Кто люб богам (ЛП) - Росс Кейт. Страница 77

- Александр попросил меня поехать с ним на Стрэнд. Я сказала, что думала, будто мы не можем разбрасываться деньгами. Он ответил, что тем более важно делать вид, что можем. Я согласилась. Он будто бы протягивал ветвь мира, и хотя мне непросто было простить его или снова ему доверять, я думала, что должна попробовать. Прямо перед тем, как мы выехали, он сказал, что пригласил Юджина поехать с нами, но тот отказался. Я ничего не заподозрила. Почему бы?

Мы прогуливались по магазину под руку, продавцы заискивали перед нами, как всегда, когда видели нас вдвоём. Я скучала по тем дням, когда это что-то значило для меня – когда я гордилась чужим восхищением, которого не заслуживала, и дружбой людей, на которых не могла полагаться. Когда мы вышли из магазина, к нам подошла какая-то женщина. Она была молода, светловолоса и одета как простая служанка. Девушка была чем-то расстроена. Она спросила, не я ли миссис Фолькленд. Я подтвердила. Тогда она сказала, что моего брата лягнула лошадь, и он в плохом состоянии. Его перенести в дом её госпожи, а он сказал, что его сестра рядом, так что за мной послали.

Я даже не задумалась, насколько убедительна эта история. Я просто решила, что Юджин передумал, и решил присоединиться к нам, а теперь ранен. Александр был преисполнен сочувствия. Он спросил служанку, послали ли за доктором. Она сказала, что не посылали, и Александр ответил, что найдет врача. Я просила его сделать это и отпустить меня к Юджину.

Служанка сказала, что придётся идти пешком, ведь наш экипаж не пройдет по улочке. Я ответила, что это неважно, я просто хочу покидать брата. Если бы я ещё раз подумала, я бы взяла с собой Люка и удивилась бы, что Александр сам этого не предложил. Но в таких обстоятельствах ты просто не успеваешь оценить происходящее. Зачем кому-то всё подстраивать? Как я могла понять, что это ложь?

- Вы не могли, миссис Фолькленд, – мягко сказал Джулиан. – Вы делали то, что казалось вам правильным. Любой человек, имеющий волю и храбрость сделал бы то же самое.

- Я хотела бы в это верить. Я вспоминаю всё снова и снова – вспоминаю, переживая заново, пытаюсь понять, что я могла сделать по-другому. Ничего не выходит. Я делала то, что казалось правильным. Но ничто не сможет убедить меня, что это была не моя вина.

Служанка провела меня по узкому переулку в тесный тёмный дворик. Большинство домов были ветхими, но один – последний – недавно отремонтирован. Туда мы и вошли. Девушка впустила меня через парадную дверь и привела в заднюю приёмную. Она позволила мне войти первой, и там я увидела Дэвида Адамса.

Тогда всё и стало понятно. Юджина здесь нет и никогда не было. Всё это был заговор, нужный, чтобы оставить меня наедине с мистером Адамсом. И подстроил это Александр.

Я попыталась выбраться, но не смогла. Служанка заперла меня внутрь. Я колотила в дверь и звала её, но она не отвечала. Я сказала: «Мистер Адамс, я предполагаю, ключ от этой двери у вас. Будьте добры немедленно меня выпустить».

Он сказал, что сделает это, но сперва хочет со мной поговорить. Он умолял простить его за обман, и что он был нужен лишь для того, чтобы он мог открыть мне своё сердце. Он сказал, что я неверно поняла его чувства, а он не должен был давать Александру говорить о них. Он сказал, что Александр порочен, и не ценит меня так, как я заслуживаю. Но он – мистер Адамс – любит меня, любит уже давно, и сделает для меня всё. Он сказал, что ни на земле, ни на небе не хочет более ничего сильнее, чем защитить меня от Александра и всего мира. Если бы я только поверила в его любовь, он бы положил своё сердце, своё состояние и свою преданность к моим ногам.

Теперь я думаю, что он был честен – он открылся мне, как никому другому. Быть может я знала это уже тогда? Но какая разница! Я не хотела ни его любви, ни защиты. Защита! Этот человек, который так пламенно хотел защитить меня от Александра, сговорился с Александром, чтобы заманить меня в ловушку. Он держал меня как узницу и пытался отнять единственное, чем я дорожила – единственное, что Александр на смог отнять, единственное, что было только моим – честь. Они оба были против меня, и я могла полагаться только на себя. Я почувствовала, что мой единственный выход – полный, совершенный отказ от его предложения. Если я буду тверда, быть может, я смогу пристыдить его и заставлю выпустить.

Так что я была холодна и высокомерна. Я отвергла его чувства как нечто отвратительное, к чему я не хочу прикасаться. Это было ужасно. Каким он до этого был вежливым, таким же стал яростным. Он кричал на меня. Я – пустышка, ангелок из позолоченной бумаги, как и все вокруг Александра. Я позволяла Александру прикасаться к себе, а значит ничем не лучше уличной шлюхи. Он презирает сам себя за то, что любит меня. Он проклинал себя и меня. Он схватил меня за плечи. Я кричала и требовала отпустить меня. Он спросил, не стыдно ли мне, что ко мне прикасается еврей, и не буду ли я дома суматошно отмывать заразу. Меня не волновало, что он еврей – он не был моим мужем и не имел права прикасаться ко мне. Но я не стала ничего ему объяснять. Он был лучше Александра. Он должен был понять.

Он не понимал. Он прижал меня к себе. Он… он… поцеловал меня. Жестоко, безо всякой любви. Я была потрясена как никогда. Он был так силён, а я так беспомощна. Я всегда считала себя сильной, но мне никогда не приходилось бороться с мужчиной. Это всё равно, что бороться с приливной волной. Я не смогла. Я пыталась. О, папа, я пыталась изо всех сил…

- Моя дорогая! – сэр Малькольм прижал её к себе. – Пожалуйста, не плачь!

- Я ничего не могу с этим поделать. Он был прав: я шлюха. Я ничем не отличаюсь от тех, что продают себя на Ковент-Гардене. Хотя я стою больше – тридцать тысяч фунтов, – она слегка безумно засмеялась. – «Кто найдет добродетельную жену? Цена её выше жемчугов» ^[82].

Сэр Малькольм говорил ей что-то успокаивающим тоном, укачивал в объятиях и гладил по волосам. Наконец, она подняла голову с его плеча.

- Мне стало лучше. Простите моё поведение. Но я никогда про это не рассказывала, и всё будто бы вернулось…

- Он не может уйти безнаказанным! – вспыхнул сэр Малькольм. – Этот зверь заслужил кару…

- Папа, вы не должны ссориться с мистером Адамсом! Я не вынесу судебного процесса… Так всё, что я испытала, разнесут по всем газетам, об этом будут сплетничать во всех гостиных. А личного вызова он не примет. Люди его класса не привыкли защищать свою честь при помощи пистолета, – она продолжила более мягко, взяв его руки в свои. – Если вы будете стреляться, он может ранить вас, а я не могу позволить вам рисковать жизнью из-за меня. Или он может просто позволить вам убить себя. Я думаю, он на такое способен. Я тогда вам придётся бежать из страны. И хуже всего – Александр опять победит! Он даже из могилы превратит наши жизни в ад.

Я скажу вам кое-что необычное. Я не знаю, сможете ли вы понять. После… после того, что случилось в том доме… я не могла думать ни о чём. Я помнила, что рукав моего платья порван и закуталась в шаль, чтобы этого не было видно. Потом я поняла, что мне нужно будет взять наёмный экипаж, чтобы доехать до дома, и я испугалась, что у меня нет денег и придётся просить у мистера Адамса. Я всё искала и искала в ридикюле, но ничего не находила. Всё это время я не смотрела на него, но слышала, как он ходит, ходит… Наконец, я сказала, что хочу поехать домой, и он вызвал мне экипаж и заплатил кучеру, не спросив ни о чём. Я никогда не смотрела ему в лицо, но я видела его руку, которой он придерживал для меня дверцу. Она дрожала.

Это странно, папа. Когда я всё обдумала, то поняла, что не ненавижу его. Я боялась его – больше, чем кого-либо в своей жизни. И я ненавидела то, что он сделал со мной. Но я могла понять, что он чувствовал, и как я вывела его из терпения. Я не могла поступить иначе – быть может, и он тоже не мог. Это похоже на ту греческую трагедию, о которой вы рассказывали, папа – где боги явились к человеку и заставляли его совершать ужасные вещи. Мистера Адамса не нужно наказывать – он сам наказал себя. То, что он сделал со мной, недостойно его, и он знает это. Он будет знать это всю жизнь и унесёт это с собой в могилу. Для него это такое же поражение, как для меня.