Толпа - Эдвардс Эмили. Страница 23

Брай ставит поднос на плед, кружки слегка дребезжат. Ей кажется, что тема вакцинации заразила всю ее жизнь, она мечтает, чтобы ее гостьи обсуждали что-нибудь другое, но у Джесси что на уме, то и на языке. Брай мельком смотрит на Розалин, но та слушает Джесси с отрешенным видом, так что нельзя понять, о чем она думает.

— О, чай! Спасибо, Брай, — Джесси аккуратно вытирает Коко рот, убирает свою огромную грудь обратно в лифчик и задумчиво добавляет: — Что вообще творится с этими божьими коровками?

И тут же салфеткой смахивает парочку с Коко.

— Мой друг смотрел в интернете, — говорит Розалин. — Это как-то связано с изменениями климата, или еще с чем-то в этом роде…

Джесси не ждет ответа, но вежливо выслушивает Розалин, а затем спрашивает ее:

— Как насчет обнимашек? — и с усмешкой добавляет: — Я имею в виду Коко.

Розалин расплывается в улыбке:

— О, я с большим удовольствием!

Пока Брай разливает чай, маленькую Коко передают с рук на руки, и Розалин тихонько ее качает. Коко хмуро смотрит на нее, а Розалин улыбается и продолжает разговор:

— В общем, возвращаясь к теме вакцинации, я думаю, вы правы, Джесси, что относитесь к этому скептически.

— Спасибо, Розалин, — отвечает Джесси и, расплескивая чай, берет кружку у присевшей на плед Брай.

Брай вспоминает, какой непроницаемой была Розалин на барбекю, когда они обсуждали прививки. Ее молчание говорило само за себя. Розалин продолжает:

— И да, вы правы, когда говорите, что улучшение образа жизни, гигиена, хорошее питание и все прочее предотвращают эти ужасные штуки, но…

— Вы думали об этом из-за собственных детей? — спрашивает Джесси, макает печенье в чай и подтягивает колени к груди.

Она всегда без смущения перебивает других.

Розалин качает головой:

— Нет, у меня нет детей, но у меня много крестников и крестниц, а еще племянница и племянник, так что я помню, как мои друзья и сестра вели подобные разговоры. Они присылали мне статьи о переизбытке токсинов, о социальной ответственности и тому подобном.

— И?

— Ну, я помню, что тогда людей особенно тревожило наличие в вакцинах алюминия. Но в одной статье я прочла, что мы каждый день поглощаем алюминия больше, чем содержится в одной дозе вакцины.

— Ага, но при этом мы не вводим алюминий и все остальное прямо в кровь. А что еще? Продолжайте.

Брай, нахмурившись, смотрит на сестру: «Ради бога, Джесси, дай Розалин высказаться!»

— Помню, мне показался интересным еще один момент: воспринимаете ли вы тело вашего ребенка или свое собственное как нечто опасное, потенциально заразное для других, или считаете его очень уязвимым и требующим защиты.

— Ага-ага, у меня есть такое ощущение, — вставляет Джесси, кивает и с восхищением смотрит на Розалин. — В общем, я в целом согласна с идеей вакцинации, но просто не знаю, насколько это уместно сегодня. Я о том, что в западном полушарии вирус полиомиелита с 1991 года не распространяется — однажды нам придется признать, что некоторые болезни больше не представляют угрозы.

— В Америке прививаются даже от ветрянки, — не удержалась Брай: Джесси досталось уже достаточно внимания Розалин.

Розалин задумчиво кивает.

— Полагаю, мы здесь воспринимаем ветрянку как нечто неизбежное, через что дети просто вынуждены пройти, и точно так же наши родители думали о кори. Но ведь достаточно одной жуткой истории о ребенке, испытавшем на себе последствия кори, чтобы убедиться в необходимости вакцины, не так ли?

— Если допустить, что вакцина безвредна, — возражает Джесси, подняв руку, — потому что не все с этим согласны.

«Вот и началось, — у Брай холодеет в животе, — сейчас пойдут откровения о Мэтти».

— Наш брат Мэтти из-за вакцин живет в интернате, а Клемми, дочку вашей соседки Элизабет, вакцинировать нельзя. Верно, Брай?

Брай кивает и чувствует приступ паники, как бывает всегда, когда ее семью и лучшую подругу упоминают в одном предложении. Она ждет реакции Розалин на историю Мэтти. Ждет жалости и скорбно-заинтригованного выражения лица, говорящего: «Мне так жаль, но расскажите еще, еще, еще!»

Однако Розалин просто кивает и говорит:

— Это очень печально.

И возвращается к Коко, которая извивается у нее на руках и громко пукает.

— Ого! — Розалин улыбается малышке. — Думаю, это намек, чтобы я вернула тебя маме.

Позже вечером, когда Джесси и Розалин ушли, а Альба уже в кровати, на кухне остаются только Эш и Брай. С тех пор, как они не разговаривают, обычные звуки — стук приборов о тарелки, хлопок пробки, покашливание — кажутся непривычно громкими. Когда Эш наклоняется, чтобы загрузить посудомоечную машину, Брай говорит, что идет спать. Еще только половина девятого, но у нее есть хорошая книга и ей принадлежит вся постель. Эш по-прежнему спит в комнате для гостей, кроме того, она хочет находиться там, где его нет.

Эш прекращает расставлять тарелки и выпрямляется:

— Я надеялся, что сегодня мы сможем поговорить.

Брай останавливается в дверях и поворачивается к нему.

— Сегодня уже пять дней, — добавляет Эш.

Он умоляюще смотрит на нее. Брай внезапно осознает, что происходящее между ними кажется ему кошмаром. Распадается еще один брак, еще один ребенок вырастет у родителей, которые не любят друг друга. Но она не смягчится от взгляда его грустных карих глаз. Он это сделал, он вакцинировал их ребенка и превратил кошмар Брай в реальность, вот пусть он и расплачивается. Он, а не она.

— Что ты хочешь? — ее голос звучит устало, холодно.

— Я хочу извиниться. Я не должен был скрывать этого от тебя, — его голос звучит устало и печально.

— Тогда почему, Эш?

— Потому что я боялся. Боялся, что с Альбой что-нибудь случится, и боялся потерять наших друзей.

— С чего бы мы потеряли… — Брай не заканчивает, потому что есть более важная вещь. — Впрочем, ты был готов потерять меня.

— Нет, Брай, пожалуйста, присядь. Всего несколько минут.

Она вздыхает; выходит слишком театрально — как у Альбы, когда ей говорят, что нужно одеваться. Эш указывает на кушетку в гостиной, но Брай направляется к кухонному столу. Она не должна расслабляться; иначе рискует растерять свою решимость.

Эш садится напротив, Брай делает жест рукой, означающий, что он может говорить.

— Я уже рассказывал тебе о своем бывшем коллеге Марке, его дочь умерла от менингита. А потом еще все эти письма от врача, — он перебирает ногами под столом. — Последней каплей стал вопрос Джека на пробежке. Он спросил меня о письме насчет праздника Клемми. Я должен был или соврать одному из самых близких друзей, или перестать с ним общаться. Я чувствовал, что у меня нет выбора, и это очень бесило. Так что я позвонил врачу (у него было время в понедельник днем, после операции) и, поддавшись порыву, отвез туда Альбу после занятий.

Брай представила, как медсестры в приемной дают друг другу «пять», радуясь тому, что наконец заполучили Альбу. Она чувствует прилив злости.

— Всю жизнь, всю свою жизнь я живу с последствиями прививки, а ты решил подвергнуть такому риску нашу дочь, мою Альбу, поддавшись порыву, черт тебя подери?!

Последние слова она выкрикивает что есть мочи, ей уже все равно. Очень хочется что-нибудь сломать или разбить, но она подавляет это желание и отходит от стола:

— Я не готова к этому, не готова.

Она бежит наверх в их спальню, в свою спальню. Жаль, что на двери нет замка.

Оставшись в одиночестве, Брай не знает, что делать со своей злостью, она до такой степени на взводе, что не может даже кричать. Она набирает горячую ванну, чтобы вместо нее заорала ее кожа. Брай так делала еще подростком, когда травля в школе становилась невыносимой. Это не то же самое, что резать себя, но боль помогает, растворяет мысли. Брай устала думать. Она может просидеть в ванной лишь несколько минут, после чего вылезает, мокрая, с красной пульсирующей кожей. Не вытираясь, падает на спину в постель и наслаждается бесчувственностью своего тела; но телефон на тумбочке у кровати звонит. Она не двигается, просто смотрит на сообщение, которое появилось на экране. Оно от Элизабет.