Сага о двух хевдингах (СИ) - Сторбаш Н.В.. Страница 50

И я так думал, пока мы не вышли к озеру.

Передо мной раскинулась голубая ровная гладь, и не было видно ей ни конца, ни края. Будто и впрямь море. Я даже опустил пальцы в воду и облизал их. Пресно.

— И сколько же тут до другого берега плыть?

— Если не спеша, то два дня. Если же во всю силу грести, то до заката доберемся, — спокойно ответила Дагна, оглядывая окрестности. — В последний раз тварь видели неподалеку от северного берега. Туда и пойдем.

Ветер дул попутный, потому мы могли договорить, что не успели на берегу. Но первым вопрос задал Тулле с кормы «Сокола».

— Откуда знаешь, что это тварь? Ведь живичи думают, что это кто-то из богов в глубине ходит и дань собирает с проходящих кораблей.

— И много ты богов знаешь, которые по овце с корабля берут? Так делают либо разбойники, либо ярлы, — усмехнулась она. — Да и вообще живичские боги — не боги вовсе.

— Это как?

Я глянул на хирдманов. Всем ульверам интересно было послушать новые истории, даже Нотхелм Бритт уставился на Дагну, заранее насупив брови. Он хуже всех понимал по нашему, обычные слова и указания знал хорошо, но висы и сказания о богах пока давались ему трудно. Живодер понимал всё, только говорил с ошибками.

Дагна увидела интерес и сказала:

— Велебор, я скажу, как сама понимаю. Коли что, потом доскажешь.

Дружинник Хотевита, хускарл со шрамом от подбородка до макушки, кивнул и уставился на воду.

— Все те боги, чьи имена вы будете слышать каждый день: Масторава, Норовава, Вирьава, Вирьатя, Кудава и Кудатя, Ведява и Ведятя, — это не совсем боги. Когда-то они были людьми, и есть легенды о том, как они стали богами. До них жили первобоги, чьи имена не говорят вслух, да я сама их и не знаю. Говорят, что есть живичи, которые хранят их имена, и есть тайные обряды, которые совершают для тех богов, но кто, когда и где — я не слышала.

— А вправду живичи думают, что все, кроме них, мертвецы? — перебил ее Эгиль.

— О том есть легенда. Когда первобоги лепили людей, во все стороны летели брызги мокрой глины. Потом боги вдохнули душу в вылепленные фигурки, и те ожили. Так появились живичи, которые уже потом рассорились и разделились на разные племена. А комочки разбросанной глины тоже вдруг задвигались, но остались без души, не живые и не мертвые. Потому живичи всех, кто не говорит на их языке, называют мрежниками, мертвыми. В торговых городах к пришлым относятся неплохо, а попробуй зайди в дальние деревни, где гости если раз в год появляются… Там вас сразу захотят убить, и виру не дадут, ибо какая вира за мертвеца? Да и в городах всяко бывает. В Раудборге нынче судачат, какие дети от меня пойдут: с душой или без души. Но я и так баба, какой с меня спрос. А вот если кто из вас захочет взять в жену живичскую девку, никто не отдаст, разве что рабыню продадут. А чтобы родную дочь за мертвеца отдать! Нельзя! В Торговой стороне Раудборга даже те иноземцы, что родились тут, ищут жен на стороне, либо покупают рабыню, либо привозят издалека.

Она замолчала ненадолго, поправила выбившуюся из-под шапки прядь, и я снова задохнулся от прилива желания. А ведь накануне сходил, взял рабыню на ночь и брал ее до полного изнеможения.

— Так вот, боги… Масторава — это хранительница земли, земля-матушка. Говорят, что на живичской земле несколько лет длился страшный неурожай, голод был такой, что помирали деревнями, выедали вокруг всё, вплоть до коры. И жила в то время женщина, было у нее двенадцать детей. В первую зиму они съели корову, во вторую зиму — овец, на третью — всю птицу, на четвертый — съели собак, кошек и даже мышей. А земля всё не хотела растить зерно, только зря сыпали семена в жадную почву. Ни единого росточка не выпустила она. И один за другим умирали дети той женщины. Что ни месяц, новая смерть. Последний сын помер, когда стаял снег после пятой зимы. Похоронила женщина его возле других детей, а потом пошла в чистое поле, разделась донага и легла на землю. Сказала, пусть земля заберет ее тело, как забрала ее детей, пусть наестся досыта, и чтоб больше никогда не умирали люди из-за недорода. Вдруг почва расступилась и поглотила эту женщину, но не умерла она, а стала Масторавой, хранительницей земель. Иные говорят, что не сами умерли те дети, а что были принесены в жертву, но даже после гибели всех детей земля не захотела соблюдать уговор. Потому первобоги сделали Мастораву хранительницей, чтоб смотрела она за недородом и урожаем, чтоб выполняла уговор между людьми и богами. Потому перед вспашкой женщины идут в поля, приносят по капле крови всех своих детей, орошают ей землю, а потом ложатся голыми. Они напоминают Мастораве об уговоре! А при больших неурожаях приносят детей в жертву. Верно я рассказала, Велебор?

Хускарл со шрамом снова кивнул и добавил:

— Ты не сказала, откуда пошел тот уговор. Когда боги создали людей, мир был плох и жесток. Земля была сухой и каменной, вода бурлила и текла, как ей вздумается, огонь полыхал, сжигая всё на своем пути, звери бегали повсюду и рвали друг друга. Боги увидели, что погибнут люди. Обратились они к земле и заключили с ней уговор, что люди будут поливать ее потом и кровью, а она взамен будет кормить их зерном. Обратились они к воде и сказали, что вода должна течь по руслам и не выходить оттуда, и там она может делать, что захочет. Обратились они к огню, но не захотел огонь заключать уговор. Тогда боги заковали его глубоко под землю, а его детей-искорок отдали людям для обогрева и стряпни, строго-настрого сказали людям следить за искорками, потому как злы они за отца и хотят отомстить. Чуть дай им волю, как они выжгут и людей, и дома, и целые леса.

— Верно. Ведява — это хранительница вод. Ей стала девушка, которая убегала от мрежников. Добежала она до обрыва, дальше некуда податься, тогда она прыгнула в воду и попросила укрыть ее от преследователей. И вода приняла ее, дала укрытие. Так девушка и стала Ведявой, матерью-водой. Похожие рассказы есть и про Вирьаву, хранительницу леса, и про Вармаву, хранительницу ветров, и про Кудаву, что следит за домом.

— А что, все живичские боги — бабы? — удивился Аднтрудюр.

— Есть и мужчины. Есть, например, Ведятя, про которого и думают, что он в озере живет. Ведява — хранительница вод, а Ведятя — бог рыбаков, корабельщиков и торговцев, потому что в Альфарики все дороги идут по рекам: летом — на кораблях, зимой — на санях по льду. Есть Нороватя — бог пахарей. Вирьава смотрит за лесом, Вирьатя приглядывает за охотниками, грибниками, дровосеками. Кудава смотрит за домом, а Кудатя помогает строить дома, обустраивать двор, делать ограду, ставить сараи. Толава отвечает за огонь, а Толатя учит кузнецов.

— Выходит, они как муж и жена, — задумчиво промолвил Тулле. — Жена смотрит за хозяйством, а муж пашет, охотится, сражается.

— Да, так и есть.

— А есть тут бог-воин? И какова у него жена?

— Нет такого бога, — сказала Дагна и посмотрела на живича.

Тот качнул головой.

— Нет бога-конунга, как Скирир. Нет бога скальдов, как Фольси. Нет и кого-то, равного Мамиру. Возможно, это первобоги живичей.

— А Домну? Бездна? — спросил Живодер.

— И Бездны нет. Тут говорят, что хороших людей земля принимает в себя, а плохих исторгает в виде чудищ, по нашему тварей. И чем сильнее чудище, тем хуже был человек. На чудищ здесь не охотятся, а убивают только тех, кто нападает на людей. Если убить слишком рано, земля не простит его, а выродит заново. Руны, то есть истоки и потоки, даются землей-матушкой за защиту родины. Но не всякий сумеет выдержать второй поток, он настолько бурный, что может вымыть душу из человека, и тогда остается лишь чудище. Потому хельтом здесь не всякий решится стать, это должен быть человек сильный как духом, так и телом. А уж женщин-хельтов тут прежде не видели вовсе.

— Значит, хельтов тут немного, — как бы невзначай уточнил я.

— Зато хускарлов много. Всяк добрый муж должен собрать первый поток, то есть шагнуть на шестую руну. И не просто шагнуть, но и получить дар своего бога. Только я не очень понимаю, как это выходит. Хотевит-то шестую руну не по обычаю взял, потому на него отец так разозлился. Велебор, расскажешь?