Убить волка (СИ) - "Priest P大". Страница 35

В сердце Чан Гэна вспыхнуло несметное множество внутренних противоречий и новых вопросов, ответы на которые он не мог отыскать. Однако теперь, внимая мольбе, он осознавал: у него не оставалось иного выбора, кроме как пойти на уступку. Он думал: "Похоже, что мне придется идти навстречу, лишь бы эта нелепая ложь утешила его".

Мальчик опустил взгляд и произнес заветное: "Отец", – не вкладывая в сказанное ни капли чувства.

Глаза Императора Юань Хэ внезапно загорелись, будто в них сосредоточился остаток жизненных сил, коих хватило бы создать лучик света. Его взгляд походил на фейерверк, осветивший всю комнату. Тем не менее, как долго бы он ни смотрел на Чан Гэна, ему было недостаточно. Он тихо сказал:

— Я жалую тебе... Я дам тебе имя "Минь" [1] в надежде, что мой сын вырастет в мире без войн и останется добродетельным, жизнерадостным и справедливым... Что он проведет долгие годы своей жизни в покое и здравии... сотню лет... У тебя есть детское имя?

— Да, мое имя – Чан Гэн.

Губы Императора Юань Хэ слегка дрожали, а его дыхание перемежалось мучительной хрипотой, из-за чего он некоторое время не мог изречь ни слова.

Гу Юнь подошел к Императору и помог старику сесть в постели. Он мягко похлопал того по спине, помогая ему вдохнуть и откашляться. Жадно хватая губами воздух, Юань Хэ тяжело выдохнул и опустился обратно на кровать. Но тут его костлявая рука схватила запястье Гу Юня.

Маршал немедля отреагировал:

— Ваш подданный здесь.

Речь Императора Юань Хэ безотвязно преследовали дыхательные спазмы, точно воздух покидал его легкие, выдуваемый кузнечными мехами:

— Его братья... уже выросли... Только мой Чан Гэн... Я не мог видеть, как он взрослеет.

И тут Гу Юнь что-то почувствовал. Он смотрел прямо в глаза Императору. Старик и молодой человек: один – взволнованный с глазами, мокрыми от слез, второй – преисполненный невозмутимости. Они лишь молча обменялись взглядами, и в то же время казалось, что эти двое заключили друг с другом тайное соглашение.

— Ваш подданный понимает, – кивнул Гу Юнь.

— Я доверяю этого ребенка тебе, Цзыси. У меня больше никого нет, и я могу положиться на тебя одного. Позаботься о нем для меня... – голос Императора Юань Хэ постепенно стихал, а слова превращались в неразборчивые звуки. Гу Юнь с трудом различал, о чем говорил Император.

— Я хочу пожаловать ему императорский титул... Где ты нашел его?

— На северной границе, в Яньхуэй.

— Яньхуэй... – пробормотал Император себе под нос. – Я никогда там не был... Этот городок так далеко... Тогда... передай... передай мой указ... четвертому сыну Императора, Ли Минь, я жалую имя Ян Бэй-ван [2], но... не сейчас... мы должны дождаться церемонии совершеннолетия...

Гу Юнь слушал Императора, не перебивая.

В Великой Лян всем братьям и сыновьям Императора жаловали титул "Цинь-ван". Второму принцу, например, присваивался титул "Вэнь-ван". Также существовал более низкий, в сравнении с первым титулом –"Цзюнь-ван". Последний обычно получали сыновья наследника престола.

— Я не хочу обидеть его, – сказал Император. – Но я не смогу его защищать. Поэтому я должен воспрепятствовать возможной неприязни его старших братьев в будущем. Цзыси, ты же понимаешь, почему нужно дождаться церемонии совершеннолетия, чтобы он мог унаследовать титул?

Гу Юнь выдержал паузу, затем кивнул.

Чан Гэн не понимал загадок, какими они перекидывались. Он невольно переживал бешенные удары собственного сердца, будто оно могло предчувствовать грядущую беду.

— Я хочу издать указ... Поэтому, пусть мой Чан Гэн станет твоим приемным сыном. У меня больше никого нет, кому бы я доверял. Я хочу, чтобы следующие несколько лет он полагался на тебя, пока останется без титула и положения в обществе... Цзыси, будь добр к нему. Даже если у тебя в будущем появятся свои дети, не обращайся с ним плохо. Он уже подрос и не будет тебя обременять... Когда придет его время принимать титул, он будет жить в личном поместье в качестве принца... Я уже выбрал для него подходящее место...

После этих слов Юань Хэ зашелся в сильнейшем приступе кашля. Гу Юнь протянул к нему руки, чтобы помочь, но тот лишь отмахнулся от него.

Старый Император узрел нездоровый цвет лица Чан Гэна – почти мертвенно-бледный. И чем дольше он смотрел на него, тем горестнее ему становилось на сердце.

Он думал о том, почему такой хороший ребенок, как Чан Гэн, не остался рядом с ним?

Почему после всех пережитых тревог, пока велись его поиски, сам он оказался не в силах оттянуть неизбежное, чтобы глядеть на мальчика чуть дольше?

Император отвел взгляд от Чан Гэна, точно слабый и трусливый ребенок. Вместо этого он обратился к Гу Юню:

— Он, должно быть, измучен долгой пыльной дорогой. Пускай мальчик отправляется отдыхать. Я бы хотел поговорить с тобой наедине.

Гу Юнь проводил Чан Гэна до двери и передал его на попечение гвардейцу. Перед уходом он шепнул юноше на ухо:

— Тебе следует отдохнуть. Дождись меня, я тебя найду.

Чан Гэн ничего не сказал и молча последовал за гвардейцем. Его сердце продолжало тревожно биться, однако мальчик не мог в точности описать, что именно он ощущал в этот момент.

На сей раз он становился приемным сыном Гу Юня официально. Это, должно быть, хорошим известием, вместе с тем он никак не мог заставить себя почувствовать радость от таких перемен.

Однако Император сказал свое слово, и Чан Гэн не мог отказаться. Пусть ему не позволили выбирать, он не смел противиться указу самого Императора.

Он мог только склонить голову и мелкими шагами семенить прочь из дворца, окруженного благоговейной и смертоносной аурой. Покидая царственные покои, Чан Гэн невольно оглянулся на Гу Юня и увидел, как тот развернулся к Императору вполоборота. Профиль молодого Аньдинхоу был прекрасен, подобно изысканному портрету.

Строгие и тяжелые одежды главнокомандующего, скрывавшие поджарую фигуру, создавали образ личности сдержанной. При одном взгляде на него в сердце зарождалось необычайно горькое чувство, какое нельзя было выразить несколькими словами.

«О чем ты думал? – усмехнулся Чан Гэн про себя. – Несколько дней назад ты считал себя ничем не примечательным сыном мэра захудалого городка; сыном матери, которая оскорбляла тебя и травила ядом. Сегодня ты – приемный сын молодого Аньдинхоу. Ты не осмеливался даже мечтать о таком подарке судьбы – настолько он удивителен».

Он смеялся над самим собой, будучи совершенно бессильным перед лицом обстоятельств, заставших его врасплох. Четырнадцатилетний мальчик прошел по тускло освещенной галерее императорского дворца. Девятьсот восемьдесят один шаг – прогулка, которую он запомнит на всю оставшуюся жизнь.

Створки дверей в императорские покои оказались плотно запертыми. Возле постели Юань Хэ испускала белый дым паровая курительница. Гу Юнь стоял на коленях перед Императором, а Юань Хэ беседовал с ним:

— Я помню, как в детстве ты был очень близок с принцем Янь. Вы двое были почти ровесниками, а когда вы стояли друг рядом с другом – походили на пару нефритовых кукол.

Когда Гу Юнь услышал о третьем принце, выражение его лица, наконец, немного смягчилось.

— Ваш подданный рос очень упрямым, и ему было не сравнится с характером утонченного третьего принца, имевшего понимание о хороших манерах в столь раннем возрасте.

— Ты не был упрям, – Юань Хэ сделал паузу, затем продолжил слабеющим голосом:

— Не был... Если бы Янь хоть немного походил на тебя, он бы не умер так рано. Драконы рождаются от драконов. Фениксы – от фениксов. Какое семя будет посажено – таким взрастет и побег. Цзыси, кровь, текущая по твоим жилам, достойна силы предшествующего Императора...

— Ваш подданный в смятении.

Император Юань Хэ отмахнулся и продолжил:

— Сегодня, пока нет посторонних, я хотел бы сказать тебе несколько искренних слов. Цзыси, ты рожден, чтобы расширить территории Великой Лян. Даже волкам суждено дрожать и падать ниц пред тобой. Но меня волнует то, что вокруг тебя витает слишком жестокая аура, а это может привести к пагубным последствиям для тебя.