Безрассудная Джилл. Несокрушимый Арчи. Любовь со взломом - Вудхаус Пэлем Грэнвил. Страница 45
– Ну, не то чтобы… – с сомнением протянул Фредди. – Если вдуматься, это в каком-то смысле его вина, знаешь ли.
– В каком-то смысле?
– Ну, то есть, я хочу сказать…
– В каком-то смысле!
Фредди глянул на Джилл с тревогой, уже не совсем уверенный в ее благоразумии. Что-то в выражении лица и тоне девушки ему определенно не нравилось. Острой проницательностью он не отличался, но в его мозговые центры уже закрадывалось подозрение, что все складывается не так уж удачно.
«Ну-ка, напрягись, старина! – с тревогой обратился он к своей бессмертной душе. – Неужто от ворот поворот?» В беседе наступила пауза.
Превратности жизни уже несколько тяготили Фредди. Похоже на игру в сквош, думал он: попасть по мячу, казалось бы, проще простого, но тот вдруг увертывается, и удар приходится мимо.
Жизнь часто подбрасывает такие вот лихо закрученные мячи. Поначалу Фредди нисколько не сомневался, что самым трудным в его американской экспедиции станут поиски Джилл, а потом, с облегчением узнав добрые вести, та радостно помчится вместе с ним домой первым же пароходом. План оказался слишком наивным. При всем своем оптимизме Фредди видел невооруженным глазом, что корабль его надежд, так сказать, дал течь.
Подкатиться, что ли, с другого бока?
– Джилл, послушай…
– Да?
– Ты ведь любишь старину Дерека? Я в смысле… ну ты меня понимаешь. То есть, любишь всерьез, и все такое прочее?
– Не знаю.
– То есть как это, не знаешь? Эй, ну ты что, как можно не знать? Будь проще, старушка… то есть, я хочу сказать, раскинь мозгами. Любишь – не любишь, одно из двух!
Джилл горько улыбнулась.
– Ах, если бы все было так просто! Ты разве не слыхал, что от любви до ненависти один шаг? Поэты говорили об этом не раз.
– Так то поэты… – Фредди презрительно махнул рукой, отметая всех рифмоплетов разом.
В школе его, само собой, заставляли читать разных там шекспиров, но поэзия не затронула его души, и, повзрослев, он предал творчество бардов забвению. Графоманский стишок раз в неделю в «Спортинг Таймс» еще куда ни шло, но для прочего Фредди был решительно не скроен.
– Ну как ты не понимаешь! После такого девушке трудно решить, любит она или презирает.
– Не понимаю. – Фредди упрямо тряхнул головой. – Ерунда какая-то.
– Тогда и разговаривать смысла нет, – фыркнула Джилл, – только лишний раз мучиться.
– Но… ты же вернешься в Лондон?
– Нет.
– Да ну, брось! Не робей, сделай шаг!
Она вновь издала тот же резкий смешок, вселявший во Фредди нехорошие предчувствия. Что-то явно не ладилось. Должно быть, в ходе беседы – где именно, неизвестно – его дипломатический талант дал слабину.
– Можно подумать, речь идет о пикнике! Нет, не стану я делать никаких шагов. Тебе еще многое предстоит узнать о женщинах, Фредди.
– Да уж, с ними сам черт ногу сломит, – проворчал незадачливый посол.
– Эй, погоди! – дернулся он, когда Джилл двинулась прочь.
– А что толку продолжать? Вот скажи, ты ломал когда-нибудь руку или ногу?
– Ломал, а что? – удивился он. – На последнем курсе в Оксфорде, когда играл в футбол за колледж, один увалень в меня врезался, и я упал на руку.
– Больно было?
– Чертовски!
– А когда стало заживать, ты рукой крутил, щипал ее, колол или все-таки старался не трогать?.. Так вот, я не хочу больше говорить о Дереке! Не желаю, и все! У меня в душе живого места нет, и я не знаю, поправлюсь ли когда-нибудь, но хочу дать себе хотя бы шанс… Работаю изо всех сил и заставляю себя не думать о Дереке. Я в гипсе, Фредди, как твоя рука когда-то, и не хочу, чтобы меня били по больному. Надеюсь, пока ты здесь, мы будем часто встречаться… ты просто чудо какой милый, но никогда больше не упоминай его имени и не зови меня домой. Тогда у нас с тобой все будет замечательно… Ну а теперь я оставляю тебя бедняжке Нелли. Она уже минут десять ходит кругами, ждет случая поговорить с тобой. Просто боготворит тебя, чтоб ты знал!
– Да ну? – Фредди опешил. – Какие глупости!
Разинув рот, он провожал Джилл взглядом, и тут подошла Нелли – робко, словно богомолец к алтарю.
– Здравствуйте, мистер Рук!
– Привет-привет!
Она уставилась на него своими огромными глазами, и у Фредди мелькнуло в голове, что Нелли сейчас необыкновенно хороша – и впечатление это было вполне справедливо. Сегодня утром она впервые надела весенний костюм, который выбирала часами, бродя по дюжине магазинов, и вся светилась сознанием того, что выбор удачен. Счастье придало румянец ее щекам, а глазам – мягкий блеск.
– Как здорово, что вы здесь, мистер Рук!
Фредди ждал неизбежного вопроса, который прежде задала Джилл, однако, как ни удивительно, не дождался, отчего ощутил громадное облегчение. Долгих объяснений он терпеть не мог, к тому же сильно сомневался, порядочно ли по отношению к Джилл обсуждать ее личные дела с посторонними. Когда же он сделал вывод, что Нелли то ли нелюбопытна, то ли слишком деликатна, чтобы выспрашивать, на него нахлынула волна благодарности.
Причиной была как раз деликатность. Увидев Фредди на репетиции, девушка сложила, как бывает с простыми смертными, два и два и получила ответ четыре, то есть неверный. Подвели косвенные улики. Джилл, которую Нелли оставила в Лондоне богатой и благополучной, встретилась ей в Нью-Йорке без гроша в кармане, чему был виной биржевой катаклизм – тот же, от которого, как ей смутно помнилось из общей беседы, пострадал и Фредди Рук. Правда, тогда говорилось, что потерял он не так уж много, но присутствие в составе кордебалета свидетельствовало об ином масштабе катастрофы. Другой причины для его появления здесь Нелли придумать не могла, а потому с присущей ей деликатностью, не притупившейся от превратностей жизни, решила, как только увидела Фредди, про его беду не упоминать.
Так рассуждала Нелли, и сочувствие придало ее манере материнскую доброту, которая подействовала на Фредди, еще не отошедшего от урока мистера Миллера и взволнованного отповедью Джилл, как целительный бальзам. Разобраться в своих чувствах было трудно, однако в общем хаосе ясно выделялось одно: Фредди был рад видеть Нелли, как никакую другую девушку прежде, и она согревала ему душу, как не смог бы, наверное, никто. Они болтали о разных пустяках, и с каждой минутой он все более убеждался, что Нелли не такая, как все, и с ней хорошо бы встречаться почаще.
– Знаете что, – решился он, – а давайте, когда эта возня… ну, то есть репетиция закончится, где-нибудь перекусим?
– С удовольствием! Обычно я хожу в «Автомат».
– «Томат»? Не слыхал о таком.
– Это на Таймс-сквер… недорогое такое местечко.
– Я-то подумывал о «Космополисе»…
– Ой, да что вы, там дороже всего!
– Ну, не знаю, примерно как всюду…
Материнское сочувствие переполнило сердце девушки. Наклонившись, она ласково дотронулась до руки Фредди.
– Со мной можете не прикидываться! Мне все равно, богатый вы или бедный, и все такое. Конечно, очень жаль, что вы потеряли свои деньги, зато тем легче нам стать настоящими друзьями, правда?
– Я потерял деньги?
– Ну да, а зачем бы иначе вы нанялись в театр? Я не хотела об этом говорить, но, раз уж о «Космополисе» зашла речь, куда деваться. Вы же потеряли деньги так же, как Джилл? Я сразу догадалась, едва вас увидела. Да ладно, деньги – не главное в жизни!
От изумления Фредди потерял на миг дар речи, а потом воздержался от объяснений уже по доброй воле. Он принял ситуацию и наслаждался ею. Как многих других богатых и в то же время скромных молодых людей, его частенько терзало подозрение, что у девушек, благосклонных к нему, мотивы смешанные, а иногда и не очень. Но, черт возьми, вот перед ним та, которой он вроде бы нравится, хоть и дочиста, по ее мнению, разорен!
– Знаете, – чуть заикаясь, выговорил он – ему вдруг стало трудно владеть голосом, – вы чертовски милая!
– Мне очень приятно это слышать.
Наступило молчание – между ними, во всяком случае. Во внешнем мире, по ту сторону декораций, за которыми они стояли, стоял шум и гам. Там, похоже, разгорался бурный спор, и из невидимого зрительного зала доносился скрипучий голос Айзека Гобла. Однако молодые люди были слишком увлечены друг другом, чтобы вслушиваться.