Серебряная богиня - Крэнц Джудит. Страница 100

— Хозяин пекарни и его жена, продавец в газетном киоске и старый рыбак, который когда-то брал меня с собой в море на своем баркасе, и двое владельцев картинных галерей!..

— Но официант всего лишь пожал тебе руку. В чем дело? Откуда такое недружелюбие?

— Он новенький — его наняли лет восемь назад, так что мы почти незнакомы, — ответила Дэзи, потягивая легкое «Чинзано».

— Так это действительно твой дом?

— Можно считать, что после смерти отца тут и был мой настоящий дом. И учти, они же видели, как я росла, буквально на их глазах. Мы проводили здесь каждое лето с тех пор, как я себя помню. Здесь ничто не меняется… Разве что туристов стало побольше.

— Да, повезло тебе, что у тебя есть такое место на земле, — произнес Шеннон задумчиво.

— А ты? Есть у тебя такой уголок? Ты жаловался, что ничего обо мне не знаешь. А что знаю о тебе я?

Она притронулась пальцем к его нижней губе — дрожащий излом, так ее волновавший и так многое выражавший: задумчивость, веселость, решительность… Эта губа могла быть жесткой, сердитой, Дэзи не сомневалась в этом, и даже, возможно, безжалостной…

— От детства у меня сохранились лишь смутные вспоминания… Вот я иду с матерью и отцом, которые любили друг друга и меня… Мы были очень бедными, сейчас я это понимаю, и у нас не было родни в том городе, где на заводе работал мой отец. По крайней мере, в моей памяти это не сохранилось. Он был механиком, и мне кажется, частенько сидел без работы, потому что большую часть времени — слишком много, на взгляд матери, — проводил дома. — Сделав паузу, Шеннон покачал головой и, отхлебнув из стакана, продолжал: — Они оба погибли в трамвайной катастрофе, когда мне было пять лет. Я вырос и воспитывался в католическом приюте… До чего же я был несчастен… Вдруг остался совсем один, ничего не понимал… Да еще и сорванцом был таким, что никто не хотел усыновить меня. И только когда я понял, что единственный выход — это работать, работать, работать упорнее, чем все другие, получать лучшие оценки и быть первым во всем… только тогда я переменился, но к этому времени меня уже не могли усыновить по возрасту.

— А сколько тебе было?

— Лет восемь-девять. Сколько же пришлось натерпеться со мной бедным монашкам!

— Ты когда-нибудь приезжал туда потом?

— Сейчас приют закрыли. Может, сирот не стало или они куда-нибудь переехали, но я потерял след. Да, честно говоря, мне не очень-то хотелось туда возвращаться. Настоящая жизнь для меня началась тогда, когда в четырнадцать лет я получил стипендию для учебы в колледже Святого Антония.

Дэзи слушала внимательно, стараясь угадать тайный смысл, стоявший за этими скупыми словами. Не может «настоящая жизнь» начинаться в четырнадцать лет. К этому времени уже происходит многое из того, что формирует взрослого человека. Наверное, она никогда не узнает все о его детстве, никогда не сможет разделить с ним его прошлое. Может быть, это не имеет значения? Во всяком случае, сейчас пора прервать беседу и отправляться домой на ленч, чтобы не рассердить Анабель.

Весь путь до дома, шагая по крутому склону Кот-де-Грас, Шеннон оставался задумчивым. Никогда раньше не рассказывал он так много о своих детских годах. Он чувствовал, что в своем рассказе упустил нечто крайне важное, какие-то внутренние связи… И сейчас испытывал потребность как-то объяснить их Дэзи. Но единственное, что он смог сделать, это процитировать своего любимого мудреца, к которому обращался во всех случаях жизни.

— Послушай… я описал бы так… правда, лучше, чем Бернард Шоу, не скажешь: «Люди постоянно склонны винить обстоятельства в том, какими они стали. Я не верю в обстоятельства. Люди, которые преуспевают в этом мире, — это те, кто смотрит, есть ли для них вокруг подходящие обстоятельства. И если не находят таковых, то создают их». — Он даже остановился, чтобы договорить цитату.

— Это что, и твое кредо? — спросила Дэзи.

— Да. И что ты на сей счет думаешь?

— Это, возможно, почти наполовину правда… Что не так уж плохо для кредо, — ответила она. — Можешь теперь поцеловать меня, здесь никого нет поблизости.

Шеннон наклонился и поцеловал Дэзи долгим нежным поцелуем.

— Я что для тебя, «обстоятельство»? — прошептала Дэзи.

— Это просто глупый вопрос. — И, схватив ее за косы, заключил: — Будешь моей лошадкой до самого дома.

За обедом Анабель поинтересовалась:

— Сколько вы сможете погостить у нас, Патрик?

— Я уезжаю завтра, — ответил он, и в его голосе прозвучало сожаление, но он был достаточно тверд.

— Неужели нельзя остаться еще хотя бы на день? Вы же только приехали, — попыталась повлиять на его решение Анабель.

— Увы, это невозможно. Я не был на работе уже столько дней, что люди из корпорации, чего доброго, подумают, будто я умер. Я никогда так долго не отсутствовал.

— А вы что, не берете отпуск? — удивилась Анабель.

— Я никогда не уезжаю туда, где они не могли бы со мной связаться, даже на уик-энды. Они всегда знают, где я.

— Дэзи, а ты ведь можешь немного задержаться? — с надеждой спросила Анабель.

— Нет, Анабель, к сожалению, она не может, — твердо отрезал Шеннон. — Ей нужно вернуться в Нью-Йорк. Там у нее куча дел — интервью, фотосъемки… Мои люди из отдела рекламы наверняка составили для нее целую программу. Я еще даже не знаю всего, что ей предстоит. Учтите, моя корпорация поставила на «Княжну Дэзи» бешеные деньги. Рекламные ролики — это только начало.

Взбешенная, Дэзи прикусила нижнюю губу. Она прекрасно знала, что ей надо возвращаться, но ее возмутило, когда Шеннон ответил за нее: ведь Анабель адресовала свой вопрос ей, а не ему. Между обязательствами перед корпорацией и тем, что диктует ей Шеннон, большая разница. Может быть, он втемяшил себе в голову, что теперь она его собственность? Пусть идет куда подальше в таком случае.

Проигнорировав слова Шеннона, Дэзи повернулась к Анабель:

— Вообще-то мне нужно успеть вернуться к свадьбе Кики… Для меня это куда важнее, чем все дела корпорации, вместе взятые.

— Ну слава богу, что как раз подоспела эта свадьба, — с легкой иронией в голосе произнесла Анабель: на подобную снисходительность имеют право обычно разве что удалившиеся на покой матроны, вспоминая о своей былой неотразимости. — Судя по тому, о чем ты мне писала и на что намекала ее бедная мать, я бы сказала, что свадьба как раз вовремя.

Дэзи не без злорадства хихикнула — она слишком хорошо знала историю жизни самой Анабель.

Та строго взглянула на нее, словно участница общего женского заговора против мужчин. Пусть формально их разговор и крутился вокруг Кики, на самом деле они вели речь о Шенноне. Подтекст Анабель был таков: «Это стоящий человек, и ты его заслуживаешь. Не упусти свой шанс!»

Именно это прочла Дэзи в глазах Анабель, в то время как ее собственный взгляд предостерегал: «Не спеши, Анабель! Рано еще делать выводы». И хотя Дэзи не произнесла ни слова, обе они прекрасно поняли друг друга.

23

— Нет, что ты хочешь сказать? Я, по-твоему, «за ним охотилась»? Так низко я никогда не позволила бы себе опуститься! — разъярилась Кики.

— До чего же у тебя избирательная память! — с восхищением произнесла Дэзи.

— Это не я забываю, а ты! Кто всегда был сторонником полной свободы в любви? Беспечной, независимой, легкомысленной, стремящейся к максимуму удовольствий в этом лучшем из миров? Разве не я?! Я — и только я! Скажи честно: ты когда-нибудь видела, чтобы я два вечера подряд встречалась с одним и тем же парнем? — пуще прежнего разошлась Кики.

— Или в одной и той же постели больше, чем три месяца кряду! — съязвила Дэзи.

— Ну подумаешь… Дай мне полюбоваться твоей мерзкой ухмылкой, Дэзи! А ведь когда-то ты была почти красивой…

И Кики всем своим видом дала понять, что не может отныне полагаться на свою лучшую подругу. Одетая в неприлично просвечивавшие кружевные трусики, платье от самого Фредерика из Голливуда, Кики лениво рылась в груде обольстительно вызывающих поясов для чулок, в основном красных и черных.