пожалуйста, поехать через Москву, а не по МКАДу? – Обратилась я к водителю.

– Могу, но соберём все пробки.

– Ничего страшного.

Мы едем по Ленинградке, сворачиваем на Третье транспортное кольцо, потом на Кутузовский проспект. Моя родная любимая Москва… С одной стороны, совсем не изменилась. А с другой, столько новых магазинов и торговых центров. Только сейчас смотрю и понимаю, как же я скучала по этому жестокому циничному городу. В самое ближайшее время обязательно съезжу на Патриарший мост и выпью Дайкири в баре «Стрелка».

Заезжаем на территорию «Золотого ручья», и сердце начинает колотиться с огромной силой. Подъезжаем к нашему дому, и я снова жадно всматриваюсь. Он совсем не изменился. Даже ворота те же самые. Они открываются, и машина заезжает во двор. Не успело авто остановиться, как я уже открыла дверь и вылетела из салона.

– Ну вот мы и дома, Кристиночка, – посмеиваясь сказал мне отец, выходя из машины во двор.

В этот момент открылась входная дверь и на крыльцо вышла Елена. Она постарела. Хотя видно, что очень за собой следит, модная прическа, дорогая одежда. Но глаза уставшие, потухшие. Как у человека, который перенёс что-то очень тяжелое.

Она грустно мне улыбается, спускается с крыльца и подходит ко мне очень близко.

– Здравствуй, Кристина, – тихо говорит.

– Здравствуйте, Елена, – также тихо отвечаю ей.

Секунду мы просто смотрим друг на друга, а потом она меня крепко обнимает. Я обвиваю ее руками в ответ. На глаза почему-то наворачиваются слезы.

– Наконец-то ты вернулась, – ее голос дрожит, – тебя тут очень не хватало. Нам всем.

Я молчу и чувствую, как по щеке скатывается слеза. Хочется спросить, а Максим входит в число «нас всех»? Но я, конечно же, не задаю этот вопрос.

Она выпускает меня из рук, и мы заходим в дом. Внутри все так же. Папа не делал ремонт с тех пор, как я уехала. Я поднимаюсь на второй этаж и захожу в свою комнату. Тут все так, как я оставила перед отъездом. Мой любимый бежевый комод, моя кровать, мой шкаф, мой стол, на котором лежат какие-то редкие предметы. Прохожу в свою ванную. То же джакузи, та же душевая, та же раковина. Глаза падают на унитаз.

Возвращаюсь в комнату, выдвигаю нижний ящик комода, открываю шкатулку, поднимаю панель с танцующей балериной и достаю ключ. Возвращаюсь в ванную, с трудом отодвигаю крышку унитаза и вижу сейф. Открываю его и смотрю на содержимое. Те же пачки денег, те же мешочки с бриллиантами, тот же пистолет и… те же шприцы с ампулами. Викино лекарство. Беру его в руки и рассматриваю упаковку. Взгляд падает на срок годности. Он истек шесть лет назад.

Слезы уже текут ручьём по лицу. Вика… Моя названная сестра. Крестная дочь моей мамы. Как она? Где она? Что с ней? Я не разговаривала с ней с тех пор, как попрощалась перед отъездом. Она тогда старалась держаться молодцом, но в конце все равно заплакала. Я так и не смогла сказать ей, что уезжаю в том числе и из-за нее. Я просто больше не могла нести за нее ответственность. Только сейчас понимаю, как сильно я предала ее. Она меня любила, а я вычеркнула ее из своей жизни.

Как меня Максим.

Я возвращаю просроченное лекарство в сейф, закрываю его и кладу ключ на место. Снова оглядываю свою комнату. Покрывало на кровати слегка сбито и помято, будто на ней кто-то сидел и лежал. Странно. Когда я уезжала, точно помню, что кровать была заправлена идеально. Домработница делала это при мне, пока я собирала последние вещи, а Максим был в душе, из которого он вышел и бросил меня.

Кто-то заходил в мою комнату и проводил время на моей кровати? Интересно. Может, папа, когда скучал по мне?

Подхожу к столу и внимательно его осматриваю. Несколько учебников по английскому языку, пара тетрадей, пенал с ручками, наушники, жесткий диск. На мгновение мой взгляд задерживается на нем. Беру в руки и рассматриваю. Кажется, перед отъездом я скидывала на него наши с Максимом фотографии из поездки на Волгу. Я ему тогда еще сказала, когда он вернулся из душа, что оставила жесткий диск с фотографиями на столе в моей комнате. Он так тут и лежит. Ровно, как я его положила восемь лет назад.

Тихо хмыкаю. Он даже не взял его, чтобы посмотреть наши фотографии.

Выхожу из своей комнаты, пересекаю коридор и захожу в спальню Максима. Сердце колотится, как бешенное. Осматриваюсь и понимаю, что хозяин этой комнаты уже давно тут не живет. Пустой стол, пустой комод, пустая прикроватная тумба, идеально заправленная кровать. Подхожу к шкафу и отодвигаю дверцу. Пусто, одежды нет.

Снова смотрю на кровать, на которой спала последние два месяца перед отъездом. Сколько раз Максим признавался мне в любви на этой постели? Сколько раз говорил, что ему кроме меня никто не нужен? Сколько раз обещал, что мы будем вместе, несмотря ни на что?

Закрываю глаза и чувствую, как противные капли слез текут по шее. Какая ложь, какое предательство… И я до сих пор люблю этого человека? Который так со мной поступил?

– Максим здесь уже давно не живет, – слышу голос за своей спиной и резко вздрагиваю.

Поспешно вытираю лицо от слез и оборачиваюсь. Елена стоит в дверях и смотрит на меня с грустной улыбкой. Еще раз внимательно вглядываюсь в ее лицо: примерно так же выглядела мать Ильи после гибели дочери. Она приезжала тем летом в США к сыну, и я с ней виделась. Но ведь у Елены же сын не умер. Жив, здоров, женится.

– Извините, что зашла в комнату Максима. Просто ностальгия нахлынула.

– Ничего страшного, Кристиночка. Это твой дом.

– А где теперь живет ваш сын? – Аккуратно интересуюсь.

– В Москве со своей невестой. Они завтра вечером приедут на ужин. С тобой повидаться.

В этот момент чувствую, как задрожали мои руки.

– Хорошо, – выдавливаю из себя улыбку, – буду их ждать.