На исходе лета - Хорвуд Уильям. Страница 25

Кроты внизу в тревоге переглянулись, услышав старческие шаги по тоннелю.

— Это бывший гвардеец Додцер! — прошептал Хей. Шаги приближались к входу в нору, а Кроссворт, в истерике от гнева и растерянности, бежала сзади, крича на старого крота, чтобы он остановился и не выставлял себя дураком.

Но было поздно. Додцер ворвался в узенький проход, подняв сморщенные лапы, выставив хрупкие когти, сощурив глаза в темноту, где, по его мнению, должен был скрываться соперник. Бичен заметил, что некогда это был большой красивый крот, ставший теперь старым и близоруким.

— Срам! Мерзость! Обманщица! — кричал Доддер, кружась на месте, готовый к бою.

Но когда его глаза привыкли к темноте, вместо одного он увидел семь кротов, с приветливыми улыбками уютно расположившихся на полу, и среди них не было видно врагов и обманщиков.

Возникла долгая пауза, потом Доддер спрятал когти и медленно принял обычную стойку.

— Вижу, ты была права, и я сам выставил себя дураком. Хуже того, я, старый заслуженный воин, проявил ужасную невоспитанность.

Подавленный, но сохраняя важность и достоинство, Доддер повернулся к Кроссворт и проговорил:

— Ударьте меня, мадам, ударьте по голове. И посильнее, если вам угодно. Тогда я уйду и больше не буду вам мешать. Стукните меня, мадам! Увидите, я не дрогну!

Ко всеобщему удивлению, Кроссворт повела себя весьма достойно.

— Ни за что, — сказала она. — И раз уж ты пришел, то лучше оставайся, хотя и не зря тебе стыдно. Да, Доддер… — И проницательный наблюдатель, кое-что понимающий в кротах, заметил бы в глазах Кроссворт нечто вроде глубокого уважения, словно проявление гнева со стороны Доддера и его ревность убедили ее в чем-то, в чем раньше она сомневалась…

Эта трогательная сцена благополучно разрешилась, и, вероятно, паре предоставили бы возможность исследовать свои чувства друг к другу, если бы Хизер не высунулась из тени в дальнем конце зала и, указывая лапой на Доддера и судорожно схватив Бичена за плечо, не заголосила:

— Посмотри, Бичен! Посмотри на мерзавца, послушай его надменный голос, познай его подлую натуру! Да будут его глаза ослеплены твоей мощью, о Камень, его уши оглушены твоим Безмолвием, а его Слово раздавлено, как плющится медлительный червяк под гневными лапами твоих приверженцев! Не подведи нас, Бичен! Вырасти сильным и неси мщение! Накажи неверного, ибо на твоей стороне сила и многие ждут твоего праведного гнева как знака следовать за тобой. Не обмани наших надежд!

Когда это словоизвержение закончилось, Доддер, который слушал и не верил своим ушам, спросил:

— Это она, случайно, не меня имеет в виду? — А потом, осознав, кто такая Хизер, пробормотал: — Сумасшедшая, ничего не соображает.

— «Сумасшедшая»? — недоверчиво повторила Хизер и, отпустив Бичена, с угрожающим видом приблизилась к Доддеру.

Но Триффан не дал перепалке перейти в драку, напомнив, что близится Середина Лета, время для примирения, к тому же все устали. Еще несколько историй, несколько песен, и пора спать. Утром можно будет пойти еще куда-нибудь, а поскольку Кроссворт оказала всем такое гостеприимство, то ей и выбирать, куда пойти.

— Дай нам чего-нибудь поесть, Бичен! — попросил он, и, когда Бичен сделал это, все сошлись в одном: Бичен симпатичный, воспитанный крот и всеобщая надежда.

Но день был долог, он принес много впечатлений, и Бичен уснул вскоре после того, как принес червей, под продолжающиеся с прежней живостью разговоры, начиная понимать своеобразную натуру общины, в которой родился.

Когда настало утро и кроты, разнеженные прошедшей ночью, почистились и погуляли по поверхности, Кроссворт объявила, что раз уж решать ей, то все должны отправиться к Мэддеру, соседу и врагу Доддера, и что она не хочет слышать никаких возражений ни от кого, а особенно от бывших гвардейцев.

— К Мэддеру! — возмутился Доддер. — Пойти в гости к Мэддеру! Ничего себе!

Но день был теплым и ясным, и все в веселом настроении отправились наверх, в Истсайд.

❦

Настроение у Додцера улучшилось, и в начальной части пути он не выказывал недовольства, вел себя вполне дружелюбно и даже пригласил встретившихся по пути Смитхиллза и Скинта присоединиться к компании. Но, приблизившись к своим и Мэддера тоннелям, опять принял воинственный тон и стал рассказывать всем, кто соглашался слушать, какой ужасный крот этот Мэддер.

— Будь осмотрителен, Бичен, — сказал он тихо, не желая, чтобы Кроссворт услышала его жалобы. — Когда начнешь устраивать собственные тоннели, сначала выясни, кто будет твоими соседями и каковы у них привычки. Мэддер — это образец того, что я называю недисциплинированным кротом. Впрочем, сам увидишь, сам увидишь.

И они увидели. Приблизившись к участку Доддера — к тому, что он называл своим участком, — все увидели двух кротов. Один самозабвенно жевал червяка, а другой озабоченно смотрел на него.

— Это Флинт, его тоннели примыкают к тоннелям Доддера, — шепнул Хей. — И он никак не может решить, чью сторону принять.

Его прервал Мэддер, который, увидев Доддера и кротов с ним, подпрыгнул и завизжал:

— Мы знали, что ты вернешься, несчастный ублюдок, и вот ты здесь! Бывшим гвардейцам и прочим подобным негодяям лучше не ступать на мой участок, иначе им придется пожалеть об этом! Остальным, конечно, добро пожаловать, а ты… Катись в свои тоннели, пока не изведал моих когтей!

В ответ Доддер выпрямился и принял угрожающую позу, высокомерно взирая на врага. Мэддер последовал его примеру, тщетно пытаясь отряхнуться и пригладить шерстку. Но трудность заключалась в том, что, будучи моложе Доддера, он не имел его бравой гвардейской осанки, а если бы даже и имел, эффект от боевой стойки все равно пошел бы насмарку из-за его до неприличия взъерошенного, косматого вида. Хотя его шерсть была достаточно густой и даже лоснящейся, она никогда не лежала ровно, топорщась во все стороны.

Глаза его, к сожалению, тоже были не лучше. Кроме того, они косили — один смотрел куда-то вдаль, а другой на кончик носа, — и собеседнику Мэддера трудно было решить, глядит ли он на него или нет, и еще труднее встать так, чтобы удобно было продолжать разговор.

Казалось, дело приближается к потасовке, когда Кроссворт бросилась между противниками со словами:

— Опомнись, Мэддер! Вот так гостеприимство ты мне оказываешь!

— Клянусь Камнем, да это же Кроссворт! Будь я проклят…

В глазах Мэддера отразилась тревога, когда он взглянул на кротиху, а потом на прочих и осознал, что может повлечь за собой этот визит. Придется искать червей, любезно улыбаться; устроят в норе полный кавардак…

— Да, Мэддер! Мы пришли в гости, все мы, и я буду очень недовольна, если перед самой Серединой Лета ты не найдешь в себе сил быть любезным с нами, и с Доддером в том числе.

— Но… — промямлил Мэддер, предчувствуя самое худшее, и начал оправдываться: — Так много дел… тоннели засорились… червей мало для этого времени года…

— Мадам, — вмешался Доддер, — видя недостаток учтивости и любезности со стороны этого вздорного крота и его очевидное, я бы даже сказал упорное, нежелание пригласить нас…

— Успокойся, Доддер! — прервала его Кроссворт. — Так что ты говоришь, Мэддер?

— Я говорю: добро пожаловать! Счастлив видеть вас в добром здравии и пригласить всех к себе, — ответил тот, добавив в надежде, что никто не услышит: — Хотя я намеревался пригласить тебя одну, Кроссворт, чтобы мы могли… Ну, ты понимаешь… ближе познакомиться.

— Он неисправим! — вскричал Додцер. — Нашептывает, замышляет что-то, увиливая от своих общественно полезных обязанностей. Да, ничего другого я от него и не ожидал… — И, обернувшись к Бичену, специально для него продолжил: — Держи с ним ухо востро. Это распущенный крот, и его внешность выдает его сущность. Если я говорю, — а я говорю! — что он крот Камня, я не имею в виду неотесанность камнепоклонников вообще. Впрочем, — тут Додцер скромно улыбнулся, — льщу себя надеждой, что моя внешность лучше характеризует кротов Слова, чем этот кавардак — Камень. Будь бдителен, молодой крот, держи ухо востро.