Дом Крови (СИ) - Кин Михаил. Страница 15

Замок был обнесен высокой и массивной крепостной стеной, и перелезать через нее была так себе затея. Он был сложен из массивных каменных блоков и жилой частью донжона стоял на гранитном утесе. Что словно ров служил ему естественной защитой. Пробегая по внутреннему двору мы пронеслись мимо нагруженной бельевой веревки, на ходу похватав одежды. Все-таки мы были на севере, и еще стояла весна, а по ночам веет холодом словно из пустой могилы.

Мы пробежали кухню пропустив взмыленных слуг с подносами когда одинокой свирелью запел рожок, а следом ему вторили замковые колокола: они вовсе не созывали на ужин и не возвещали о рассвете, они истошно били тревогу, и этот звон эхом отскакивая от толстых каменных стен разносился по свей округе. Я поднял голову к потолку вслушиваясь, и выругался.

Слишком рано, мы были заперты словно крысы в крысоловке. Да, нам пара стражников ничего не сделает, но проблема в том, что где пара, там еще пара десятков с арбалетами. Мы неслись по коридору к восточной стене, когда я увидел наш вариант. Все замки были построены по схожему принципу, этот принцип сводился к одной, естественной потребности — это сортир. Они торчали словно грыжи на гладкой, полированной ветрами замковой стене, сливая отходы в бурные воды реки, что текла под ним.

— Быстро они, видно кто-то зашел в казематы, и теперь весь замок знает о побеге.

— На призыв сюда сбежится весь гарнизон.

— Стой Герман, тут спустимся. Дальше идти опасно.

Он глянул на дырку, где растекалась лужей чья-то моча. И все поняв, перевел взгляд на меня, посмотрев как на умалишённого.

— Дерьмовый план, в буквальном смысле!

В замке слышались топот сапог и злые голоса, слышались призывы: чтобы нас нашли, непременно нашли! Приближалась первая волна солдат — разгоряченные алкоголем ряженные в цвета герцога бандиты с острыми мечами и арбалетами.

— Другого нет, и не добежим мы до жилых помещений, — сказал я откидывая деревяшку, что служила крышкой толчка.

Обмотав меч одной из краденных тряпок, я привязал посередине веревку закрепив меч как упор и скинул второй конец вниз, глянув на Германа. Снизу несла свои мутные воды Валкастра, но прыгать отсюда было рискованно, слишком высоко. Он оглянулся назад, глядя на коридор, в котором его поджидала славная битва и не менее славная смерть. Несколько секунд он слушал свой внутренний голос, призывавший его вступить в бой и погибнуть. Для некоторых людей такой голос — самый сладчайший из всех ими слышимых. И я думаю, не будь всех предыдущих событий, он бы несомненно ринулся в драку. Но было несколько нюансов, Герман был в замке мастера, когда его захватил Валуа, и после неравного боя был пленен и сильно избит, его несколько дней морили голодом, надев кандалы, что выпили всю магию. Он был сильно истощен и до сих пор не восстановился, был ранен и явно хромал на правую ногу при беге. И краткий отдых в таверне, что мы получили хоть и помог, но не был спасением, а затем он прошел через пытки. Так что боец из него сейчас был никакой. И взвесив все за и против, видно инстинкт самосохранения все-таки взял верх над природной озлобленностью помноженной на сословные предрассудки, и он попятился, сморщившись, первым нырнул в дыру из под сортира.

— Полночь, скинь меч потом вниз и захлопни крышку. — Попросил я свою спутницу и нырнул в выгребную яму вниз, за ним.

В ушах у меня зашумел ветер когда я спускался, Герман уже барахтался среди волн, борясь за свою жизнью с течением. Спрыгнув, я нырнул, и мир помутнел. Вода оказалась такой холодной, что, когда у меня прихватило истерзанную спину, я чуть не наглотался ее. Но вот я вынырнул, рывком смахнул с лица похожие на плети мокрые пряди волос и жадно втянул полные легкие воздуха.

Берег был слишком высок, а течение — быстрым, и мы отдались ему, плывя вдоль суши. Вокруг брызги, острые камни и мутные продирающие леденящим холодом до костей волны. Я барахтался, сдерживая боль от ран, плыл как мог сквозь могильный холод.

Течение несло нас, и замок, что виднелся мрачной грудой быстро удалялся. Но вот наконец мы добрались до утесов над рекой противоположного берега, и, спотыкаясь о коряги и острые камни, дрожа, словно осиновые листья на ветру, выползли обессиленные и скорчились на берегу реки. Герман поднял на меня взгляд серых глаз: мы промокли до костей, губы от холода уже синели. Но в этих глазах не было страха, там была мрачная улыбка. А главное мы выбрались из западни и оба были живы.

Я посмотрел назад, на темные и голодные воды, что молча в своем безразличии бежали прочь мимо нас. Нас отнесло на несколько миль, и я не сомневался, что за нами вышлют погоню, как только поймут, как именно мы сбежали. Но сейчас главное это согреться, потому что холод убьет нас раньше, чем люди герцога.

В лунном свете мы отыскали расселину в склоне из песчаника, словно шторой закрытую свисающими, длинными корнями, за которой обнаружилась узкая пещерка, главное, она была скрыта от глаз и внутри было сухо. На полу валялись старые обглоданные кости. Мы нашли заброшенное волчье логово. Я кинул взгляд на Германа, он скрючился и дрожал с ног до головы, обхватив себя руками и засунув руки подмышки, пытаясь согреться. И я понял, что идти набирать хворост мне придется одному. Так что сказав, что сейчас вернусь, я поломился сквозь подлесок, принявшись искать, что-нибудь сухое, что могло сойти бы за топливо и срывая на ходу сухие ветки.

Набрав приличную охапку хвороста, я со всех своих онемевших ног бросился назад к нашей пещере. Привычное заклинание огня без каркаса, лишь бы пламя занялось, и мы скучились возле небольшого костра, пытаясь согреться.

Глава 6

Все оставляет след. Каждый несправедливое деяние словно удар топора, перерубая ветвь эхом разносится по лесу нашей жизни. Каждая утрата — поваленное дерево. Для человечества характерны надежда и смелость. Даже когда жизнь ранит нас, мы продолжаем двигаться вперед. Мы идем сквозь мрак — навстречу солнцу — и не желаем останавливаться.

И там, сидя в той холодной пещере я осознал — мне предстоит поработать топором, вырубить еще одну полянку. Да простит меня Наммир, не зря его называют Всевидящим, я не хотел этого, я бежал от этого через пол континента. Но не зря же меня боги привели в дом именно к тем самым ублюдкам, что напали на тот бродячий цирк, убивали женщин. Простых мирных людей, что зарабатывали себе на корку хлеба тем, что развлекали народ на площадях за жалкие гроши. И теперь, эти же самые нелюди, коварством и ложью, угрожали арбалетами, нашим хрупким девушкам, кто искал помощи и защиты, просто пытался спрятаться от бандитов. Подспудное чувство несправедливости зрело во мне, набухало, словно гротескный цветок.

Они хотят убийцу, они его получат, ведь темное прошлое сродни вампиру, который питается свежей кровью настоящего. Как бы ты его не убивал, он всегда восстает снова. И сидя там у костра, пока я дрожал от холода пытаясь согреться, мой внутренний вампир, которого я так старался убить, снова восстал и расправил плечи.

— И что теперь, — дрожа и отбивая зубами дробь спросил Герман. — Что будем делать? Нельзя же их так оставлять.

— Ты ничего, а вот я вернусь обратно.

Он злобно глянул на меня, при свете костра глаза его влажно сверкнули колючим светом холодных звезд висящих россыпью над нами. В сером зеркале его глаз я увидел свое отражение, и оно мне не понравилось.

— Чтоб тебе пусто было Дарий, из-за тебя я влез в сортир, если кто узнает, будут смеяться до конца жизни, а теперь ты оставляешь меня на берегу, а сам пойдешь развлекаться? Хрен тебе. Зачем вообще было сбегать⁈ Мы два мага, еще посмотрим кто кого бы там убил.

— Нам надо было унести целыми свои задницы, а затем посмотреть на их реакцию, что и как они будут реагировать на наш побег. К тому же, я туда не развлекаться пойду Герман, я пойду убивать. Я ни капли не сомневаюсь в твоей храбрости, как и в желании пойти туда. Я не знаю, чем ты раньше занимался, но это Герман другое. Ты хочешь пойти туда чтобы сражаться, а я пойду убивать — это принципиальная разница. У меня есть опыт, я уже делал такое и не раз, тем более, там только один человек представляет опасность, убью его, а остальные мало что смогут сделать.