Обворожительно жестокий (ЛП) - Джессинжер Джей Ти. Страница 56
Я забираю у него конверт и прижимаю бумагу к груди, где бьется мое сердце.
— Руби Даймонд... так звали героиню Долли Партон во «Вряд ли это ангел», рождественском фильме девяносто шестого года. Его сняли специально для телевидения.
— Оу. Общая шуточка. Как мило. — Кажется, он хочет закатить глаза, но сдерживается. — Рейс отправляется через полчаса из частного терминала аэропорта. Я уже вызвал тебе такси.
Словно по команде, внизу сигналит машина.
— Как ты узнал, что я вернусь сюда? Я только что ушла с работы.
— Я все знаю. — Когда я глупо на него пялюсь, он улыбается. — Я шпион. Это входит в мои должностные обязанности.
Он шпион.
ШПИОН?
ЧТО, ВО ИМЯ ВСЕГО СВЯТОГО, ПРОИСХОДИТ?
Он мягко берет меня за локоть и помогает подняться. Убирает прядь волос с моего лба, заправляет ее за ухо и говорит:
— Лиам все продумал. Тебе всего-то нужно затащить свою хорошенькую задницу в самолет и прилететь.
Я в замешательстве.
— Я собираюсь стать адвокатом, — выпаливаю первое, что приходит на ум. — Здесь. В Бостоне. Через несколько недель я получу сертификат.
Забавно, но полагаю, я и так его получу. Не каждый день незнакомый брат-близнец твоего любовника-мафиози под стражей появляется с новыми документами для тебя.
— Или, может быть, ты станешь адвокатом в Аргентине, девочка.
Воздух покидает мои легкие. Широко раскрыв глаза, я смотрю на конверт в своих руках.
— Аргентина?
— Ну а что? Там это может сработать. В общем, мне пора. Было очень приятно с тобой познакомиться. — Его голос становится суровым. — Разумеется, нет нужды тебе говорить, чтобы ты никому не сообщала, куда направляешься, и что видела меня.
— Само собой.
Вау. Я ответила почти нормальным тоном.
Мужчина неторопливо подходит к двери спальни, поворачивает ручку и открывает дверь.
— Подожди! — кричу, прежде чем он уходит.
Брат Лиама замирает и оглядывается через плечо.
У меня есть миллион вопросов, но мой мозг — это крендель. Все, что приходит мне в голову, это:
— Как тебя зовут?
Он улыбается. Опасной, таинственной и дикой улыбкой, которая отлично бы смотрелась на волке.
— Киллиан. Скоро мы снова увидимся. Счастливого пути, Тру.
С глубоким чувством потрясения я осознаю, что на этот раз в его голосе не было и следа ирландского акцента.
Подмигнув, он уходит.
За окном моей спальни снова раздается сигнал автомобиля. Меня ждет такси.
Словно меня обдали кипятком, я перехожу от состояния заторможенности к движению со скоростью миллион миль в час. Я не утруждаю себя сменой рабочей формы, просто забегаю в гардероб, срываю пальто с вешалки и натягиваю его. Затем врываюсь в гостиную, сжимая конверт так, словно от этого зависит моя жизнь.
Возможно, так оно и есть.
Элли все еще сидит на диване со своим журналом. Не поднимая глаз, она говорит:
— Правильно, подруга. Ты пойдешь за этим великолепным мужчиной и притащишь его задницу обратно. Никто не уйдет от Труви Салливан, самой экстраординарной сучки.
Я хватаю ее и быстро крепко обнимаю.
— Люблю тебя, Эллибелли.
Поразившись моими словами, она смотрит на меня широко распахнутыми карими глазами.
— Я тоже тебя люблю.
Я разворачиваюсь и бегу к входной двери.
— Если вы, ребята, — бросает Элли мне вслед, — готовы к сексу втроем, то я в деле!
∙ ГЛАВА 31 ∙
Тру
В южном полушарии Земли зима начинается в июне. Поэтому, оставив приятную погоду Бостона, я выхожу из частного самолета на взлетную полосу Буэнос-Айреса в холод и дождь.
Правда, по моему обильному потоотделению можно решить, что я оказалась в летнем Майами.
Полет длился более двенадцати часов. Никаких пересадок. Я не спала, не ела и не пила (если не считать водки с содовой, которую мне постоянно приносила милая стюардесса). Однако опьянеть мне не удалось.
Алкоголь, вероятно, сгорал сразу, как только попадал в мой кровоток.
Я вся горю.
Мое сердце, моя душа, мой мозг, мои потовые железы полыхают.
Водитель в униформе с зонтиком в руках ожидает меня возле лимузина, припаркованного всего в нескольких ярдах от места, где приземлился самолет. Короче, у подножия трапа — или как там называются эти складные ступеньки самолета. Затем мужчина без единого слова провожает в автомобиль.
И мы мчимся в серое, моросящее утро. Если вдруг он задается вопросом, почему на мне что-то похожее на униформу горничной, а выражение моего лица напоминает пришибленную током, то он не подает вида.
Центр города огромен, многолюднее Бостона с его небоскребами и оживленными улицами. Но чем дальше мы забираемся, тем меньше на дорогах заторов, а бетон уступает место зеленым полям и холмам. Примерно через сорок пять минут мы сворачиваем на длинную дорожку из гравия, обсаженную огромными плакучими ивами, а на пастбищах пасутся лошади. Мы петляем по сельской местности, пока не оказываемся у внушительных железных ворот.
Резная деревянная вывеска у ворот гласит: Estancia Los Dos Hermanos.
Водитель щелкает пультом дистанционного управления, и ворота, скрипнув, медленно раздвигаются. Примерно на милю вверх автомобиль поднимает нас по невысокому холму. Добравшись до вершины, передо мной расстилается вся долина.
Вдалеке раскинулся фермерский дом с красной черепичной крышей и широким крыльцом. Неподалеку находится большой деревянный амбар, конюшни и несколько других небольших хозяйственных построек. В пруду спокойно плавает стая гусей.
У парадной двери дома стоит мужчина. Высокий, темноволосый, широкоплечий, в джинсах, ботинках и белой рубашке, расстегнутой у горла, с закатанными манжетами, открывающие мощные предплечья в татуировках.
Даже на таком расстоянии я узнала его.
Лица не видно, но мне подсказывает сердце.
Мне становиться настолько легко, что я не могу сдержать рыданий.
Я реву всю дорогу к дому. Я не останавливаюсь, даже когда лимузин подъезжает ближе и мужчина в дверях выходит навстречу автомобилю, быстро преодолевая расстояние длинными ногами.
Я плачу, когда распахиваю дверцу еще до полной остановки авто. Плачу, когда выхожу. Плачу, когда спотыкаюсь о собственные ноги и когда начинаю падать на колени.
Он, конечно, подхватывает меня прежде. Лиам никогда не позволит мне упасть. Наверное, потому, что ему нравится носить меня на руках.
Лиам берет меня на руки и просто стоит, держа в своих сильных руках, пока я рыдаю в его шею. Я так крепко ее стискиваю, что Лиам, вероятно, задыхается.
— Привет, королева пчел, — хрипло шепчет он мне на ухо.
Сквозь рыдания мне удается ответить:
— Привет, волчок.
— Слышал, что ты любишь меня.
Какое же Деклан трепло.
— Кажется, у тебя все отлично.
Лиам крепко стискивает меня, затем глубоко, страстно целует, отчего я начинаю рыдать еще сильнее.
Посмеиваясь, Лиам поворачивается и медленно идет к дому, успокаивая меня своими объятиями.
* * *
В данный момент я слишком устала, чтобы просить рассказать мне, как он сбежал из-под стражи и добрался до Буэнос-Айреса. Да и мой мозг слишком слаб, чтобы что-то усвоить. Поэтому я просто позволяю Лиаму отнести меня в спальню этого уютного жилого дома и уложить на кровать.
Он молча снимает с меня куртку и ботинки, после чего разувается сам. Затем опускает нас на матрас и крепко прижимает меня к себе. Мы лежим лицом к лицу, а не «ложками», как обычно.
— Как полет? — спрашивает он.
— Бесконечный.
— От тебя пахнет водкой.
— Напомни мне треснуть тебя, когда я проснусь.
А потом я проваливаюсь в глубокий сон без сновидений, который можно было бы принять за смерть.
К моему пробуждению меняется только свет. Мы с Лиамом находимся в той же позе. Только теперь он спит.