Магия и кровь - Самбери Лизель. Страница 47
Кейс смотрит в стол, а Кейша поджимает блестящие накрашенные губы.
— Нет, я не сдаюсь. Я все равно буду искать другие варианты. Но если не найду и буду вынуждена идти до конца, мне бы хотелось по крайней мере ощущать, что я ко всему подготовлена. А если я все время стану притворяться, будто все обойдется, станет только труднее.
От горячего шоколада во рту у меня вдруг становится горько. Перед глазами по-прежнему стоит занесенный нож, прямо-таки мерцающий под ярким белым светом здешних люстр.
— Я сделала свой выбор.
— Но… — начинает Кейша и умолкает.
— Это наше наследие, — говорит Кейс. — Наша жизнь и жизнь тех, кто был до нас и будет после, тесно связана с волшебством. Само по себе оно, конечно, не стоит ничьей жизни. Но одна жизнь стоит другой, особенно если речь идет о жизни Иден. — Она кивает мне. — Больше не буду. Я же понимаю, что ты все сделаешь ради спасения Иден, если придется. Тебе и так тяжело, а мы еще все усложняем.
Кейша тоже кивает, хотя и не так уверенно.
— Попытаюсь донести это до взрослых. Сделаю так, что им станет неловко меня не слушать.
— Спасибо! — Я невольно улыбаюсь.
— Но злиться на Маму Джову я не прекращу, поскольку… да чтоб ее хакнуло! Когда она оставит тебя в покое?
Я вспоминаю, как Мама Джова, моя прародительница, стояла передо мной, окутанная дымом и овеянная запахом гнилого сахарного тростника, и говорила, что выбрала меня не просто так. Правда, я все равно не понимаю почему. Она, конечно, тоже была нерешительной, но смогла это преодолеть. Я до сих пор не понимаю, как мне быть. Не понимаю, как влюбиться в Люка за месяц, а тем более — как его убить. Не понимаю даже, как свести воедино все эти то ли улики, то ли нет насчет Джастина и тети Элейн, чтобы найти выход из положения.
Я кручу в руках тарелку, на которой осталась последняя крошка печенья. Подбираю ее и кладу в рот.
— Ну как, дашь нам посмотреть свои дневники?
— Вы меня даже не выручили как положено! — ворчит Кейша. — Она напишет мне жуткий отзыв…
— И что?
Кейша хмыкает и поправляет блестящие серебристые волосы на плече.
— Ладно.
Не то чтобы большая победа. Но мне без нее никак.
Как только мы оказываемся дома, я спешу за Кейшей в ее комнату, прямо-таки наступая сестре на пятки.
Она оборачивается и сердито глядит на меня:
— Остынь, а? Какая-то ты слишком подозрительная!
— Извини, — бормочу я.
Кейс тащится за нами, волоча ноги. Я уверена, дай ей волю — и она удрала бы в библиотеку, заниматься. Может, что-то подучить к пятничной экскурсии по «Ньюгену». А кстати!
— Тебе же скоро в «Ньюген»! Готовишься?
— Как прикажешь готовиться к экскурсии? И вообще еще только вторник, — отвечает Кейс.
— Подумай, как показать себя с самой выгодной стороны. Может, ради такого случая потренируешься читать мысли.
Если дар у Кейс и ослабел, у этого есть одно преимущество: я на девяносто девять процентов уверена, что теперь гул посторонних голосов не будет донимать ее так сильно. Она легко сможет переключаться с моей головы на какую-то другую.
Кейс отвечает мне острым взглядом, но ничего не отрицает.
— Задействуй все, что у тебя есть! Сейчас не тот момент, чтобы отстаивать свои протестные идеи, тем более что тебе от них, честно говоря, никакой пользы. Ты же хочешь доказать родственникам, что можешь быть не только колдуньей. И правильно — только ведь ты можешь быть настоящей звездой и в колдовстве, и в «Ньюгене» одновременно.
Я жду прежнего отказа наотрез — но вместо этого Кейс говорит:
— Хорошо, я подумаю.
Я расплываюсь в улыбке.
Кейша открывает дверь в свою комнату, мы вереницей заходим туда. У Кейши, в отличие от Алекс, царит порядок, поскольку у себя в спальне она часто снимает гламурные видео для своей ленты. На экране шкафа сменяют друг друга фото красавиц, позирующих в купальниках. Будь на месте Кейши кто-то другой, я бы подумала, что ей просто приятно любоваться на привлекательных женщин, но в ее случае они служат для вдохновения. Фигуры, которым она завидует, — будто ее собственное тело вовсе не повод для законной гордости, а проект, который никогда не будет завершен. Кейша бросается на кровать и берет планшет.
— Что мне искать?
Я сажусь рядом с ней.
— Маму Элейн.
— Про которую ты меня спрашивала? Она кто?
— Это мать Алекс, но у нас не сохранилось о ней воспоминаний, поэтому надо проверить, нет ли ее на твоих фото и видео.
Кейс цыкает зубом.
— Хватит говорить «мы», будто я тоже участвую в этом цирке! Я продолжаю думать, что гораздо лучше было бы узнать побольше про Маму Джову!
— Алекс тоже ее не помнит? А она в курсе, что ты этим занимаешься? — уточняет Кейша.
Я мотаю головой:
— Алекс даже не узнала имя собственной мамы. Я думаю, нам стерли память, вот почему мы ее и не помним. У Алекс столько хлопот с костюмами для Карибаны. Я не хотела говорить ей об этом, тем более что мне почти нечего ей сообщить. — Честно говоря, мне вообще не стоило упоминать при ней тетю Элейн. — Не хочу, чтобы она отвлекалась на мысли о своей маме. Вот когда буду что-то знать, тогда и расскажу. — Я смотрю в глаза Кейше. — И ты раньше времени не болтай.
— Да пожалуйста, — тянет она. — А откуда я знаю, как она выглядела? И вообще от всего этого разит нечистым колдовством.
— Мы ее тоже не помним, — говорю я. — В этом-то и дело.
Кейс скрещивает руки на груди:
— Ищи незнакомую женщину, только и всего! Вечно ты все усложняешь, убиться можно!
— Отвали! — огрызается Кейша.
— Да ладно!
Я закатываю глаза. Кейс с Кейшей на ножах с самого детства. Когда им было восемь лет, они устроили фантастический скандал из-за куклы «Вообразишки» — это такая кукла, которая продается без всего, а потом ты сам придумываешь, какого она будет пола, какие у нее будут лицо и волосы, какой голос и так далее. Тетя Мейз купила им одну на двоих. Они просили две, на что тетя Мейз отвечала, мол, деньги на деревьях не растут.
Кейс хотела сделать из куклы умную и хитрую дипломатку-шпионку, которая спасает свободный мир. Кейша — небинарную пансексуалку-соблазнительницу, которая колесит по всему свету и везде устраивает себе эксцентричные романтические приключения. При этом ни ту, ни другую не интересовало, какая у куклы будет внешность, ради чего, собственно, куклу и покупали: нет, они думали только о том, кем она должна стать, эта игрушка. И орали друг на друга так, что потом были все красные и рыдали от злости.
В конце концов тетя Мейз сожгла куклу, так что та превратилась в кучку пепла, но отношения между сестрами так и остались напряженными.
— Помоги мне предки, Вайя! — стонет Кейс. — Ты помнишь эту чушь?
— Такое не забывается!
Да, в «Буром медведе» они прониклись друг к другу сестринским сочувствием, но теперь это явно позади.
— Помощник, поиск по слову «Элейн». — Отдав команду, Кейша смотрит на нас. — Не знаю, о чем вы, и мне наплевать. — Она протягивает нам планшет, на экране которого ИИ-помощник, прошерстив все ее дневники, выдает список ровно из одного пункта.
— Только один?! — вырывается у меня.
Кейша всплескивает руками:
— Я была маленькая! Писала в дневнике что хотела, всякую ерунду! А про людей не писала, если они меня не бесили!
— Еще бы, — вполголоса откликается Кейс.
Кейша отмахивается и запускает видео.
На экране возникает крошечная Кейша со своими натуральными кудряшками, завязанными в два высоких хвостика.
— Я сегодня хотела пойти с мамой за новыми заколками, но тут к нам в гости пришли дядя Ваку с тетей Элейн и Алекс, так что никуда мы не пойдем! Так нечестно!
Кейс хмыкает:
— В своем репертуаре.
— Тсс! — обрываю ее я.
Вот подтверждение, что когда-то мы ее знали. Генетический профиль тоже это доказывает. И теперь очевидно, что нам стерли память.
Что бы там ни говорил Йохан, меня вполне может интересовать то, чего я не помню. Из моей жизни стерли целого человека — будто тети Элейн никогда не было. Взяли и убрали из воспоминаний без разрешения. Мои родные — главные люди в моей жизни. Я не могу себе представить, чтобы кого-то из них отняли у меня — и физически, и как мысленный образ. По спине пробегает холодок.