Обворожительно жестокий (ЛП) - Джессинжер Джей Ти. Страница 56

Я забираю у него конверт и прижимаю бумагу к груди, где бьется мое сердце.

— Руби Даймонд... так звали героиню Долли Партон во «Вряд ли это ангел», рождественском фильме девяносто шестого года. Его сняли специально для телевидения.

— Оу. Общая шуточка. Как мило. — Кажется, он хочет закатить глаза, но сдерживается. — Рейс отправляется через полчаса из частного терминала аэропорта. Я уже вызвал тебе такси.

Словно по команде, внизу сигналит машина.

— Как ты узнал, что я вернусь сюда? Я только что ушла с работы.

— Я все знаю. — Когда я глупо на него пялюсь, он улыбается. — Я шпион. Это входит в мои должностные обязанности.

Он шпион.

ШПИОН?

ЧТО, ВО ИМЯ ВСЕГО СВЯТОГО, ПРОИСХОДИТ?

Он мягко берет меня за локоть и помогает подняться. Убирает прядь волос с моего лба, заправляет ее за ухо и говорит:

— Лиам все продумал. Тебе всего-то нужно затащить свою хорошенькую задницу в самолет и прилететь.

Я в замешательстве.

— Я собираюсь стать адвокатом, — выпаливаю первое, что приходит на ум. — Здесь. В Бостоне. Через несколько недель я получу сертификат.

Забавно, но полагаю, я и так его получу. Не каждый день незнакомый брат-близнец твоего любовника-мафиози под стражей появляется с новыми документами для тебя.

— Или, может быть, ты станешь адвокатом в Аргентине, девочка.

Воздух покидает мои легкие. Широко раскрыв глаза, я смотрю на конверт в своих руках.

— Аргентина?

— Ну а что? Там это может сработать. В общем, мне пора. Было очень приятно с тобой познакомиться. — Его голос становится суровым. — Разумеется, нет нужды тебе говорить, чтобы ты никому не сообщала, куда направляешься, и что видела меня.

— Само собой.

Вау. Я ответила почти нормальным тоном.

Мужчина неторопливо подходит к двери спальни, поворачивает ручку и открывает дверь.

— Подожди! — кричу, прежде чем он уходит.

Брат Лиама замирает и оглядывается через плечо.

У меня есть миллион вопросов, но мой мозг — это крендель. Все, что приходит мне в голову, это:

— Как тебя зовут?

Он улыбается. Опасной, таинственной и дикой улыбкой, которая отлично бы смотрелась на волке.

— Киллиан. Скоро мы снова увидимся. Счастливого пути, Тру.

С глубоким чувством потрясения я осознаю, что на этот раз в его голосе не было и следа ирландского акцента.

Подмигнув, он уходит.

За окном моей спальни снова раздается сигнал автомобиля. Меня ждет такси.

Словно меня обдали кипятком, я перехожу от состояния заторможенности к движению со скоростью миллион миль в час. Я не утруждаю себя сменой рабочей формы, просто забегаю в гардероб, срываю пальто с вешалки и натягиваю его. Затем врываюсь в гостиную, сжимая конверт так, словно от этого зависит моя жизнь.

Возможно, так оно и есть.

Элли все еще сидит на диване со своим журналом. Не поднимая глаз, она говорит:

— Правильно, подруга. Ты пойдешь за этим великолепным мужчиной и притащишь его задницу обратно. Никто не уйдет от Труви Салливан, самой экстраординарной сучки.

Я хватаю ее и быстро крепко обнимаю.

— Люблю тебя, Эллибелли.

Поразившись моими словами, она смотрит на меня широко распахнутыми карими глазами.

— Я тоже тебя люблю.

Я разворачиваюсь и бегу к входной двери.

— Если вы, ребята, — бросает Элли мне вслед, — готовы к сексу втроем, то я в деле!

∙ ГЛАВА 31 ∙

Обворожительно жестокий (ЛП) - _1.jpg

Тру

В южном полушарии Земли зима начинается в июне. Поэтому, оставив приятную погоду Бостона, я выхожу из частного самолета на взлетную полосу Буэнос-Айреса в холод и дождь.

Правда, по моему обильному потоотделению можно решить, что я оказалась в летнем Майами.

Полет длился более двенадцати часов. Никаких пересадок. Я не спала, не ела и не пила (если не считать водки с содовой, которую мне постоянно приносила милая стюардесса). Однако опьянеть мне не удалось.

Алкоголь, вероятно, сгорал сразу, как только попадал в мой кровоток.

Я вся горю.

Мое сердце, моя душа, мой мозг, мои потовые железы полыхают.

Водитель в униформе с зонтиком в руках ожидает меня возле лимузина, припаркованного всего в нескольких ярдах от места, где приземлился самолет. Короче, у подножия трапа — или как там называются эти складные ступеньки самолета. Затем мужчина без единого слова провожает в автомобиль.

И мы мчимся в серое, моросящее утро. Если вдруг он задается вопросом, почему на мне что-то похожее на униформу горничной, а выражение моего лица напоминает пришибленную током, то он не подает вида.

Центр города огромен, многолюднее Бостона с его небоскребами и оживленными улицами. Но чем дальше мы забираемся, тем меньше на дорогах заторов, а бетон уступает место зеленым полям и холмам. Примерно через сорок пять минут мы сворачиваем на длинную дорожку из гравия, обсаженную огромными плакучими ивами, а на пастбищах пасутся лошади. Мы петляем по сельской местности, пока не оказываемся у внушительных железных ворот.

Резная деревянная вывеска у ворот гласит: Estancia Los Dos Hermanos.

Водитель щелкает пультом дистанционного управления, и ворота, скрипнув, медленно раздвигаются. Примерно на милю вверх автомобиль поднимает нас по невысокому холму. Добравшись до вершины, передо мной расстилается вся долина.

Вдалеке раскинулся фермерский дом с красной черепичной крышей и широким крыльцом. Неподалеку находится большой деревянный амбар, конюшни и несколько других небольших хозяйственных построек. В пруду спокойно плавает стая гусей.

У парадной двери дома стоит мужчина. Высокий, темноволосый, широкоплечий, в джинсах, ботинках и белой рубашке, расстегнутой у горла, с закатанными манжетами, открывающие мощные предплечья в татуировках.

Даже на таком расстоянии я узнала его.

Лица не видно, но мне подсказывает сердце.

Мне становиться настолько легко, что я не могу сдержать рыданий.

Я реву всю дорогу к дому. Я не останавливаюсь, даже когда лимузин подъезжает ближе и мужчина в дверях выходит навстречу автомобилю, быстро преодолевая расстояние длинными ногами.

Я плачу, когда распахиваю дверцу еще до полной остановки авто. Плачу, когда выхожу. Плачу, когда спотыкаюсь о собственные ноги и когда начинаю падать на колени.

Он, конечно, подхватывает меня прежде. Лиам никогда не позволит мне упасть. Наверное, потому, что ему нравится носить меня на руках.

Лиам берет меня на руки и просто стоит, держа в своих сильных руках, пока я рыдаю в его шею. Я так крепко ее стискиваю, что Лиам, вероятно, задыхается.

— Привет, королева пчел, — хрипло шепчет он мне на ухо.

Сквозь рыдания мне удается ответить:

— Привет, волчок.

— Слышал, что ты любишь меня.

Какое же Деклан трепло.

— Кажется, у тебя все отлично.

Лиам крепко стискивает меня, затем глубоко, страстно целует, отчего я начинаю рыдать еще сильнее.

Посмеиваясь, Лиам поворачивается и медленно идет к дому, успокаивая меня своими объятиями.

* * *

В данный момент я слишком устала, чтобы просить рассказать мне, как он сбежал из-под стражи и добрался до Буэнос-Айреса. Да и мой мозг слишком слаб, чтобы что-то усвоить. Поэтому я просто позволяю Лиаму отнести меня в спальню этого уютного жилого дома и уложить на кровать.

Он молча снимает с меня куртку и ботинки, после чего разувается сам. Затем опускает нас на матрас и крепко прижимает меня к себе. Мы лежим лицом к лицу, а не «ложками», как обычно.

— Как полет? — спрашивает он.

— Бесконечный.

— От тебя пахнет водкой.

— Напомни мне треснуть тебя, когда я проснусь.

А потом я проваливаюсь в глубокий сон без сновидений, который можно было бы принять за смерть.

К моему пробуждению меняется только свет. Мы с Лиамом находимся в той же позе. Только теперь он спит.