Лунный камень Сатапура - Масси Суджата. Страница 30

Первин смешалась.

— Вы хотите сказать, у вас уже есть камень, подобный тому, который я вам подарила?

— Идиотка! — Миниатюрная женщина подалась вперед и вперила в Первин гневный взгляд. — Я прекрасно знаю, что это мой кулон, он пропал не менее шестнадцати лет назад. Индийское золото — в восемнадцать или двадцать два карата, а европейское — только в четырнадцать. В этом двадцать два карата, из чего следует, что кулон сделан в Индии.

В голове у Первин все смешалось, она почувствовала, как на теле выступил пот. Неужели Вандана вспомнила о том, что вдовствующая княгиня потеряла любимый кулон? Наверное, решила, что та обрадуется замене, но у старухи мозги от возраста помутились. И почему Вандана не рассказала Первин всю историю? Положение было крайне щекотливое — махарани наверняка вообразила себе, что Первин приобрела кулон у какой-нибудь кухарки, торговки краденым. Самый подходящий поступок для юриста. А кроме того, они напрочь отвлеклись от образования махараджи.

Первин вдохнула поглубже и произнесла:

— Я не очень разбираюсь в драгоценностях, но лунный камень, возможно, из Индии. Многие индийские аристократы отдают камни французским ювелирам, чтобы те сделали для них изысканную оправу.

— Да уж, драгоценная вы юристка, что привезли нам такое! — с преувеличенной галантностью вклинился в разговор шут. — Теперь наша очередь вас озолотить.

— За меня не говори! — рявкнула на него махарани. — Почему это я должна одаривать женщину, которая наживается на чужом добре?

Лицо у Первин вспыхнуло.

— Мне ничего не нужно. И как государственная служащая я не имею права принимать подарки.

— Вот как? Почему-то последнего политического агента это не останавливало!

Первин в первый момент смешалась, а потом вспомнила предшественника Колина.

— Вы имеете в виду мистера Маклафлина?

— Его самого. Он при каждом визите выбирал по ценному подарку из княжеской сокровищницы. Смог бы — забрал бы и корону махараджи.

— А-а. — Первин не сказала вслух, что это называется коррупцией, но решила обязательно доложить Колину. Может быть, именно роскошными дарами политическому агенту и объясняется салют в двенадцать залпов?

Вдовствующая махарани поправила кулон на груди, расположив его точно по центру.

— Ну а теперь расскажите, как женщины становятся поверенными.

Первин отвлеклась от мыслей о неудачном дарении и невольно расслабила плечи. Уж от собственной истории она не ждет никаких подвохов.

— Я изучала гражданское право в Оксфордском университете в Англии. Сдала необходимые экзамены на поверенного, вернулась домой, начала работать в отцовской конторе.

— В Англии. — Голос махарани звучал задумчиво. — Сдается мне, школы там ничем не лучше, чем у нас в Индии. А вы как считаете?

— Мне кажется, это зависит от конкретного заведения, — ответила Первин. — Прекрасное образование можно получить в обеих странах, некоторые предметы лучше изучать здесь. Вы хотели бы поделиться со мной своими предпочтениями касательно образования вашего внука?

В комнату вступил слуга, весь в белом, с серебряной супницей в руках, но махарани махнула на него рукой, и он стремительно удалился. После этого она снова сосредоточила свое внимание на Первин и произнесла:

— Речь не о предпочтениях, а об истине. Моему внуку не следует уезжать в дальние края, ибо его дхарма [36] — править здесь.

Она повторяла то же, что уже высказала в письме, которое видела Первин. Однако ограничиваться полемикой с махарани не стоило.

— Я знаю про это из вашего письма. Могу я вас попросить обозначить для меня, каким объемом знаний должен обладать махараджа?

Вдовствующая махарани склонила голову набок, будто обдумывая вопрос. А потом решительным голосом произнесла:

— Он должен разбираться в сельском хозяйстве и бухгалтерии, должен уметь писать прочувствованные воззвания и не терять лица на публике. Всему этому мальчик может научиться у своего наставника. Басу-сагиб дал прекрасное образование моему мужу и сыновьям, чем он плох для моего внука?

Похоже, разум у махарани куда более ясный, чем показалось Первин, когда они говорили про лунный камень.

— А сколько мистеру Басу лет?

— Почти восемьдесят. За них он успел накопить много мудрости.

Первин смутилась. Наверняка мистер Басу прекрасно разбирается в индийской истории, в том числе и в истории Маратхских войн. А вот что касается последних открытий в гуманитарных и точных науках…

— Судя по всему, он многоопытный учитель. Но в курсе ли он новейших научных течений, о которых должен знать современный молодой человек?

Махарани Путлабаи бросила на нее придирчивый взгляд.

— Информация — не главное, что нужно хорошему наставнику. Главное — любовь к семье. Известно ли вам, что мой сын скончался два года назад, а старший внук — в прошлом году?

— Да. Мне было очень прискорбно узнать об этих трагедиях, раджмата. — Первин чувствовала, что нужно к этому что-то добавить, но боялась, что суровая махарани снова исказит ее слова. — А могу ли я узнать, когда скончался ваш супруг?

— Десять лет назад, — ответила махарани. — Вот его портрет, сделанный за пять лет до смерти.

Первин посмотрела на стену и увидела раскрашенную от руки фотографию в тяжелой позолоченной раме. На ней был изображен седовласый джентльмен с загнутыми вверх усами — не тот махараджа, чей портрет висел в гостевой комнате. У ног махараджи лежал убитый тигр. Так называемое проклятие губило членов княжеской семьи в совсем молодом возрасте, но этот, похоже, прожил долгую

жизнь.

Наставив на Первин костлявый, искалеченный артритом палец, вдовствующая махарани произнесла:

— Все, что сегодня осталось у Сатапура, — это двое его внуков. Они каждый день приходят ко мне в поисках любви и заботы, в которых им отказывает мать.

Первин промолчала — не хотелось проявлять предвзятость.

Хотя возражений и не последовало, махарани Путлабаи продолжила:

— Приезжать вам не было никакой нужды. Все решилось бы само собой, если бы этот новый гора из гостевого дома прочитал мое письмо.

— Мистер Колин Сандрингем, — уточнила Первин, которую задело, что махарани употребила уничижительное слово, обозначающее чужака. — Когда письмо наконец-то доставили, он его сразу прочитал, но не мог ответить, не узнав, что по этому поводу думают остальные. Вам ведь известно, что в отсутствие правящего махараджи ваша семья состоит под опекой государства. Колхапурское агентство попросило меня стать представителем опеки.

— То есть опекать нас назначили женщину? — Вид у махарани Путлабаи был ошарашенный.

Стараясь не вступать в пререкания, Первин ответила:

— Меня выбрали, потому что я индуска, говорю на маратхи, имею опыт в области юриспруденции и не нарушу обычая пурды. Я могу внимательно выслушать и вас, и чоти-рани — ведь нам дозволено сидеть за одним столом.

Слуга в белом снова вступил в залу. Склонив голову, он прошептал:

— Махарани, они здесь.

— Хорошо. — Махарани Путлабаи кивнула, а потом презрительно бросила Первин: — Завтра вы познакомитесь с Басу-сагибом. И поймете, что детей обучают всему, что им необходимо знать.

Послышался резвый топоток, и Первин тут же сместила взгляд на дверь. К столу мчалась девочка в розовом кружевном платьице, она что-то крепко прижимала к груди. За ней гнался мальчик повыше, в синем парчовом камзольчике, расшитом золотом. Он резко остановился, когда девочка кинулась в раскрытые объятия раджматы.

— Она взяла мой бинокль! — возмущенно сообщил мальчик — лицо его исказилось от злости. — И сейчас раздавит своими толстыми пальцами.

— Бинокль не его, а наш. Сейчас моя очередь.

— Дети, бинокль принадлежит не вам. Он мой. — Махарани Путлабаи протянула бинокль шуту. — Отнеси в мои покои.

Махараджа и его сестра были очень хороши собой, с золотисто-карими глазами, светлой кожей, темными кудрявыми волосами; живостью и озорством они ничем не отличались от тех детей, которых Первин приходилось видеть в Бомбее. Ее удивило, что старая княгиня так переживает о своем бинокле. Небось постоянно шпионит за другими из высоких стрельчатых окон старого дворца. Теперь понятно, почему вдовствующая махарани отказалась переселяться на новое место: она лишилась бы своего места в первом ряду.