Сага о двух хевдингах (СИ) - Сторбаш Н.В.. Страница 51

Хускарл взглянул на нее снисходительно, пожал плечами и ответил:

— Скажу. Почему ж не сказать? Слить истоки в единый поток не так просто. Я слышал, что вы, северные, часто спешите, гонитесь за силой почем зря. Вот хотя бы ты! — он посмотрел на меня. — Мальчишка совсем, бороду не отрастил, а уже стоишь перед вторым потоком! Откуда у тебя столько разумения, чтобы удержать душу, чтоб не унесло ее водой?

— Так мы же мрежники, — хохотнул было Эгиль.

— Мрежники или нет, только боги знают. Но ведь и у вас есть люди, что становятся чудищами! А значит, и душа в вас есть. Думается мне, что и вы тоже живичи, только разошлись наши рода чуть пораньше и подальше, потому и речь друг друга не разумеем. Или забыли вы, что родились живичами, слова правильные позабыли и придумали свои, иные, незнакомые. Но душа-то есть! У нас мужчина сначала должен дело свое выучить, прежде чем в первый поток ступать. Если уж пахарь, так пахарь! Умей и сеять, и боронить, и жать, и молотить, умей угадывать, когда сажать, а когда собирать урожай. Если ты сапожник, к примеру, так умей сшить сапоги с начала и до конца. Как снять мерки, как выбрать кожу, как выделать ее… Как станешь мастером, так можно пойти в воины, пробудить оставшиеся истоки. Перед первым потоком нужно провести обряд особый, обратиться к богу, что приглядывал за тобой, и уж потом идти кровь проливать. Коли чиста твоя душа и умелы руки, тогда вместе с первым потоком вольется в твою душу божий дар.

Велебор повернул голову к Трудюру.

— Слышал я, что у тебя дар на мужской корень обращен. Да только что в нем толку, если у тебя даже жены нет? Грязны были твои помыслы, не очистил ты душу, потому и дар такой. А ведь он не для потехи дан, а чтобы детей ты народил много.

— А какой тогда дар хороший? — резко спросил я.

— Дар должен от твоего бога идти, чтобы дело твое, от отца перенятое, лучше спорилось. Есть в Велигороде кузнец, которому Толатя даровал любовь к огню, так он может рукой угли ворошить и раскаленное железо брать. И не жжет его огонь, жалеет. Есть охотник, которому Вирьатя помогает в любом лесу дорогу отыскать. Хоть с закрытыми глазами его веди, хоть кружи, всегда знает, где деревня его, где река течет. У деда Хотевита тоже был дар, он обман слышал, потому и стал Жирным. И Велигороду немало добра принес, прогнал князя, что не о городе думал, а лишь о собственной мошне, с каждой гривны хотел четверть себе урвать. И Хотевит мог получить щедрый дар от Ведяти, но не прошел он через обряд, забыл о боге своего рода, поток слил воедино, да только пустой тот поток вышел. Немудрено, что его отец чуть из рода не выгнал.

Дагна слушала живича, сжав губы до белизны. Вот-вот вспылит да выкинет наглого хускарла в озеро, но она лишь опустила голову и смолчала.

1 Чаша — примерно 0,63 литра.

Глава 11

К концу дня мы встретились с другим кораблем. Здесь такие называли ладьями, они были короче, уже и легче, чем драккары, а еще у них не было оскаленных морд. Просто тонкий вытянутый нос. Дагна сказала, что небольшие корабли легче перетаскивать волоком между реками, а морей в Альфарики нет, кроме Альдоги.

Велебор по приказу Дагны начал разговор с людьми на ладье. И я пожалел, что не прихватил Держко. Да, живичи на «Соколе» знали наш язык, но мы-то нет, и выученный десяток слов пока не особо помогал понять, о чем шла речь.

— Говорят, что не принял озерный бог их жертву. Значит, ушла тварь от северного берега, — пересказала разговор Дагна.

— И что делать будем?

— Уходим к берегу. Переночуем, а завтра продолжим.

Ну, никто и не ждал, что тварь набросится на нас в первый же день. Охота — это дело небыстрое, а уж в воде да еще и без Рыбака…

Выбрали пологий берег, вытащили «Сокол», овец привязали и пустили пастись, как раз та бессловесная баба и пригодилась. Пусть приглядит за скотиной. Для Дагны живичи сделали навес из конопляной толстины, натаскали веток для ложа, будто у нее самой рук нет. Вообще они странно относились к Дагне. Вроде бы уважительно смотрели, но не как на равного воина, хотя она превосходила их по силе, а как на госпожу, за которой нужно приглядывать за стенами терема.

И за костерком, горячей похлебкой и горьковатым травяным отваром Альрик спросил у Дагны то, о чем я думал с первого момента, как увидел ее здесь.

— Как же ты согласилась замуж пойти? Чем взял тебя этот купец?

Велебор поперхнулся и закашлялся, выплевывая недожеванные куски. А сама невеста рассмеялась, но как-то грустно.

— Как же мне не хватало братьев-нордов! В городе-то обычно спрашивают иначе. Как эта перезрелка сумела заманить столь видного жениха? Он и зимами вышел, не слишком молод, но еще далеко не стар, и ликом хорош, и род у него отличный, и состояние отменное. А я что? Слишком стара, слишком хороша, значит, гулять буду, хожу в мужской одежде, сражаюсь. Неизвестно, девица ли я или нет. Вдруг у меня муж на Северных островах остался и десять детей? А еще у меня два потока, что немыслимо вовсе.

— Любой норд был бы счастлив взять тебя в жены, — сказал низким голосом Аднтрудюр. — От тебя пойдут крепкие дети!

Я засомневался. Вот возлечь с Дагной никто бы не отказался, это всякому ясно, а брать такую в жены… Ее не поколотишь коли что, даже если гулять вздумает. Всяк будет смотреть на нее и жаждать лечь с ней, а какому мужу это приятно? К тому же, кто знает, какая она хозяйка? С мечом и копьем она управляется — любо-дорого смотреть, а как у нее со стряпней и шитьем? Да и усидит ли она дома? Вдруг родит одного ребенка да и сбежит снова в море! Нет, жениться лучше на тихих девушках.

— Знаешь, какой я была смолоду? — усмехнулась Дагна. — Вепрь, я вроде бы видела бочонок с хельтовым медом на драккаре!

Вепрь быстро сходил за тем бочонком, поставил перед ней.

— Второй раз за всю жизнь поведаю об этом, а потом навсегда забуду. Забыть бы только… Вы когда-нибудь видели девок, что в хирд пошли? Пригожих там нет, да и родом они не вышли. Ни приданого, ни личика свежего, ни семьи крепкой. Зато есть злость. Яркая, обжигающая, едкая злость на жизнь, на отца с матерью, на богов, что отвернулись от тебя с младенчества. Надо мной смеялись, меня били, в меня швыряли навозом и камнями. Свою первую руну я получила на десятой зиме, убив своего обидчика. Не нарочно. Он колотил, я отбивалась, упала, схватила его за ноги и дернула, а он разбил голову об острый лед. После того меня стали бояться, а я поняла, каков мой путь. Не Орсе я глянулась, а Фомриру. В пятнадцать зим я ушла из дому, забрав старый топор, дошла до города, он всего-то в трех днях пути от нас был, а там напросилась в хирд. Сейчас понимаю, как мне повезло. В том хирде были женщины, и они легко ложились с другими, а я уж больно нехороша была: тоща, черна, зла. Спьяну один хирдман захотел ко мне лечь, так я ему щеку разорвала зубами. Он швырнул меня в воду и сказал, что я должна благодарить его, мол, хоть кто-то на меня позарился. Может, тогда я и решила стать красивой, чтоб все мужи только на меня смотрели. Проходили зимы, лета, я билась с людьми и тварями, постепенно наедая мясо, росла, крепла. Потом шестая руна.

Она махом выпила целую кружку хельтова меда. Когда я пил его чистым, меня тогда с нескольких глотков повело, а она даже не раскраснелась.

— Не сразу я заметила, что стала хорошеть. Побелела кожа, кривые зубы встали иначе, волосы загустели, глаза заблестели. Всё, о чем я думала, когда смотрела на себя в воду, стало сбываться. На седьмой руне мне пришлось уйти из хирда. Я даже поменяла имя, так как никто меня не признавал в новом обличье. К восьмой руне я шла три зимы. Я понимала, что красивая воительница без хирда никому не нужна, а в хирде у меня никак не получалось остаться. Даже когда я сама собрала хирд, не сложилось. Сколько раз я жалела, что выпросила у богов такой дар! Потому мне приходилось ловить и убивать тварей не как хирдманы, которые толпой навалятся и тыкают копьями, а хитростью. Ведь я была одна! Придумывала ловушки, приманки, готовила подходящее оружие, училась им владеть. Порой я бралась за такую работу, от которой отказывались хирды в два десятка хускарлов. Порой меня нанимали только на спор, я привыкла спорить и доказывать, что ничуть не хуже прочих. И вскоре обо мне прослышали все Северные острова.