Метод супружества (ЛП) - Малком Энн. Страница 15

Но я хотела новый диван.

Так что на пенсию отложить не получится.

Кому не все равно?

Кип все еще смотрел на меня.

— Ты правда так думаешь, — медленно произнес он. — Тебе действительно нравится моя мама.

Если бы я не видела, как он выпил всего два пива за ужином, я бы подумала, что он пьян или не в себе.

Я бросаю подушку в изножье кровати.

— Нравится? Я уже полюбила ее! Кто бы отреагировал по-другому? Она великолепна. Может, у меня и дерьмовые отношения с мужем, но повезло со свекровью. А могло быть и хуже, — я вздрогнула, даже подумав об этом.

С другой стороны, мой бар в значительной степени опустел.

Мать Кипа не такая, как я думала. Хотя не знаю, чего я ожидала. Но, судя по его замашкам, мудацкому отношению и стилю жизни «мачо», я просто подумала, что она будет… другой.

Она оказалось милой, чертовски забавной, и с ней приятно находиться рядом. Если бы я смогла выбрать мать, возможно, выбрала бы ее. Конечно, я провела с ней всего один вечер, так что она могла оказаться разъяренной сукой, но я так не думаю.

Поведение Кипа было интересным. Я знала, что он уже был женат раньше. И у его предыдущей жены, о которой Дейдре не упоминала, очевидно, не сложилось такого же впечатления о его матери, как у меня.

Это было очевидно.

Хотя он и не хвастался, что практикуется в том, чтобы быть хорошим мужем. Казалось, он натренировался изображать из себя виноватого.

Виноватым за то, что у него любящая мать, часто улыбается и в целом радовалась жизни.

Очень интересно.

Но не мое дело.

— Теперь, когда с этим разобрались, мне нужно идти спать, — сказала я. — Надеюсь, завтра я не встану так рано, Нора дала мне выходной без предупреждения, повезло дружить с боссом! — я ухмыляюсь ему. — Но я устала и не хочу больше ничего выяснять. Мне нужно заняться своим обычным уходом за кожей, который является не столько рутиной, сколько случайными попытками смыть макияж с лица и, возможно, нанести немного масла, — я указываю на Кипа. — Не говори Норе. Она серьезно относится к процедурам ухода за кожей. В любом случае, сегодня мы должны спать вместе, но я не обязана с тобой разговаривать. И, черт возьми, клянусь, если ты попытаешься прикоснуться ко мне во сне или я хотя бы почувствую стояк, то сделаю себе пару сережек в виде твоих яиц, — пообещала я.

Затем ушла в ванную. Я задержалась гораздо дольше обычного и демонстративно проигнорировала Кипа, когда он прошел мимо меня. Затем быстро разделась, надев безразмерную футболку и фланелевые пижамные штаны, и свернулась калачиком в постели, притворяясь, что сплю, когда он вышел из ванной.

Чертовски трусливо.

Но это сослужило мне хорошую службу, когда кровать прогнулась и запах Кипа пропитал мои простыни.

Мне понравилось. Немного.

Я почти ожидала, что он испытает судьбу и попытается сблизиться со мной. Но он этого не сделал. Он сохранял дистанцию.

Так и нужно.

Я не разочарована.

Кип

Выбраться из постели, не разбудив Фиону, оказалось несложно. На самом деле, и ее будильник, и мой сработали довольно громко, а она даже не пошевелилась. Мне пришлось наполовину перелезть через нее, чтобы вырубить ее телефон.

Ничего.

Она спала как убитая.

Ситуация жуткая, потому что я был наполовину сверху нее и возбудился, как только посмотрел вниз на ее спящую фигуру и увидел, что футболка, которая была на ней, соскользнула с плеча, обнажая гладкую загорелую кожу.

У меня встал из-за ее плеча.

И из-за лица. Выражение, которого было нахмурено, а не умиротворено. Казалось, она с кем-то спорила во сне.

Это заставило меня улыбнуться. И внутри возникло совершенно дурацкое желание смахнуть волосы с ее лица.

Я отогнал это чувство.

Господи, совместная ночевка меня потрясла. И мамин приезд.

Я заставил себя вылезти из постели и принять холодный душ, выбросив из головы все мысли о Фионе и ее гребаном плече.

Мысли о жене. Твоей настоящей гребанной жене, ты, кусок дерьма.

Да, от этого у меня почти сразу же встал.

Фиона все еще спала, когда я закончил принимать душ и оделся. Черт возьми. Для одинокой женщины небезопасно спать так крепко. Особенно потому, что она регулярно «забывала» запирать входную дверь.

Мы говорили об этом.

Скорее всего, спорили, потому что Фиона ненавидела, что я приказывал ей.

По глупости, я с нетерпением ждал этого спора.

Выходя из комнаты, я почувствовал запах кофе. Меня не удивило, что мама встала так рано.

Она была закутана в халат и заглядывала в холодильник.

— Дорогой! — воскликнула она, увидев меня. В руках она держала коробку с яйцами. — Что насчет блинчиков? — она нахмурилась. — Фиона придерживается какой-нибудь низкоуглеводной диеты? — она задумалась. — Нет, — решила она, не дожидаясь моего ответа. — Ей нужны углеводы. Лишние изгибы еще никому не повредили.

Холодильник захлопнулся, и она начала наугад открывать и закрывать шкафчики.

— Что это за организационная система такая? — воскликнула она. — Сковородки должны быть рядом с духовкой, а не напротив, — металл лязгал, как будто сейчас не шесть утра и в доме больше никто не спал.

С другой стороны, я мог бы начать тут ремонт, Фиона бы не проснулась.

— После завтрака я переделаю все по-другому, — сказала мама, ставя сковороду на плиту.

— Господи, мам, — пробормотал я, двигаясь вперед в направлении кофе. — Тебе не нужно ничего переставлять.

Я испытал ужасное чувство дежавю. Она вела себя также с… раньше.

Не помогло и то, что я уволился вскоре после того, как женился. Мы были молоды. Мама думала, что помогает Габби привести дом в порядок.

— Фиона не будет возражать, — сказала мама, махнув рукой. — Сядь, — она указала на барный стул. — Я принесу тебе кофе. Знаю, как ты это воспринимаешь. К тому же, мне нравится возиться с этой кофеваркой, — она кивнула на эспрессо-машину на стойке. Единственная вещь на кухне, которой Фиона пользовалась ежедневно. Она серьезно относилась к своему кофе и всегда бормотала о «грязной воде под название кофе в Америке».

Хотя это меня расстраивало, я знал, что ссориться с матерью, особенно в шесть гребаных часов утра, бесполезно. Вместо этого я подошел к барному стулу.

— Мам, — сказал я, пока она возилась с эспрессо-машиной. — Серьезно. Не переставляй ничего.

— Потом поблагодаришь меня, — сказала она возле кофеварки.

Блять.

Она не собиралась слушать. Если только я не разозлюсь на нее. А я не хочу грубить ей. Это работа моего отца.

— Я обожаю Фиону, — почти прокричала она сквозь низкий рев кофеварки. — Она красивая, забавная, и ее замечательный акцент!

Она потянулась за кружкой и с грохотом принялась готовить кофе.

— Я расстроена из-за того, что меня не пригласили на свадьбу и даже не сказали о существовании Фионы, но прощаю тебя, — сказала мама, ставя кружку на стойку. — Она сказала, что это было быстро и неожиданно, и ее родителей тоже не было. С другой стороны, они живут в Австралии, которая примерно в восемнадцати часах езды отсюда, а до нас четыре часа, но неважно, — она вернулась на кухню, предположительно, чтобы испечь блинчики.

Я был удивлен, что мама так легко отмахнулась от обиды. Знал, что это вызовет какую-то семейную драму и ранит чувства матери.

Был готов к этому.

А она тут, пожимает плечами.

Моя мать никогда не отмахивалась от происходящего.

— К тому же, устроим настоящее празднование на вашу первую годовщину, — сказала она, беря миску.

Вот оно что.

У меня не было сил на этот спор.

Мы надеялись, что разведемся к первой годовщине. Я все еще не до конца уверен, как долго мы должны оставаться женатыми, чтобы это дерьмо с Грин-картой сработало.

Вероятно, следовало бы провести дополнительные исследования.

— Мам, — настойчиво говорю я, бросив взгляд в сторону коридора. Фиона еще не появилась. Я не мог больше рассчитывать на то, что она будет спать как убитая. Она рано вставала, хотя и не по своей воле, а потому, что работала в пекарне. И хотя я понятия не имел, как, черт возьми, она добиралась туда каждое утро, как пробуждалась от этого мертвого сна.