На своем месте (СИ) - Казьмин Михаил Иванович. Страница 44

Со слов актрисы, удар со Смирновым случился не вдруг, он в тот день с самого утра чувствовал себя не лучшим образом. Когда же, вскоре после обеда, он неожиданно осёкся на полуслове и повалился на бок, Ангелина Павловна, не мешкая ни секунды, взяла оказание ему помощи в свои руки, во всяком случае из её рассказа выходило именно так. С помощью дворецкого Юревича, секретаря Павлова и ещё двух слуг Смирнова раздели и уложили в кровать, после чего Юревич, по распоряжению Красавиной, вызвал телефонным звонком доктора Шиманского. Затем Красавина удалилась в отведённую ей Смирновым комнату привести себя в порядок к приходу доктора, и кто куда перемещался по дому, не видела. Несмотря на некоторое, на мой взгляд, приукрашивание собственной роли во всех названных событиях, рассказ Ангелины Павловны смотрелся если и не особо убедительно, то в любом случае непротиворечиво.

Спрашивать Ангелину Павловну, не она ли похитила бумаги из кабинета Смирнова, и выискивать в её словах недомолвки и противоречия я даже не пытался. Раз уж тайные уломали меня побеседовать с актрисой, упирая на то, что я её хорошо знаю, этим самым знанием я и воспользовался. Не её это образ действий, вот совсем не её. Более того, сложилось у меня впечатление, что и сам Мякиш, и все прочие тайные, кто имел касательство к делу, в виновность Красавиной тоже уже не верили, сразу после первого же её допроса. Если я понимал всё правильно, к Ангелине Павловне Мякиш направил меня для того лишь, чтобы я втянулся в розыск и помогал тайным и далее.

Неприятно, чего уж скрывать, было осознавать, что тайные меня, что называется, на раз просчитали, но себя переделывать как-то не хотелось. Да, нравится мне совать нос в запутанные дела, нравится их распутывать, ну что теперь поделать? Опять же, не забываем про личный интерес — мне ведь и правда совсем не улыбалась возможность ухода записей Смирнова, как незамысловато, но точно выразился Михаил Дорофеевич, куда не надо. Поразмыслив ещё немного, я нашёл во всём этом и нечто приятное — своей хитростью тайные показали крайнюю заинтересованность в моём участии в розыске, а раз так, у меня оживала надежда сделать свою им в том услугу, скажем так, не бесплатной. Так что от Красавиной я уходил в очень даже хорошем настроении.

Но тайные не были бы самими собой, если бы не попытались мне его подпортить. По пути домой меня не покидало ощущение чужого присмотра, и как-то слишком уж быстро после моего возвращения явился ко мне тайный исправник Мякиш. Не казалась мне такая своевременность простым совпадением, ох и не казалась…

Глушителей поисковых артефактов тайные в доме Смирнова нашли аж две штуки — один в кабинете, другой во флигеле, где размещались комнаты прислуги. Быстро управились, ничего не скажешь. Впрочем, когда знаешь, что искать, оно всегда быстрее и проще. Естественно, я загорелся желанием познакомиться с находками поближе, и Мякиш даже согласился такую возможность мне предоставить, но только у них — сами, мол, понимаете, Алексей Филиппович, секретность и всё такое прочее. Ну да, я понимал, и мы с Михаилом Дорофеевичем двинулись в Никитников переулок.

Ни в Палате тайных дел, ни даже в самом Никитникове переулке я никогда раньше не был, так что здание Палаты рассматривал с интересом. До мощи и помпезности хором госбезопасности на Лубянке в бывшем моём мире оно, ясное дело, и близко не дотягивало, да и по здешним меркам выглядело не так чтобы прямо очень внушительно, по крайней мере, со стороны фасада. Похоже, тайные даже в самом облике их главного пристанища старались не выставлять свою службу напоказ. Внутри же на первый взгляд всё походило на любое иное присутственное место, разве что народу в коридорах было заметно меньше. Присмотревшись, я всё же обратил внимание, что сами эти коридоры отличались множественными поворотами и перепадами по высоте своего расположения, так что если бы вдруг, не приведи Господь, конечно, в здание ворвались враги или какие мятежники, препятствовать их продвижению защитникам было бы намного проще, чем при обычной планировке.

Минут за десять хождения по этим коридорам Мякиш привёл меня в небольшую комнатку с массивным столом, на котором стояла довольно сильная лампа, и парой удобных стульев, где и попросил немного подождать. Что выходить из комнатки не следовало, он тактично промолчал, но я же и сам понимаю… Не прошло и четверти часа, как тайный исправник вернулся, и не один. Компанию ему составили урядник в мундире Стремянного охранного батальона и человек постарше меня, невыразительностью своего облика столь сильно походивший на Мякиша, что я невольно задался вопросом, уж не по такой ли наружности подбирают людей в Палату тайных дел? Урядник водрузил на стол небольшой деревянный ящичек и отошёл к двери, на его ремне я увидел кобуру явно под револьвер моей системы. Пустячок, как говорится, а приятно…

— Илья Сергеевич Спицын, магистр артефакторики, — представил Мякиш своего невыразительного сослуживца. — Боярин Левской, Алексей Филиппович, доктор магии, — это уже обо мне.

— Большая честь для меня, ваше сиятельство, — прежде чем принять протянутую мной руку, Спицын почтительно поклонился.

— Алексей Филиппович с сего момента, — раз уж Мякиш познакомил нас как коллег, я счёл необходимым применить в общении со Спицыным правила, принятые в учёном мире.

— Извольте, Алексей Филиппович, — Спицын открыл ящичек, извлёк из него завёрнутые в чистые тряпицы артефакты, выложил их на стол и протянул мне лупу, которую вынул из кармана.

Даже на глаз видно было, что один из артефактов покрупнее и, не иначе, посильнее второго. С одной лишь лупой полное реверсивное прочтение инкантации провести было, конечно, невозможно, но мне оно и не требовалось, хватило и тех следов наполнения, что я сумел обнаружить на глаз. Очень уж напоминали те следы особенности изделий артефактора из Усть-Невского Терехова, что сделал схожие глушители для «Иван Иваныча». Не зря я тогда подробно расспросил мастера о его работах, вот и пригодилось. Понятно, рассказывать тайным о своей поездке в Усть-Невский я желанием не горел, нечего им о том знать, а потому просто посоветовал Мякишу и Спицыну сравнить этот глушитель с тем, который был у того же «Иван Иваныча», именовать какового Тихоновым я при них тоже не стал.

— Я уже сравнил, Алексей Филиппович, — сдержанно похвастался Спицын, мол, я и сам не лыком шит. — Одного мастера работа, готов в том поручиться.

Что ж, право гордиться собой Илья Сергеевич имел полное, что и понятно — кого попало в Палату тайных дел артефактором не приняли бы. Артефакты вернулись в ящичек, и Спицын с урядником удалились. Ушли и мы с Мякишем — Михаил Дорофеевич пригласил меня к себе в кабинет.

Кабинет у Мякиша выглядел намного солиднее, чем у Шаболдина — и мебель получше, и самой той мебели побольше, и стены крашены куда более аккуратно, и занавеси на окнах покрасивее, даже портрет государя Фёдора Васильевича в кабинете тайного исправника выполнен был в холсте и масле, а Шаболдин обходился литографическим. [1] Оно и понятно — Мякиш и чином выше, и ведомство у него посерьёзнее, и служит он в том ведомстве в самой Палате, а не каком-то её отделении.

— С Красавиной вы, Алексей Филиппович, прояснили что-то? — спросил Мякиш, когда подали чай.

— Ни при чём тут она, Михаил Дорофеевич, — ответил я. — Вот совершенно ни при чём.

— Да я и сам теперь так думаю, тем более в свете нынешних-то находок, — признался Мякиш. — Получается, в самый день, когда со Смирновым удар случился, вору и выходить из дому не надо было. Подождал, пока мы с обыском закончим, да и вынес бумаги. Теперь его искать придётся.

— Есть какие-то соображения? — поинтересовался я.

— Есть, — Мякиш довольно усмехнулся. — Я в доме своих людей оставил, чтобы они опросили всю прислугу и составили перечень всех, кто после несчастья с Иваном Фёдоровичем выходил из дома, с указанием, когда ушёл, по какой надобности и когда вернулся. Вот потом прямо по перечню тому и пройдём…

— Кстати, Михаил Дорофеевич, такой вопрос, — неожиданно пришедшая в голову мысль показалась мне требующей прояснения прямо сейчас, — а что теперь с делом Смирнова будет? С издательством? С телеграфным агентством? С «Московским вестником» и «Русским словом»? Кто Ивану Фёдоровичу наследует?