Конец заблуждениям - Кирман Робин. Страница 55

Тем утром она очнулась ото сна в отеле «Прага», лежа в постели на спине рядом с Дунканом. Внезапно комната закружилась, и все воспоминания и образы, которые высвободились, начали вставать на свои места.

Джина вышла на улицы Праги, чувствуя себя так, словно больше не знала, что правда, а что ложь. Ярко раскрашенные дома выглядели как игрушки. Все было не тем, чем казалось, ни ее любящий Дункан, ни она сама. В вестибюле отеля ее ждало письмо от Вайолет, и она знала, что подруга встретится с ней примерно через час, и тогда она будет спасена от Дункана, и эта безумная охота, в которую она невольно втянулась, закончится. После сегодняшнего дня она может даже никогда больше не увидеть Дункана.

Джина продолжила свою прогулку, направляясь в Старый город. Ее мысли находились в таком водовороте, что она могла лишь блуждать, брести вслепую, пока не оказалась перед домом, который выглядел еще более странно, чем остальные: маленький старинный дом со Звездой Давида на фасаде. На мгновение она вообразила, что у нее начались галлюцинации – как иначе могло случиться, что Дункан стоял перед ней, точно призрак?

Если бы она не увидела его тогда, такого униженного, с глазами, остекленевшими от слез, пошла бы она на встречу с Вайолет? Сбежала бы она с Вайолет, вместо того чтобы сбежать с ним? Она могла бы, да – такой оскорбленной и преданной она себя чувствовала. Он воспользовался ее слабостью; он эксплуатировал ее привязанность; он разрушил ее попытки пройти мимо него и стать свободной!

И как же она удивилась, когда увидела Дункана – и почувствовала перемену в себе, внезапное странное желание рассмеяться прямо там, на тротуаре. Дункан, как, черт возьми, ты смог это провернуть?! Ты, хитрый ублюдок, как ты посмел?!

Она была тронута масштабом того, что он сделал, многими деталями, которые она раньше игнорировала, но которые теперь приобрели должное значение: пропавшая записная книжка, обручальное кольцо, которое слишком легко соскользнуло с ее безымянного пальца, внезапный отъезд из Берлина. Ради нее, ради ее возвращения он плел интриги и рисковал буквально всем, что у него было: своей карьерой, своими связями с друзьями и семьей, своей репутацией, своей безопасностью. Он отбросил все другие обязательства, заглушил все умеренные возражения – боже, он даже выбросился с балкона! – ради нее, ради их любви!

Все голоса в ней, которые сомневались в нем из-за того, что его соблазнила Марина, или настаивали на том, что он потеряет веру и разочарует ее, были заглушены в тот день тем, что сделал Дункан. Ее осторожный, прагматичный Дункан, который, по ее мнению, не обладал безумием, необходимым для великого искусства и великой любви, оказался сумасшедшим до мозга костей! Разве они не были созданы друг для друга? Дункан являлся таким же лжецом, как и она, и любовь Дункана к ней была такой же искренней.

Когда поезд прибыл на ближайшую к их нынешнему жилищу станцию, было почти пять. Джина вернулась на два часа позже, чем намеревалась, и наверняка Дункан уже сидел дома и волновался. По дороге от станции ей приходилось сдерживаться, чтобы не заторопиться и не раскраснеться на бегу, и в квартиру она поднялась на лифте, а не по лестнице, чтобы не показаться запыхавшейся. Она должна была казаться бледной и едва шевелящейся, поскольку история, которую она подготовила, касалась ее плохого самочувствия. Джина давно поняла, что при вранье главное оставаться внимательной к мельчайшим деталям и вкладывать в ложь как можно больше правды.

На самом деле, она нисколько не устала, скорее наоборот – в ней бурлил адреналин, она была слишком беспокойна, чтобы оставаться на месте. Джина все еще чувствовала необходимость выглянуть в окно, дабы убедиться, что за ней не наблюдают, проверить, не узнает ли она лицо, выглядывающее из припаркованной напротив дома машины. Она стояла у окна, когда вошел Дункан с кувшином воды в руках.

Джина пробормотала, что ей не по себе, Дункан отвел ее обратно в постель и налил стакан воды.

– Я приготовил ужин. Ты достаточно хорошо себя чувствуешь, чтобы поесть?

– Можно попробовать.

Для нее был сервирован ужин с цветами, и Джина почувствовала облегчение, увидев, что Дункан, должно быть, поверил ей. Во время трапезы она в свете рассказанной ею истории съела куда меньше, чем могла бы. Поскольку Джина и раньше заявляла, что устала, она предложила лечь спать пораньше.

Они проснулись на рассвете следующего утра, когда лучи солнца проникли через окно и в комнате стало теплее. Джина обнаружила, что ерзает в постели, ища прохладные места на простынях. День обещал быть жарким, поэтому она предложила встать и выйти на улицу, пока зной не стал слишком сильным. Джина хотела немного пройтись, так как они не осматривали достопримечательности вместе всю эту неделю. Она собиралась прогуляться по Виа деи Фори Империали, дороге, которая проходила по одному из холмов Древнего Рима и тянулась от форума Траяна до Колизея. Сама Джина уже несколько раз совершала такую прогулку, тронутая как величием пути, так и поэзией руин. Дорога была широкой, с тропинками для пешеходов, которые могли проходить под зонтичными соснами, столь распространенными в городе. Статуи выстроились вдоль тротуара, а в конце пути возвышался Колизей, точно огромное солнце на горизонте.

Форум Траяна был наименее сохранившимся из знаменитых древних сооружений, но именно он привлекал ее больше всего. Почти вся оригинальная торговая площадка исчезла, и то, что осталось, – это раскопанные фундаменты и поросшие травой дорожки с рядами колонн или фрагментами стен, лежащими по бокам. Джина надеялась, что Дункан не сочтет это разочаровывающим. Для нее это было мистикой – ходить по земле, по которой до нее ходили древние римляне, любоваться колоннами, стоящими там, где когда-то возвышалось здание, где один-единственный камень отмечал стену, за которой жили обитатели другого, богатого и совершенного, ныне исчезнувшего мира.

Эти развалины казались ей близкими. Она выросла в руинах. Ее мать была разбита, ее отец и ее дом. Каждый уголок, слово или взгляд казались осколками, оставшимися от какого-то лучшего времени. И она тоже, накапливая собственные потери, стала своим собственным бесплодным пространством, полем фрагментов. Только теперь в Джине что-то изменилось. Пустота заполнилась. В ней появилась жизнь. Необыкновенная жизнь – существо, которое само захотело появиться на свет. Она станет матерью. Они с Дунканом вырастят ребенка, и муж продолжит писать музыку, а она вернется к танцам, и их жизни будут развиваться в идеальном сотрудничестве, даже более диком и романтичном, чем она могла себе представить.

Дункан подошел и встал рядом, обняв ее. Они спрятались от солнца под затеняющими кирпичную стену деревьями, вглядываясь в раскопанную землю.

Джина машинально положила руку на живот и прислонилась к мужу спиной. Дункан был накрепко привязан к ней. Теперь она знала это. Ей потребовалось осознать его безумие, чтобы увериться в этом, но сегодня она почувствовала это в его объятии. Какими бы побитыми, какими бы покинутыми семьей и друзьями, какими бы похожими на руины они ни стали, они с Дунканом выстоят.

– Я люблю тебя, – сказал он, кладя руки на ее живот. Она вплела свои пальцы в его.

– И я люблю тебя.

Дункан никогда ее не отпустит, подумалось Джине. Она не позволит ему. Она никогда не позволит ему отпустить ее.

Об авторе

Робин Кирман изучала философию в Йельском университете, а также получила степень магистра в области литературы в Колумбии, где впоследствии преподавала в течение нескольких лет. Ее интерес к человеческой психологии побудил ее совместить работу в области психоанализа с писательской деятельностью.

Благодарности

Моя глубочайшая благодарность замечательной команде Саймона и Шустера, которые проделали прекрасную работу над данной книгой. Особые благодарности Адаму Иглину, чья поддержка направляла меня в течение многих лет и помогла появиться этому роману на свет; Заку Ноллу, самому талантливому, преданному и щедрому редактору, о каком писатель может только мечтать; Сильвии Рабино, чья вера в меня подпитывала мое творчество и расширяла мои представления о том, что возможно. Спасибо также моей дочери за терпение и лучезарность.