Искупление (СИ) - "LoudSilence". Страница 27

— Возвращайся, Фредди. Я все еще зла на тебя.

Даже Краму не было позволено столько.

Она убегает в свою комнату, плотно запирая дверь. Гермиона уже все решила для себя. Гермионе не нужны сердечные боли и драмы.

Гермиона сыта по горло их играми, но ее так тянет продолжать быть фигуркой в его императорской партии.

Вот только, кто же из них настоящая пешка, а кто гроссмейстер, не поймешь, хоть убейся.

***

Я вышел из комнаты Гермионы в начале восьмого — на улице как раз стало едва рассветать, и осенняя серость заднего двора, куда выходят ее окна, утонула в теплых розоватых оттенках. За всю ночь девушка несколько раз принимала неравный бой с кошмарными сновидениями, рывками бросаясь из одной стороны кровати в другую, скуля и задыхаясь. И, честно говоря, успокоить ее, объятую жаром, было непростым занятием. Однако я справился в оба раза, убаюкивая и стирая горячие слезы, сорванные с подрагивающих длинных ресниц.

— Обещаю вернуться как можно скорее, Миона, — сообщаю — больше себе — полушепотом и подпираю ее со всех сторон пуховым одеялом. И после заправляю каштановую прядку ее аккуратно обрезанных волос за ухо, пока девушка мило посапывает, изредка морща свой вздернутый носик от невпопад спадающих локонов.

Напоследок бросаю взгляд на ее оголенные руки и в тысячный раз жалею. О многом в своей короткой и призрачно беззаботной жизни. Я тихо закрываю за собой дверь, догадываясь, что уже сегодня пожалею и об этом.

Потому что она успеет проснуться и выглянуть на кухню к Джинни в ужасном расположении духа еще до того, как мы с Гарри закончим допрос очередного десятка возможных свидетелей, имеющих представление о том, кто же такая эта сука Беллатриса Лестрейндж.

Потому что мы вновь не узнаем ничего нового, а Гермиона продолжит считать меня предателем, трусливо сбежавшим из ее постели.

========== Глава 10. ==========

Комментарий к Глава 10.

Поздравляю котиков-читателей (и себя - только тайно) с нашим маленьким юбилеем. Ничего не меняется от главы к главе - все так же жду исправлений ошибок в ПБ и вашу невероятную поддержку!

Мур!

Я падаю в пропасть и растворяюсь по частицам в удушающем воздушном потоке. Секунды уже не кажутся вечностью — они ей просто-напросто стали. Слились в призрачном танце, обескураживая убийственной непричастностью ко всему, что происходит в их реалиях.

Времени все равно на осуждающие взгляды, направленные в мою сторону. Времени все равно на мои слёзы. На мои раны. На мою былую бесконечную ему преданность. Но оно почему-то продолжает вселять в меня страх с каждым вздохом и рваным выдохом. Оно все ещё отнимает у меня разум и чувства, не вмешиваясь и в то же время манипулируя.

Время решает все, ничего не предпринимая.

А я ничего не могу сделать. Этот крик в пустоту бесконечно звенит в ушах — никому не нужный и никем не замеченный. То ли кричу я слабо, на последнем издыхании, то ли погружена я в вакуум, отделяющий от всего мира глухими барьерами.

Сотрудники Министерства заковали меня в кандалы, когда встретили после трансгрессии в кабинете Бруствера, и сейчас ведут по длинным многолюдным коридорам.

Как самого опасного преступника этого волшебного мира.

Как животного — на эшафот после съедения своего хозяина.

В движениях Гарри, как я успела заметить, сквозило непривычной ему раздражённостью — никто так и не прислушался к возгласам оставить меня в покое. Складывается — на достаточно весомых основаниях — впечатление, что в эту пору великий мальчик уступает мне по значимости. От этого вывода должна брать гордость, но я не чувствую ни капли удовлетворения, ловя скользкие, словно мыльный кафель, но такие мимолетные, прямо как моменты, заставляющие меня жить, фразы, от которых хочется навсегда оглохнуть:

— А ведь после победы над Тёмным Лордом она выглядела иначе…

— Согласна! Светила личиком в газетах…

— И называли её умнейшей ведьмой столетия.

— Бедная девочка.

— Совсем сошла с ума.

— Какая дикая стала.

Моих спутников оставили в кабинете Министра — на разговор или на чай, я уже не вникала, пойманная в чужеродные, холодящие оковы.

Впрочем, я и не сопротивлялась. Это, по меньшей мере, было бы бесполезно.

Стражникам удалось остановить даже Фредерика, всеми силами цепляющегося за меня с удивительной решительностью и, я бы сказала, настоящей заботой.

***

POV Фред

— Герм, — я ловлю ее во внутреннем дворике, и девушка вздрагивает, вероятно, от неожиданности, почти падая в лужу. Мне достаточно мгновения, чтобы оказаться непростительно близко и поймать ее под руки, прижимая к своей груди. — Неужели испугалась?

— Ты бы еще незаметнее подошел! — она отвечает грубо, вырываясь из моего «спасательного круга», и вновь садится на корточки.

— Чем ты занимаешься?

— А ты не видишь?

— Ну, из того, что мне предстает сейчас… Кто-то сразился с керамическим гномом и — о боже мой! — победил, раскрошив его на разукрашенные острые камушки. К слову, репаро! — части склеиваются в единое целое, и садовое украшение вновь оказывается на своем законном месте. Вот только Гермиона все еще не в духе.

— Я хотела сама. Без магии, — она грустно вздыхает и, укутываясь в дубленку Рона — видимо, схватила первую попавшуюся, избегая меня, — посильнее, встает в полный рост.

— Почему без магии? Забыла простейшее заклинание? Такое возможно? — я смеюсь по-доброму, стараясь ее не задеть. Градус электризованной обстановки нуждается в явном повышении.

— Хватит, Фред, — она не успевает уйти вглубь сада, когда я делаю рывок вперед, сплетаю наши пальцы и обнимаю ее со спины.

— Прости. Я не должен был себя так вести…

— Ты не виноват. Это я ни на что не способна без магии. Да и с ней толку не особо много, — ее откровение, каким бы оно ни было ядовитым, льет мне мед на сердце после часов озлобленного молчания. Это верный признак желания Гермионы открыться кому-то и избавиться от убийственного одиночества, на которое она обрекает себя сама.

— Поверь мне — если верить мне не опасно, — ты волшебна и без магии. Мало кто может сочетать в себе столько полезных качеств, одновременно хвастаться поразительной красотой и еще ежеминутно красть сердечко одного из главных весельчаков Хогвартса. Пожалуй, только Гермиона. Наша Гермиона, — она расслабляется в моей крепкой хватке и сжимает своими тоненькими пальцами несколько моих.

Ты не слышишь моего признания или делаешь вид? Мне просто интересно, правда. Я готов терпеть, сколько ты захочешь.

— Тогда почему ты ушел ночью? — она шепчет, рассчитывая на мой плохой слух. Но с ним у меня все в порядке. В противном случае, я бы не смог так ловко скрываться от преподавателей в холоде ночной школы, пока бегал за дополнительными снадобьями, вскрывая кабинеты. В противном случае, я бы намного позже узнал о твоих вечерних всхлипах.

В противном случае, я бы контролировал все звуки, доносящиеся из ванной, лишь бы ты снова не решилась разбить предательское стекло в поисках невидимой свободы, с более близкого расстояния.

— Так ты поэтому бегала от меня весь день? — я облегченно выталкиваю воздух из легких, поворачивая ее к себе, и целую в затылок. Она не сопротивляется. Она ждет этого. Теперь-то я точно знаю. — Гарри вызвали в Министерство. Мы напросились с ним. Сначала я хотел остаться, но потом понял, что не могу пропустить допрос. Я очень хочу тебе помочь, Герм. Очень.

— Спасибо. Но не уходи в следующий раз, не разбудив. Прошу тебя, — она благодарно утыкается мне в грудь и обвивает шею холодными ладошками.

Я хочу ее согреть в пламени украденного сердца.

И мне чертовски нравится перспектива «следующего раза» в ее растворяющихся на уровне моего подбородка словах.

— Мерлин, ты совсем замерзла. Пойдем в…

— Фред, — останавливает меня ласковой резкостью, на которую мало кто способен. — Давай постоим здесь еще. Холод отрезвляет. Честно, я, — она сбивается, — я просто боюсь сегодняшнего вечера. Я боюсь своих воспоминаний, полного зала свидетелей моей обезоруженности, осуждения, черствости, слухов… Я боюсь узнать ее среди десятков чужих. И еще есть вещь, которую я хочу тебе рассказать, но пока не могу…