Горчичное зерно. Комментарии к пятому Евангелию от св. Фомы - Раджниш (Ошо) Бхагаван Шри. Страница 5
Она ответила: «Не могу. Это запрещено, потому что я из самой презираемой касты».
«Не волнуйся, – сказал Иисус. – Дай воды мне, а я взамен напою тебя – из своего колодца. Сделаешь из него один глоток, и тебя никогда больше не будет мучить жажда».
Ученики спрашивают: «Чему подобно царствие небесное?» Непознанное можно описывать только сравнениями. Так появилась мифология. Миф – это попытка описать то, о чем ничего не известно и что невозможно понять в обычном состоянии ума, сравнивая неведомое с чем-то хорошо известным. Стремление передать непознанное понятными словами – вот что такое миф. Он помогает хоть что-то понять.
О царстве небесном просто так не расскажешь. Нет подходящих слов. Точно не узнаешь, пока сам туда не попадешь. И любые слова будут неправильными. Истину вообще словами не выразишь. Чем же тогда годами занимались Иисус, Лао-цзы и Будда? Что они делали, если все равно не могли выразить истину словами? Они пытались объяснить необъяснимое с помощью понятных символов. Они старались выразить неведомое с помощью известного. Это самое трудное на свете – придумывать мифы, притчи, легенды.
Есть глупцы, которые пытаются анализировать мифы, препарировать их. А потом они говорят: «Да это миф, небылица». Анализируют, препарируют, режут мифы скальпелем – и говорят: «Это миф. Это не настоящая история». Но кто сказал, что миф – это история? К тому же мифы нельзя резать на части, миф – это просто символика. Представьте дорожный столб со стрелкой, а под ней надпись: «Дели». Эти люди рубят столб в щепки, распиливают стрелку, смывают буквы, а потом говорят: «Ерунда тут написана. Мы не нашли никакого Дели!»
Мифы – это дорожные столбы со стрелками, обращенными в сторону неведомого. Миф – не сама цель, а только указатель направления. Вот в чем смысл вопроса учеников: «Скажи нам, чему подобно царствие небесное». Нет смысла спрашивать, какое оно, царство небесное. Почувствуйте разницу: спрашивать, какое оно на самом деле, было бы глупо. На такой вопрос невозможно ответить. Можно спросить лишь о том, на что оно похоже. Иными словами, вопрос звучит так: «Скажи нам что-то такое, что мы сможем понять. Покажи направление, чтобы мы могли хоть чуток представить себе непознанное».
Все равно что слепой спросил бы, на что похож свет. Глупо спрашивать, какой он, свет, если ты слеп. Сама постановка вопроса не позволяет на него ответить. Никто не в силах дать ответ на такой вопрос. Свет можно просто увидеть, но для этого нужны глаза. Другое дело – вопрос «На что похож свет?». Он означает: «Говори теми словами, какие в состоянии понять слепой».
Притчи и мифы – это истины, рассказанные языком слепых. Не нужно резать их на части, в отдельных фрагментах ничего нет. Это только подсказки. И подсказки очень точные, если доверяешь учителю.
В одном японском храме не было статуи Будды. Все входили и тут же спрашивали: «А где же статуя?» Но статуи не было, там стоял только постамент, а на нем – палец, указывающий на небо. Это и был Будда. Священник так и говорил: «Вот он, Будда». Не знаю, понимал ли смысл сам священник, но все видели только палец, обращенный вверх. Вот что такое Будда: палец, указывающий на луну!..
Ученики спрашивают, на что похоже царство небесное: «Расскажи, расскажи нам притчу, простую сказку, понятную даже детям. Мы не знаем, мы никогда его не видели. Расскажи, чтобы мы хоть чуть-чуть могли себе представить». Иисус сказал им:
Оно подобно зерну горчичному,
самому малому среди всех семян.
Когда же оно падает на возделанную землю,
оно дает большую ветвь
и становится укрытием для птиц небесных.
Иисус часто говорил о горчичном зерне, и на то есть много причин. Прежде всего, горчичное зерно – самое крохотное. Бог невидим, он так мал, он меньше всего на свете, – как же рассказать об этой малости? Самое маленькое, что можно разглядеть, – это горчичное зерно. Все, что меньше его, нам неизвестно, потому что неразличимо. Горчичное зерно – это предел видимого, мельчайшая на свете вещь, которую можно разглядеть глазами. Оно крошечное, и все же его еще видно. Если бы мы могли видеть лучше, то попали бы в тончайший мир бесконечно малых вещей. Горчичное зернышко отмечает границу малости.
Но горчичное зернышко – не только самая крохотная вещь, различимая зрением. Кроме того, у него есть удивительное свойство: вырастая, горчица становится самым большим деревом [2]. Вот он, парадокс: самое маленькое зернышко – и самое большое дерево! Бог неразличимо мал, а Вселенную не охватить взором. Вселенная – это дерево, растение, а Бог – зерно. Бог не проявлен, а Вселенная проявлена.
Даже если разрежешь семя, дерева не найдешь, сколько ни ищи. Можно, конечно, сказать, что нет там никакого дерева, и только дураки думают, будто в маленьком семени прячется большущий ствол. Вот так и рассуждают ученые: назовешь цветок красивым, а они отнесут его в лабораторию, разрежут на куски и скажут, что не нашли никакой такой «красоты». Они будут макать цветок в реактивы, проводить анализы, брать пробы, рассуют кусочки цветка в кучу пробирочек с бирками – а потом скажут, что ни в одной пробирке «красоты» не обнаружено. Выйдут из лаборатории и скажут: «Тебе, небось, просто померещилось – нет там никакой красоты. Мы каждый лепесточек изучили, разобрали весь цветок на атомы и ничего особого не обнаружили».
Есть вещи, которые понятны только во всей полноте. Их нельзя делить на части. Они больше, чем сумма их частей, вот в чем вся штука. Это главная беда искателей истины. Истина больше, чем простое соединение ее частей. Это не сумма, а нечто большее. Музыка – это не просто сумма отдельных нот и звуков, нет, она гораздо больше! Когда ноты сливаются друг с другом, возникает гармония – и этой гармонии не было ни в одной отдельной нотке. Я вот говорю с вами – можете раздробить эту беседу на отдельные слова и найти каждое из них в словаре, но меня вы в словаре не найдете! Возьмите вместо меня словарь и скажите: «Тут и так есть все его слова, зачем же его слушать?»
Марк Твен поддался однажды на долгие уговоры своего приятеля и пришел послушать его проповедь. Тот приятель был священником и знаменитым, очень красноречивым оратором, все его ужасно хвалили. Когда он говорил, в церкви собиралась целая толпа, а Марк Твен еще ни разу не приходил. Но приятель так его упрашивал, что в конце концов Марк Твен сказал: «Ладно, обещаю, что в это воскресенье приду».
К той проповеди священник готовился особенно тщательно. Он был очень рад, что придет Марк Твен, и вложил в речь всю душу. Марк Твен сидел в первом ряду, и священник прочитал лучшую в своей жизни проповедь. Он говорил от всего сердца. Речь и вправду получилась прекрасная – настоящая поэтическая симфония.
Но к концу проповеди священнику стало не по себе, потому что Марк Твен выглядел совершенно безучастным. На его лице ни разу не мелькнуло и тени одобрения. Собравшиеся то и дело аплодировали, все были в полном восторге, а Марк Твен сидел себе с каменным лицом, так что нельзя было понять, нравится ему или нет. Ему, похоже, вообще было все равно, а равнодушие часто убийственнее неприятия: даже если тебе что-то не нравится, это все-таки какая-то реакция. Это значит, что происходящее имеет для тебя какой-то смысл. Но если ты равнодушен, значит, не видишь смысла даже возражать, настолько все это тебя не трогает.
Когда проповедь закончилась, Марк Твен с приятелем вместе пошли к машине. Священник и слова не мог из себя выдавить и потому молчал. И только когда Марк Твен выходил из машины, его друг отважился спросить: «Кстати, как тебе моя проповедь?»
И Марк Твен сказал: «Знаешь, ничего нового. У меня дома тоже есть книга, откуда ты все это переписал. Меня не проведешь: твоя речь – чистый плагиат. Остальные, похоже, ничего не заподозрили, но я-то человек образованный и ученый. Между прочим, я в эту книгу буквально накануне вечером заглядывал».