Кто люб богам (ЛП) - Росс Кейт. Страница 76

- Каким чудовищем вы считаете меня, – прошептала она.

- Нет. Я не верю, что вы сделали это из жестокости или равнодушия. Я сомневаюсь, в вашей невиновности, но не в вашем горе.

- Это не горе. Я знала, что почувствую боль, но не думала, что она будет так жестока. Я мечтала о ребёнке каждую ночь. Я мечтала, что буду держать его на руках, что он будет прижиматься ко мне и плакать, а я – благодарить Бога за то, что он жив! И каждый раз я просыпалась одна в темноте, и знала, что случись мне обратить события вспять, я бы сделала то же самое.

- Почему, Белинда, почему? – сэр Малькольм опустился на колени рядом с диваном, всё ещё сжимая её руку. – Почему ты сделала это… Что этот дьявол во плоти сделал с тобой… Как толкнул на это?

- Вы знали? – она в изумлении посмотрела на него. – Вы знали, что он – дьявол?

- Да, – сэр Малькольм прижал её к груди, не отрывая взгляда от портрета Александра, – так что не бойся рассказывать нам всё самое худшее.

- Вы так добры ко мне. Я не знаю, как это может быть. Александр был вашим сыном… а его дитя стало бы вашим внуком. Но вы не поймете… я должна заставить вас понять.

- Когда ты будешь готова, моя дорогая. Когда ты почувствуешь, что набралась сил.

- Я уже готова. Пожалуйста, дайте мне продолжить. Я не могу говорить, не могу объяснять, если вы будете держать меня.

Сэр Малькольм принёс стул и сел рядом с невесткой. Джулиан устроился чуть сзади, чтобы Белинда не видела его. Ей было тяжело рассказывать и без напоминания о том, что здесь присутствует человек, которого она едва знает.

- Я обручилась с Александром в конце своего первого сезона. Когда тебе восемнадцать, когда ты воспитана, как я, и не замужем, ты ничего не знаешь о жизни. Ты чувствуешь себя уверенно и готова покорить весь мир, но ты не знаешь, что это за мир. Ты видишь только то, что сочли возможным показывать тебе. Я знала, что трагедии случаются даже в сердце модного Лондона – мужья оказываются слабыми или жестокими, и жёны страдают. Второе замужество моей матери, за мистером Толмеджем, было очень неудачным. Но я была совсем юна, и мама всегда заботилась о том, чтобы я чувствовала себя уверенно, будто со мной не может случиться ничего плохого.

Её голос сорвался. Она сглотнула и продолжила.

- Итак, я познакомилась с Александром, я была горда и глупа. Меня считали красивой и завидной невестой, и это ударило мне в голову. Я наслаждалась восхищением. Мужчины говорили мне, что они мои рабы, и я презирала их. Какой достойный мужчина назвал бы себя рабом, пусть даже женщины, которую любит?

Александр Фолькленд не был ничьим рабом. Он был уверенным в себе, он был очаровательным, он дал мне почувствовал своё восхищение и обожание… но в нём было что-то неуловимое. Он мог засмеяться, но я не понимала почему. Он мог задуматься, но я не понимала – обо мне, или о чём-то за тысячу миль отсюда. И потом – все так восхищались им, так как я могла не хотеть того, от чего без ума весь мир?

Он сделал мне предложение, и я его приняла. Поначалу я была счастлива или думала, что счастлива. У нас было бурное свадебное путешествие, а едва отойдя от него, мы погрузились в наш первый общий сезон. Вы помните, какими мы стали – нас любили, к нам стремились, нам подражали. Это была заслуга Александра. Он украсил наш дом, подобрал слуг, приглашал гостей, выбирал меню. Я была ему не помощницей, а ещё одним украшением дома. Но я не понимала этого. Я была в восторге о того, что стала первой хозяйкой Лондона – в девятнадцать лет!

Я тогда не думала о том, как за это придётся заплатить. Я не задумывалась о том, как Александр за всё платил. Дохода от моего имения не хватило бы, но я знала, что он делает вложения, и верила, что он достаточно умён, чтобы обогатить нас.

Конечно, я знала мистера Адамса. Александр познакомил нас и объяснил, что мистер Адамс помогает ему в денежных делах. Мы часто приглашали его к там – на вечеринки, не на званые ужины. Александр говорил, что люди не захотят сесть за стол с таким человеком. Но он всегда был любезен с мистером Адамсом, и я брала с него пример. Меня учили быть вежливыми с управляющими или солиситорами, и я вела себя так же с мистером Адамсом.

В марте Александр сказал, что некоторые его вложения пошли прахом. Он сел рядом со мной, взял меня за руки и говорил очень убедительно. Он сказал, что с головой в долгах и не найдёт тридцати тысяч, чтобы расплатиться с кредиторами. Он не может законно продать или заложить моё имение, а если будет продавать картины или мебель, скупщики быстро поймут, что он в отчаянном положении, и все отвернутся от нас. Мы могли даже разориться. Он раз за разом повторял, как сожалеет об этом.

Странное дело – я была рада. Я не признавалась в этом сама себе, но уже давно разочаровалась в нашей семейной жизни. Восторг и радость уже померкли. Я устала. Я уже не хотела быть лучшей хозяйкой Лондона. Я почти не виделась с Александром наедине. Если бы нам пришлось экономить, мы бы не смогли всё время ездить в гости или давать приёмы. Мы бы проводили больше времени вместе дома – быть может, даже уехали в Дорсет. Я вдруг поняла, как скучаю по тому дому.

Но я видела, что он не разделяет моих чувств. Он любил нашу жизнь и не хотел её менять. Всё, что ему было нужно – найти денег, чтобы поправить наши дела. Он сказал, что значение имеют только эти тридцать тысяч фунтов, что грозят нам разорением. Потом он рассказал, что векселя скупил мистер Адамс. Я спросила: «Но ведь это хорошо, правда? Вы с ним друзья – он ведь даст тебе отсрочку?»

Он сказал, что не может убедить мистера Адамса, но я смогу, если захочу. Я ответила: «Но я ничего не знаю о деньгах. Разве моё слово может иметь какой-то вес для мистера Адамса?». Александр сказал, что дело не в моём слове, а в моём лице, моем… – она на мгновение замолчала, но заставила себя продолжать. – Он изъяснялся самым изысканным языком. Он сказал, что мне стоит лишь благосклонно посмотреть на мистера Адамса, улыбнуться ему, поужинать с ним. Это звучало как пустяк – маленькая услуга, что жена может оказать мужу.

Мой разум продолжал отвергать то, что говорил Александр, желая оставить меня в неведении. Когда сопротивляться пониманию стало невозможно, я пришла в ужас. Я бы скорее умерла, чем обесчестила себя и нарушила супружеские обеты. А он хотел всё равно, что продать меня! Я не знаю, предлагал он настоящую преступную связь или просто сомнительную дружбу. Но какое это имеет значение? Для меня это было одно и то же. Я отказалась. Я не могла представить, что я такого сказала или сделала, чтобы он мог подумать, что я соглашусь.

Я должна была покинуть его – просто уехать домой в Дорсет или жить отдельно от него. Он не остановил бы меня, рискуя тем, что я расскажу, что он мне предлагал. Даже самые распутные его друзья сочли бы это отвратительным. Но я осталась. Я была горда. Я не могла позволить людям узнать, как он пытался унизить меня, продать меня. У меня были и другие мотивы, лучшие. Я знала, что Юджин обожает Александра, а больше у него нет кумиров. Он так стыдился своего отца, и я не хотела, чтобы он стыдился и опекуна. И, наконец, были вы, папа. Вы любили Александра, и я знала, что вы будете страдать, если узнаете, каков он.

- О, дорогая моя, – сэр Малькольм покачал головой, – когда я думаю, как ты и Верити страдали от его рук вместо того, чтобы развеять мои иллюзии…

- Кто такая Верити?

- Я расскажу в своё время. Пожалуйста, продолжай – я не хотел тебя прерывать.

- Мы с Александром жили как раньше – если посмотреть со стороны. Я никогда не оставалась с ним наедине, если могла. Я не знала, что он сделал с долгами, но это было неважно. Один раз мы поссорились. Я хотела отослать Юджина в Хэрроу, чтобы отсечь от влияния Александра. Он не годился в опекуны. Александр отказался. Он сказал, что дела идут неважно, и он не может содержать Юджина в Хэрроу, если я не собираюсь помогать. Прошло несколько недель и наступило первое апреля.

Она замолкла, будто у неё перед ногами разверзлась пропасть. Тихим, чуть дрожащим голосом она продолжила: