Русский рай - Слободчиков Олег Васильевич. Страница 97

– Но есть мнение, – продолжал Ротчев приглушенным голосом. – Впрочем, это открытое высказывание адмирал-генерала великого князя Константина: Россия вложит в Калифорнию большие деньги, пришлет людей для земледелия, а они, разбогатев, сделают то, что происходит на всем континенте – отрекутся от России.

По правому борту баркаса показалась крепость на холмах. Сысой указал на нее и спросил правителей:

– Большим судам заход в южный рукав запрещен, но у нас – малое. Почему бы не подойти к пристани?

Главный правитель скинул шляпу, обнажив блестящую лысину, размашисто, по-мужицки, перекрестился и велел дать салют из фальконета. С батареи крепости прозвучал ответный залп судну под компанейским флагом. Купреянов покрылся шляпой и приказал:

– Правь к пристани!

Сысой подвел баркас к берегу и крикнул матросам, чтобы спустили парус. Судно легонько ткнулось бортом в причал. Компанейских гостей встречали офицер с двумя испанскими солдатами и приветливо улыбавшийся мужик с русским выбритым лицом.

– Йоська, опять ты, что ли? – окликнул его Сысой.

– Бывал и Йоськой, – весело ответил толмач, – а нынче – дон Хосе Антонио на службе у коменданта пресидио.

– Беглец и выкрест?! – презрительно взглянул на него Купреянов.

Йоська Волков не повел взглядом в сторону главного правителя, только улыбка, предназначенная Сысою, слегка покривилась на выбритом лице. Ротчев что-то прогнусавил Купреянову приглушенным голосом. Главные люди российских колониальных владений сошли на сушу и свели женщин. Четверка сытых лошадей приволокла к причалу рыдван, подскакивавший и грохочущий колесами по камням. Испанский офицер учтиво открыл дверь, усадил Ротчева и Костромитинова с женами, последним вошел в карету главный правитель Купреянов в мундире морского офицера. Едва рыдван тронулся, матросы, крепившие баркас с хмурым видом, повеселели, стали шутить и перекидываться словечками с прислугой княгини.

Вскоре к баркасу подошли двое русских беглецов, живших при крепости. Им хотелось поговорить с земляками. Сысой сошел на причал, охраняемый двумя испанскими солдатами, сел рядом с беглыми и завел неторопливый разговор. Они были из тех пяти, что бежали из Росса при Шмидте, с выкрестившимися алеутами промышляли бобров в южном рукаве залива, уважались испанскими калифорнийцами. Сысой спросил про Полканова и узнал, что тот теперь служит в Монтерее при губернаторе.

К вечеру правители с женами не вернулись, но прислали посыльного за девками княгини и поваром. Матросам и шкиперу было приказано ждать, переданы от коменданта молоко, масло, пшеничные и кукурузные лепешки. Служащие Росса бездельничали вместе со скучавшими испанскими солдатами. Прошел день и другой, ожидание стало томить, матросы ловили рыбу, пекли на костерке у воды, по нескольку раз в день пили чай.

Правителей с женщинами все не было, по слухам они уехали в Монтерей к губернатору. За это время возле баркаса побывали едва ли не все русские и алеутские жители Сан-Франциско. Новостей из России, интересовавших беглецов, Сысой не знал, но к их радости и одобрению пересказывал о царском указе, дающем право промышленным, прослужившим не меньше двух контрактов, селиться в колониях.

Через неделю, правители, их жены и прислуга вернулись на баркас веселыми и уставшими от путешествия. Матросы оттолкнули судно от причала, подняли парус, Сысой взял курс на устье залива. Был погожий летний денек. Женщины сидели на баке и разговаривали, мужчины устроились на корме, неподалеку от Сысоя, правившего баркасом, оживленно обсуждали итоги поездки.

– Ситуация коренным образом меняется, – Костромитинов ерзал на месте и доверительно клонился к Купреянову. – Обе Калифорнии, Восточная и Южная, похоже, ускользают от Мексики. Политические деятели Соединенных Штатов предлагают нам поделить здешние земли, и Калифорния за своё признание готова уступить России часть территории...

–Деспотия, господа, она и есть деспотия! – качал головой Ротчев, его аккуратные усики возбужденно подрагивали.

Ночевали они в фактории Малого Бодего. Здешний русский служащий натопил баню, приготовил ночлег высоким гостям, улучив подходящий время, смущенно обратился к Костромитинову:

– Отпустил бы ты меня на Ситху, контракт я выслужил, хочу вернуться на родину.

– Подумаем, посчитаем, что задолжал Компании, – уклончиво ответил правитель конторы Росса. А то ведь, промышленный Василий Пермитин при жалованье 350 рублей, не пил, даже не курил, покупал только необходимое, а потратил за этот год 728 рублей.

– У Васьки жена и пятеро детей, а меня только двое индюшат от невенчанной женки. С собой их не возьму. Табак и чай брал в долг.

– Посчитаем, если нет долгов, пришлю замену.

30 августа Костромитинов сдал Ротчеву крепость и все прилегающие к ней хозяйства. Подремонтированная шхуна была спущена на воду. На борт поднялись главный правитель Купреянов и бывший правитель конторы Росса Костромитинов с женой-красавицей и четырьмя детьми. Приказом главного правителя колоний из Росса вывозились все партовщики по причине оскудения промыслов морского зверя. Кадьяки и алеуты с нескрываемой радостью взобрались на борт судна и плясали, мешая матросам и служащим, поднимавшим на шхуну пожитки семьи Костромитинова и тяжелый рояль, особо умучивший грузчиков.

«Елена» ушла к северу, селение партовщиков пустовало, самым многочисленным был индейский посад из восьми десятков жителей, не считая детей. Россияне с креолами остались в меньшинстве, собственно природных русских служащих набиралось десятка полтора вместе с правителем, который, гнусаво, картаво, но говорил по-русски лучше якутов, финнов, шведов и других российских граждан.

Был полдень. Новый правитель конторы Росса в белой рубахе и фраке, из-под которого слегка выпирал барский живот, пил кофе с женой-княгиней. Девки прислужницы весело носилась с подносами из дома к беседке, где расположились супруги и их гость. Сысой шел к правителю конторы просить разрешение вернуться на ранчо к дочери с зятем и был слегка удивлен, застав за столом агронома в праздничном костюме. К коновязи был привязан его резвый жеребец. Приказчик хотел уже повернуть назад, не желая мешать позднему завтраку, но правитель заметил его и поманил к себе. Сысой поприветствовал сидящих и девок-прислужниц, смущенно помялся, но так как правитель вопросительно смотрел на него, сказал, с чем пришел.

– Хотел оставить тебя при себе, но пока в том нет нужды. Ты – из крестьян, служба на ранчо как раз по тебе?! И твой зять – хороший работник.

– Хорошая служба и дочь рядом, – согласился Сысой. – Только диких пригонять на поля – не по мне: старый уже, – поморщился, все еще раздумывая, стоит ли соглашаться на должность приказчика.

– Пошлем помощников помоложе, – снисходительно согласился правитель. – Твое дело проследить, чтобы индейцев не обижали. Впрочем, жатва не скоро, с остальными делами твой зять один справится.

– Справится! – согласился Сысой, настороженно соображая, к чему клонит правитель.

– Бостонцы с Рио-Гранде заказали бот. Договорились за полторы тысячи пиастров. За зиму управишься?

Сысой хмыкнул, мотнув бородой.

– Так бы и сказал: сперва бот, потом на ранчу!

Жена Ротчева, внимательно слушавшая разговор мужа со служащим, что-то проворковала, указав глазами на Сысоя. Правитель с улыбкой предложил:

– Твоя дочь понравилась княгине, она хочет подарить ей платье.

– Зачем дарить? – неприязненно передернул плечами Сысой. – Выдай жалованье, сам куплю.

Супруги поворковали между собой, Ротчев поманил одну из девок. Она подошла к столу, чуть присела, лицо агронома, с изумлением глядящего на нее, напряглось и побагровело.

– Принеси-ка, милая, розовое платье княгини! – приказал Ротчев.

Девица опять присела и побежала в дом. Черных, глядя ей вслед, глубоко вздохнул и супруги, глядя на него, с пониманием рассмеялись. Девка выбежала из дома со свертком, сунула его Сысою так, что он не мог не принять его, иначе как бросив на землю. Смущенно помялся, поблагодарил: