Приют изгоев - Кублицкая Инна. Страница 77

…Когда наконец подул ветер,-шкипер Нод повел «Данаб» на север, не доверяя компасу, а ориентируясь только по небесным светилам; компасу в этом проклятом море доверять было невозможно – в иной день он вертелся как заведенный. Так или иначе, но Нод, ориентируясь по солнцу и звездам, из-за плохой погоды и сильных течений вместо севера шел фактически на северо-восток и вышел как раз к островам Ботис.

Уже здесь князь Сабик услыхал от Батена Кайтоса такую байку: если взять семилетнего таласского мальчишку, предки которого были навигаторами на протяжении семи поколений, завязать ему глаза, залепить уши воском и запереть в яшик, ящик поместить глубоко в трюм, а потом посреди океана выташить его оттуда, поставить на палубе, воск вынуть, а глаза оставить завязанными и спросить: «А ну, малыш, как отсюда дойти до твоего дома?», то – что вы думаете? – конечно, он приведет судно прямо к своему порогу. На что шкипер Нод проворчал, что он не какой-то там мальчишка, его учили ходить по приборам и ориентироваться по звездам, а дед его был не шкипером, а простым конюхом.

На островах Ботис они прожили несколько месяцев, а когда из Таласа прибыл катамаран с новым пополнением колонии и настало время решать – оставаться ли на островах или плыть в Талас, в команде беженцев возник раскол, который был вообще-то предрешен с самого начала.

Моряков, большинство которых были выходцами из Кхамба-лии, таласары с самого начала приняли менее сдержанно, чем остальных – видимо, свою роль сыграло воспоминание о своих легендарных предках, которые пришли на Отмели вместе с Ка-мелопардалисом именно из Кхамбалии, и поэтому, когда им было предложено остаться на островах и тем более сохранить без изменения экипдж отремонтированного и вполне пригодного к плаванию «Данаба», который предполагалось использовать для разведки архипелага наравне с остающимся с экспедицией «Ушком», практически все прибывшие с князем моряки не смогли найти в себе сил отказаться от этого заманчивого предложения колониальной администрации. Сабику, которому о решении команды сообщил лично шкипер Нод, ничего не оставалось, как молча кивнуть. Тем более что его, собственно, никто и не спрашивал – его просто ставили в известность. Сам князь, его офицеры и немногие оставшиеся с ними солдаты отправились в Талас со «Спрутом-Громовержцем», полностью положившись на благосклонность и гостеприимство княгини Сагитты. И, как надеялся Сабик, вернувшейся домой княжны Сухейль.

Княжны, однако, Сабику увидеть не довелось. На аудиенции, которую княгиня устроила для прибывших офицеров, в ответ на ненавязчивый его намек Сагитта весьма сухим тоном, не допускающим дальнейших расспросов, сообщила, что, к сожалению, не знает, где именно в данный момент находится ее дочь. В остальном же Сабику и его приближенным был оказан поистине княжеский прием. Иное дело, что таласские понятия о государевой милости сильно расходились с имперскими. Княгиня предоставила в распоряжение Сабика свое поместье в Ласерте – им-перцам поместье показалось издевательски маленьким; приставила управляющего и слуг – очень скромное количество, по мнению имперцев; подарила Сабику шелковый чек на сто фунтов, а офицерам его свиты на двадцать – и тогда имперцам пришлось убедиться, что в Таласе морской шелк вовсе не такая драгоценность, как в Империи. Сабик воспринимал все это как должное, а вот его приближенные полагали, что подобный прием умаляет достоинство его высочества, и частенько ворчали по этому поводу. Князь Сабик обычно шутливо парировал очередное гневное высказывание кого-нибудь из своих подчиненных:

– Помилуйте, господа! Да ведь по здешним меркам нас принимают по-царски! Каждый день ко столу княгини мясо не подают, а вам вот, пожалуйста…

– Вареное свиное сало это, а не мясо, – бормотал себе под нос полковник Акубенс.

– У них даже свинина рыбой пахнет, – вторил ему капитан Эниф Гиеди, тем не менее с аппетитом уплетая свиную котлету.

– Для вас, егерей, все едино, – бурчал Акубенс. Поручик же Аламак Менкар, как и положено младшему по званию, замечал нейтрально:

– А вот вино у них здесь хорошее…

Поручик Аламак Менкар, После того, как они прожили в Ласерте едва больше недели, испросил вдруг у князя разрешения отлучиться и, получив оное, надолго исчез. Возвратился он почти месяц спустя, когда о нем начали уже беспокоиться, привез с собой разделанную тушу оленя, убитого никак не более суток назад, и самые свежие новости из Империи.

– На Плато были, поручик? – поинтересовался Сабик.

– Да, ваше высочество, – последовал откровенный ответ.

– А не боитесь навлечь на себя гнев здешних властей?

– Их, краевиков, хлебом не корми, дай только контрабандой заниматься, – пробурчал, не отрываясь от своей головоломки, полковник Акубенс.

– Браконьерствуете, – ехидно заметил Эниф Гиеди. Он с вожделением облизывался на окорок.

– Никак нет, капитан, – бодро ответствовал Алмак Менкар и добавил лукаво: – На Плато охота разрешена еще высочайшим соизволением самого Джанаха Третьего.

Новости особого интереса не представляли. Князь-Сенешаль правил по-прежнему, заявляя при этом, что сохраняет престол для Наследника. Княжна Сухейль все еще не отыскалась, судьба Наследника была неясна, что внушало определенные надежды: если б Наследник был убит, об этом бы узнали – слухи есть всегда и очевидцы найдутся. И еще то занятно, что Князь-Сенешаль запретил молить в храмах о его здоровье – он-де не Император, и повелел молиться о здравии отсутствующего Наследника. А княгиня Морайя рассорилась с дорогим сыночком, снова уединилась в своем поместье и, поговаривают, пробует разыскать Наследника своими способами; Бог даст, не найдет.

Менкар, после своего появления несколько дней поскучав в Ласерте, опять стал просить у князя разрешения отлучиться.

– Снова на Плато? – спросил князь.

– Нет, – качнул головой Менкар. – Хочу попутешествовать по Отмелям. Я тут договорился, меня берут матросом на нефтяной плот.

– Матросом? – вскинул брови Акубенс. – Вы же офицер! Может, еще грядки полоть вздумаете?

– Полоть не пробовал, – ответил Менкар, – а вот косу в руках держать умею.

– Перестаньте, полковник, – сказал Сабик. – Здесь на такие вещи смотрят проще. – И разрешил: – Вы, поручик, вольны располагать собой как вам угодно.

Акубенс внял увещеванию князя и до такой степени «перестал», что даже отложил свою головоломку и пошел проводить Менкара; не из сентиментальности и не от нечего делать, а из любопытства – взглянуть, что за штука такая этот нефтяной плот.

И взглянул: несколько толстых длинных колбас из многослойного морского шелка, а внутри – нефть, или минеральное масло, как привыкли говорить на Плато; поверх этих немудреных поплавков – настил из слоенки, на нем – шалашик и невесть на чем держащийся прямой парус.

– Ну как, полковник? – поинтересовался Сабик, оторвавшись от книги, когда Акубенс вернулся домой. Тот даже отвечать не стал; на его лице было написано глубокое отвращение.

Так они и проводили дни: Сабик читал, пытаясь постичь премудрости жизни таласар через «живое слово», полковник маялся бездельем и своей головоломкой, капитан Гиеди рисовал бабочек и обзывал это занятиями энтомологией, а прочие молодые офицеры то и дело совершали экскурсии по окрестностям и тратили свои фунты на маленькие радости молодости – осваиваясь, как они это называли, с обстановкой. Пару раз, когда он приезжал с архипелага по делам или на отдых, отшельников навещал Батен Кайтос, пытался как-то скрасить их невольное затворничество разговорами и всячески, своим примером в основном, демонстрировал, что и бывшим имперцам вполне можно жить и даже в определенной мере процветать в таласском обществе. Сабик все это прекрасно понимал, но никак не мог найти в себе сил заняться чем-то конкретным, а вот молодым людям пример бывшего соотечественника показался заразительным – кое-кто из них стал подыскивать себе место.

И однажды, вскоре после отъезда Менкара, из одной такой поездки в Искос князю привезли письмо.