Осколки полевых цветов - Смелтцер Микалеа. Страница 43

– Вы уже сделали заказ?

Джорджия поправляет рассыпавшиеся по плечам светлые волосы.

– Только напитки.

Я просматриваю меню и откладываю его в сторону. Мы здесь часто ели, так что решение я принимаю мгновенно.

– Так приятно видеть вас обеих, мои девочки. – Мама улыбается, в ее взгляде задумчивость и тоска. – Мы стали так редко проводить время вместе.

– Жизнь – суета, – произносит Джорджия, потягивая из бокала вино.

Вино. За обедом. Хм.

Лично я никогда не была большой любительницей алкоголя, и мне трудно представить себе вино за обедом.

Подходит официантка, мы делаем заказы, и я выбираю для себя напиток. Диетическую колу, разумеется.

Официантка едва успевает отойти от нашего столика, как Джорджия начинает щебетать:

– Я хочу летнюю свадьбу, так что мне нужно уже сейчас выбирать место. Подыскивать фотографа и ресторанное обслуживание, – бормочет она и загибает пальцы, подсчитывая все пункты. – Пора задуматься о платье. Чем раньше, тем лучше. Вы же знаете, какая я привереда. О! И, Салем, ты согласишься быть подружкой невесты?

– Ого! – Сестра застигла меня врасплох. Мы довольно близки, но я предполагала, что она зарезервирует это место для одной из своих подруг. – Конечно, Джорджия. Для меня это большая часть.

Она счастливо улыбается и крепко меня обнимает, хотя это и не совсем удобно, учитывая, что мы сидим бок о бок.

– Я так волнуюсь! Мама, – она отпускает меня и поворачивается к нашей маме, – надеюсь, ты поведешь меня к алтарю? – Она нервно прикусывает губу, как будто боится, что мама откажется.

– Ваша газировка, – прерывает ее официантка, ставит мой стакан и удаляется прочь.

– Джорджия. – Мама сжимает руки, в ее глазах стоят слезы. – Я буду польщена.

Мы едим и разговариваем о грядущей свадьбе. Моя тарелка почти пуста, когда мама со вздохом отодвигает от себя недоеденную порцию, как будто она не только не в силах переварить еще кусочек, но и больше не может смотреть на тарелку.

– Есть причина, по которой я попросила вас, девочки, встретиться со мной за ланчем.

– Настояла, – поправляет ее Джорджия и указывает на нее вилкой. – Ты настояла, чтобы мы сюда приехали, мам.

Мама прерывисто вздыхает.

– Я не знаю, как правильно говорить о таких вещах…

– Ты с кем-то встречаешься? – выпаливает Джорджия, и мне хочется пнуть ее за то, что она перебивает маму. Это так грубо.

– Нет. – Мама качает головой, невеселый смех вырывается из ее горла. – Я… нет, дело не в этом.

– Мама? – Уже сейчас, вглядываясь в ее искаженное болью лицо, я понимаю, что все плохо.

– Я… э-э… – Она садится ровнее, убирает с колен салфетку и кладет ее на стол. И, расправив плечи, бросает нам бомбу. – У меня рак и… прогнозы скверные.

Ты не просто чувствуешь, как разбивается твое сердце. Ты это слышишь.

Эхо слов бьется в твоем черепе, как шарики в пинбол-машине. У меня рак. У меня рак. У меня рак.

– Салем! – кричит мне вслед мама. Сама не знаю, как, я вскакиваю из-за стола, спотыкаясь, выбегаю на улицу, нахожу ближайший замерзший куст, и меня рвет тем, что я только что съела. Пешеходы на тротуаре ругаются и убегают, как будто у меня чума.

Рак. У мамы рак. Я даже не знаю, какой. И имеет ли это значение. По ее словам, прогнозы скверные. Я… я могу ее потерять.

Я делаю неровный вдох, изо всех сил пытаясь набрать в легкие кислорода. Холодный воздух обжигает. Я бреду по улице, шатаясь и обхватив себя руками. Пальто осталось в ресторане. Хорошо, что на мне толстый свитер с высоким воротом.

В конце улицы у меня хватает присутствия духа дождаться зеленого сигнала светофора, чтобы ее перейти. Я почти на другой стороне, когда слышу свое имя. Но меня зовет не мама. Не Джорджия. И даже не Тайер.

Глава сороковая

– Салем! – Он зовет меня с противоположной стороны улицы. У него в руке пакет, и он только что вышел из китайского ресторана. Уже по тому, как он произносит мое имя, я чувствую, что он встревожен и видит, что со мной что-то не так. А я совсем не хочу, чтобы он видел меня в таком состоянии. Калеб машет пропустившей его машине и бежит ко мне. В его глазах сплошная тревога за меня.

Меня. Девушку, которая разбила ему сердце.

– Ты плачешь. – Он всматривается мне в лицо. – Что стряслось?

Я поспешно вытираю слезы. Они холодные на моих щеках.

– Н-ничего, – заикаюсь я и вытираю сопли. Фу. – Ничего, Калеб. – Я смотрю вниз, прячу глаза от его пронизывающего взгляда.

Он нежно приподнимает мой подбородок.

– Да на тебе лица нет.

– Холодно, – объясняю я в надежде, что этого будет достаточно, чтобы заставить его уйти.

– Твоя машина рядом? – Он смотрит по сторонам, высматривая мой автомобиль.

Я качаю головой.

– Нет, сегодня утром она умерла.

Умерла. Как может умереть мама. Я не выдерживаю и снова реву.

– Салем, – мягко произносит Калеб и притягивает меня к себе. – Что происходит? Я знаю, ты не стала бы так убиваться из-за своей машины.

– Я… – Я рыдаю и не могу выдавить ни слова.

– На улице холодно, а ты совсем раздетая. Моя машина в конце квартала. Давай я отвезу тебя домой. – Он ставит сумку на землю и снимает пальто. – Вот, надень.

– Нет. – Я шмыгаю носом. – Я не могу взять твое пальто.

– Еще как можешь! – настаивает он и встряхивает его для убедительности. – Ну же, детка, надень его. – Он морщится от ласкового слова, которое невольно у него вырвалось.

– С-спасибо, – бормочу я сквозь слезы и просовываю руки в рукава. Они еще теплые, нагретые его телом.

Он тянется к моей руке, но останавливает себя и кивком показывает, чтобы я следовала за ним. Дальше по улице стоит его машина, и он открывает для меня пассажирскую дверь. Как только я оказываюсь внутри, он закидывает на сиденье пакет с едой, забирается сам и заводит двигатель. Обогрев включен на полную мощность, и машина быстро прогревается.

– Отвезти тебя домой или куда-нибудь еще?

Он уже направляется к моему дому, когда я вдруг говорю:

– Можно мы немного поездим по округе? Мне нужно успокоиться.

Он бросает на меня задумчивый взгляд, но вопросов не задает.

– Хорошо. – Мы минут двадцать катаемся в тишине, если не считать негромких звуков радио на заднем плане, после чего я нахожу в себе силы произнести:

– Мама пригласила Джорджию и меня на обед. У нее рак. – Мой подбородок дрожит. Черт, я не хочу опять плакать, но все, что я вижу в своем воображении, – это очередные похороны. Они совсем другие. На этот раз я не испытываю никакого облегчения. Напротив, меня парализует страх при мысли о том, как я буду жить без мамы.

– Блин! – резко выдыхает он. – О, господи! Мне так жаль! Ты… ты знаешь, какой рак?

– Не знаю. – Я вытираю влажное лицо, и Калеб открывает бардачок и достает пачку салфеток. Я и забыла, что они всегда здесь лежат, иначе бы сама взяла. – Я убежала, не дождавшись, когда она расскажет. Она подчеркнула, что надежды мало, и мне стало страшно.

Когда рак обнаружили у отца, я благодарила Вселенную и умоляла ее поскорее забрать его из этого мира. Но не маму. Только не ее. Пожалуйста, не забирай ее у меня. Я не готова. Да, я уже взрослая, но мне по-прежнему нужна мама.

– Салем, я хочу, чтобы ты знала: я всегда рядом, несмотря ни на что. Можешь на меня рассчитывать. Всегда. Возможно, мы не будем вместе, – он тяжело сглатывает, как будто ему до сих пор больно об этом говорить, – но я никуда не уйду.

– Она такая молодая, – хриплю я. – Это несправедливо.

Людям нравится утверждать, что жизнь несправедлива. По-моему, это дурацкий способ отмахнуться от вещей, словно они не имеют большого значения. Я не хочу из-за такой установки упускать что-то из виду или не признавать собственные чувства по отношению к чему-то.

– Твоя мама сильная, – уверенно произносит Калеб. – Она борец.

– Да, борец, – шмыгая носом, соглашаюсь я, – но сила порой не имеет значения. Есть сражения, в которых ты не можешь победить. – На его лице отражается жалость. Терпеть этого не могу. Не хочу, чтобы он или кто-либо другой меня жалел. – Ну, уж как есть, – говорю я и расправляю плечи. – Мы через это пройдем.