Черты и силуэты прошлого - правительство и общественность в царствование Николая II глазами современ - Гурко Владимир Иосифович. Страница 73

Я, разумеется, не намерен оскорбить наш старый правящий слой сравнением его в каком-либо отношении с шайкой грабителей, именующейся Советской властью. Я сравниваю его с правительствами Западной Европы и утверждаю, что он был безусловно честнее и бескорыстнее последних.

Быть может, взяточничество, в его чистом виде, на Западе среди правящего круга распространено еще в меньшей степени, чем у нас, но стремление к обогащению у него развито неизмеримо больше и достигается преимущественно иными путями. Одновременное нахождение у власти и участие в крупных промышленных и финансовых предприятиях там явление не только заурядное, но обычное. При таких условиях прибегать для получения средств к взятке не приходится. Этот грубый, примитивный и небезопасный способ давно заменен другим, тонким, современным и совершенно, по его неуловимости, безопасным. Своевременное сообщение того или иного предстоящего правительственного решения или действия; косвенная, одним присоединением своего имени, поддержка того или иного частного предприятия и множество иных разнообразных способов содействия доходности промышленной или банковской фирмы или хотя бы подъему рыночной цены их акций приносит значительно большие суммы, нежели первобытное, наивное по своей упрощенности взяточничество. В результате на Западе почти все лица, побывавшие сколько-нибудь продолжительное время у власти или хотя бы имевшие значительное влияние в среде какой-либо политической партии, составили себе крупные состояния. Обстоятельство это всем известно, но весьма мало кем осуждается и признается естественным.

Между тем у нас силою закона совмещение казенной службы с частной в качестве директоров или членов совета каких-либо представляющих денежные выгоды обществ и учреждений было прямо запрещено[287].

Упрекали и поносили наше чиновничество за то, что оно стремилось к занятию должностей, представляющих пользование казенной квартирой; что оно искусственно устраивало себе служебные командировки, будто бы хорошо оплачиваемые; что оно выкраивает себе наградные деньги из остаточных сумм от незамещенных в течение некоторого времени должностей, но как все это ничтожно и как все это доказывает обратное, а именно, что средствами даже крупное чиновничество совсем не обладало и жило исключительно на получаемое жалованье, размеры которого, с удорожанием жизни, становились, по существу, все более незначительными.

В результате получалось, что люди, занимавшие в течение долгих лет первостепенные государственные должности, уходя в отставку, лишь кое-как перебивались, живя на одну получаемую ими скудную пенсию, а умирая, оставляли детям в виде наибольшей ценности орденские знаки[288] да серебряные альбомы с фотографиями своих бывших сослуживцев, полученные ими от них при оставлении службы.

Правда, что в самое последнее время эти, можно сказать, спартанские нравы начали меняться. Стремительное развитие нашей промышленности и банковских операций породило другое явление, а именно все участившийся переход с казенной службы на частную более или менее видных деятелей, в особенности Министерства финансов и, в частности, кредитной канцелярии[289], причем присваиваемые им содержания достигали фантастических сумм. Нет сомнения, что при этом учитывались служебные связи приглашаемых на частную службу и их знание тех ходов и приемов, при помощи которых всего легче было получить то или иное правительственное разрешение, добиться утверждения того или иного устава, а в особенности получить желаемую правительственную концессию.

Наряду с этим со времени учреждения выборных законодательных установлений началось привлечение в состав правлений и советов частных предприятий влиятельных членов как нижней, так и верхней палат.

Словом, можно сказать, что нравы Западной Европы в отношении стремления служилого слоя не только и даже не столько к власти и почету, сколько к обогащению начали распространяться у нас, и весьма возможно, что они в короткое время стали бы господствующими. Однако в общем личный состав русских правителей до самых последних лет старого строя служил из чести, а не из корысти, и, сохраняя, разумеется, все людские свойства и недостатки, наша бюрократия и воинский командный состав и мыслью и душой служили не себе, а государству, честь и достоинство которого им были бесконечно дороги.

Значит ли это, что все дела вершились у нас в соответствии с народными потребностями? Разумеется — нет. Но зависело это не от свойств преобладающего числа лиц, составлявших в совокупности государственный и правительственный аппарат, а от многих других весьма сложных и разнообразных причин, из которых здесь привожу лишь главную, а именно невероятно быстрое увеличение численности населения империи[290] при чрезвычайно усложнившихся условиях быта и при все более сказывавшейся по мере роста его культурного уровня разноплеменности.

Справиться со всеми этими навалившимися задачами ни одна власть была бы не в состоянии. Перестройка всего государственного здания была неизбежна, но для этого нужен был гений, размах и воля Петра, какового в нужный момент Россия, увы, не выставила.

Глава 4. Борьба Плеве с Витте

Зима 1902–1903 гг. в бюрократических петербургских сферах прошла под знаком борьбы Плеве с Витте, той борьбы, которую опытное в этом деле петербургское чиновничество предчувствовало и предсказывало еще при самом назначении Плеве министром внутренних дел. Вызвана была эта борьба как личными свойствами этих двух властолюбивых по природе людей, так и коренной разницей в их политических взглядах.

Витте строил всю свою деятельность на мерах экономических и стремился поддержать лишь те общественные силы, которые, по его мнению, могли содействовать развитию хозяйственной жизни страны. Вполне правильно признав, что Россия в условиях современности не может сохранить своего международного положения, своей независимости от Западной Европы без развития своей находившейся еще в то время почти в зачаточном состоянии промышленности, Витте направил к этой цели всю свою кипучую энергию. На сельское хозяйство при этом он смотрел как на нечто уже существующее и не требующее искусственной поддержки, а на представителей рентного землевладения как на людей, не способных толково вести какое-либо производство, а тем более содействовать накоплению капиталов в стране, чему Витте придавал особое значение.

Не зная совершенно сельской России, не имея точного представления об основных свойствах земледелия, препятствующих вообще, вследствие длительности сельскохозяйственного производства и происходящей от этого медленности оборота вложенных в него средств, высокой прибыльности этой отрасли промышленности, он, кроме того, по особым причинам признавал нужным не только не содействовать повышению цен на сельскохозяйственные продукты, и в частности на зерно, а, наоборот, по возможности способствовал понижению этой цены. Дело в том, что Витте находился под сильным влиянием человека, которого он по справедливости высоко ценил и мнению которого придавал огромное значение, а именно нашего знаменитого химика Д.И.Менделеева. Между тем Менделеев, всемерно стремившийся развить все производительные силы России, признавал нужным воздействовать, как это ныне говорится на современном quasi[291]научном жаргоне, «на факторы, которые находятся в минимуме», что обозначает на простом русском языке, что он признавал нужным в особенности поддерживать те отрасли народного хозяйства, которые наименее развиты. Такой отраслью была обрабатывающая, а в особенности добывающая промышленность. Но как было ее поддержать, как дать ей возможность успешно соперничать с развитой западноевропейской, опирающейся на обладающих давними производственными навыками, а следовательно, весьма продуктивных рабочих? Высокими таможенными ставками? Установить их в любом размере мы не имели возможности: Запад ответил бы нам репрессалиями, которых мы не могли выдержать. Оставалось лишь одно — обеспечить русской обрабатывающей и добывающей промышленности настолько дешевые рабочие руки, чтобы, несмотря на то что это будут первоначально руки неумелые, все же на единицу произведенного продукта цена работы была бы меньше, нежели она обходится Западной Европе. Но обеспечить дешевые рабочие руки возможно было только удержанием цены на жизненные припасы, прежде всего на хлеб, на низком уровне.