И рассыплется в пыль, Цикл: Охотник (СИ) - "Люук Найтгест". Страница 153

— Кто бы мог подумать, — по пути в резиденцию Ортов вдруг рассмеялся Сириус, — что у нашего Серого принца льда такая лиричная душа! Как смотрел на них, ну просто едва не сиял!

— Господин? — вопросительно протянул юноша, пиная камушек перед собой.

— Я вас да-да, мальчик мой?

— Не были бы вы столь любезны, что соизволили заткнуться?

Виолетта расхохоталась, пихнула опешившего мужа под бок, а жрец тщательно спрятал на своём лице улыбку. Орты приняли их с распростёртыми объятиями, а герольд же и вовсе едва не скончался от счастья оповестить о прибытии самого Господина чернокнижников. Верховный лорд Аргирос Орт, знавший ещё отца Сириуса, относился к его отпрыску, несмотря ни на что, с незыблемым уважением, пусть и был его вдвое старше.

— Мы и не думали, что вы заглянете к нам, Сириус, — чуть поклонившись, проговорил чернокнижник, затем поцеловал кончики пальцев протянутой руки Виолетты и внимательно посмотрел на жреца, который делал вид, что его здесь вовсе нет. — А это?..

— Артемис Акио. Мой ученик, — положив ладонь на плечо прорицателю, улыбнулся вампир, без стеснения притянул его к себе как можно ближе, стерпев яростный взгляд. — Весьма способный юноша, несмотря на то, что уже прошёл обучение на жреца.

— Переучивать душу — кропотливый процесс, — с пониманием кивнул Орт, улыбнувшись жрецу уже куда более приятно и тепло. — Что ж, рад познакомиться с вами, Артемис. Мне прежде не доводилось лично общаться с Акио из главной династии. Но сразу понял, что вы не из бастардов.

— Надо полагать, вы обладаете исключительным чутьём, раз можете различать нас, — хмыкнул юноша, приподняв подбородок. — Приятно знать, что одна из древнейших династий может похвастаться феноменальной способностью отличать, кого же трахали родители собеседника.

Виолетта и Сириус уставились на тихоню во все глаза, а Орт рассмеялся в голос, запрокинув назад голову. Стерев выступившую слезинку, он от души пожал тонкую руку, а затем и поцеловал тыльную сторону ладони, а жрец даже не подумал выдираться, надменно улыбнувшись и приподняв бровь.

— Вы меня уели, господин Акио, каюсь, — поклонившись жрецу с весомым уважением, кивнул Аргирос. — Прошу вашего прощения за подобную фамильярность.

— Ничего. Многие люди считают своим долгом напомнить мне, чем славится моё семейство, — великодушно улыбнулся Артемис, а затем, высвободившись из объятий Сириуса, взял Орта под локоть. — Покажите мне вашу резиденцию. У вас здесь весьма уютно. Я читал, что вы вырастили великолепный сад. Всегда интересовался ботаникой, даже высадил несколько видов роз и орхидей возле Белого замка.

Продолжая мерно и свободно щебетать с Верховным лордом, юноша удалился, оставив Сириуса недоумевать и злиться в компании жены. В этот раз Артемису польстило подобное внимание к его персоне. Возможно потому, что он разглядел ревнивый блеск в глазах учителя, почувствовал его ледяную ярость. Ну и, наконец, ему хотелось побыть в тишине. Столица была слишком шумной для того, кто привык к беззвучным переходам Белого замка, к одиноким заснеженным горам, к тишине Снежных земель. Острая тоска сковывала его сердце, он предчувствовал беду, и это ощущение не давало ему покоя. Едва только оказавшись в зимнем саду, Акио вздохнул с облегчением и попросил у Лорда «чего-нибудь в меру горячительного, но не чересчур крепкого, чтобы не затмить разум», и тот, точно ручная собачонка, незамедлительно удалился, а сам юноша побрёл между деревьев и кустарников вглубь сада. Это был почти что парк с узкими дорожками, скамьями из белого мрамора и клумбами, припорошёнными снегом. Некоторые цвели даже теперь, когда над Талиареном распахнула белоснежные крыла зима. Особенно запали в его сердце клематисы, которыми здесь были увиты арки и скамьи: будто осколки неба проглядывали сквозь белизну снега. От тёмно-синих, почти чёрных, до наивно розоватых, они пестрили тут и там, и Артемис поздно поймал себя на том, что уже собрал несколько особенно роскошных цветов и плетёт венок. Пальцы некогда слепого юноши чутко переплетали стебельки, и ему даже незачем было смотреть на них, чтобы понимать — получается великолепно. Бутоны трогательно щекотали ладони и подушечки пальцев, и на лице прорицателя прорезалась улыбка. У него был крошечный садик в открытом дворе Белого замка, где обыкновенно проходили лекции астрономии, но теперь он, наверное, захирел, погиб или вовсе оказался затоптан, выкорчеван. Такая красота была мила ему, такое изящество согревало его, и этот хрупкий идеал он готов был лелеять веками, не отрываясь ни на сон, ни на еду — лишь бы только касаться тонких лепестков, взращивать их, оберегать и от лютых морозов, и от засушливой жары.

Жрец смотрел на венок в собственных руках и улыбался, ни о чём не думая. Потом вновь побрёл, вплетая в него маленькие звёздочки лобелии, закрученные чаши гибискуса, крупные грозди гортензии и пятиконечные аквилегии. Под его ласковыми касаниями появлялась самая настоящая цветочная корона, и он не мог удержать себя, остановить, вдыхая переплетение ароматов, поднося к лицу венок и прикрывая глаза. Странная дрожь рождалась в его груди, ладони нестерпимо жгло и ломило. Юноша осторожно сел на скамью, шумно задышал, отгоняя от себя видение. «Не сейчас, молю, боги, только не сейчас!» — воззвал он, в полубреду понимая, что не в силах отогнать от себя фантом, что он слишком силён для него. Глаза его наполнились белоснежным тусклым светом, закатились. Он видел одинокую фигуру в плаще Повелителя жрецов, стоящую на свежей могиле, видел ревущего белоснежного дракона, распростёршего крыла над шпилями замка; замелькали картины, полные крови, мятущейся ненависти и холодного одиночества. Дыхание прорицателя прерывалось, застывало в горле, и из груди рвались тихие хрипы.

— Артемис, — прорицателя тряхнуло, он распахнул глаза и уставился на Господина чернокнижников. Тот навис над ним и смотрел крайне внимательно, а из карих глаз так и не выветрилась тревога. — Мальчик мой, ты в порядке?

— Нет, — откровенно признался жрец, всё ещё не совсем контролирующий собственный язык после видения. — Господин, побудьте рядом.

— Глупый мышонок. Зачем, думаешь, я пришёл? — Сириус заулыбался, погладил юношу по щеке, скользнул подушечкой большого пальца по приоткрытым губам. — Я здесь.

Он обнял ученика за талию, приподнял и крепко поцеловал, не желая отрываться от этого ядовитого источника собственной слабости и силы. Как сладок был этот первый робкий ответ, полный неуверенности и страха, осторожности! Вампир лелеял ученика, перебирал мягкие кудри и не позволял отстраниться и прервать поцелуй, которым бредил уже много лет. За это единственное касание он был готов продать собственную бессмертную душу, лишь бы Акио оставался подле него и дальше, лишь бы всё так же целовал в ответ, дрожа от неизведанной неги. Когда тонкая ладонь коснулась щеки в трепетном прикосновении, Господин чернокнижников понял, что пропал. Сколько бы девушек и юнош ни прошло через его постель, только этот задиристый лисёнок мог пробудить его душу. Пальцы жреца на пробу зарылись в волосы мужчины на затылке, огладили, и вниз по спине прошлась сокрушительная дрожь. Артемис не понимал, что творит, зачем идёт на поводу у собственных эмоций, поддаваясь этим ледяным рукам. Когда губы чернокнижника скользнули на шею, жрец будто очнулся от сладкого сна, паника зародилась внутри груди, разворачивая чёрные щупальца.

— Господин, хватит, остановитесь, — взмолился он, упираясь в плечи мужчины. Он едва стоял на носочках, вынужденный выгнуться в руках Найтгеста дугой. — Боги милосердные, что же вы делаете?

— Тише, мой мальчик, — прошептал вампир возле его уха и ласково куснул за мочку, отчего тонкое тело в объятиях крупно содрогнулось. Он так чутко реагировал на ласку, что сердце заходилось пряной нежностью. Как прорицатель жил всё это время без любви? — Тише.

— Ваша жена… это неправильно, — Акио не мог и двух слов толково связать, теряя рассудок и задаваясь тем же вопросом: как он мог жить без близости этого невыносимого чернокнижника? — Вы разрушите свою жизнь. Перестаньте.