Синто. Героев нет - Пушкарева Любовь Михайловна. Страница 42

В один из би-вечеров меня перехватил Дин Таксон, он был нервным и мрачным. Первое, что пришло в голову — заговор, убили президента, и нам всем придется уносить ноги. Мы зашли к нему.

— Что случилось? Глядя на тебя, можно подумать, что свергли президента, — попыталась я пошутить.

— Нет, все не так плохо, а может, еще хуже. Это как смотреть.

— Дин, не в твоих привычках плести языком. Что случилось?

— Извините, леди ВикСин. Не знаю… Не знаю, как начать. Вот… — и он вставил инфокрис с текстом. Я принялась читать, это оказалась история болезни, рассеянный склероз…

— Я попросил у Вольфа его личный архив на лучших курсантов, и среди крисов с эгофайлами оказался этот.

— Что ты хочешь сказать? — голос не слушался, я не могла нормально вздохнуть.

Вместо ответа Дин пролистнул файл…. Дарел Вольф, генерал в отставке, ректор двенадцатого училища…

У меня все поплыло перед глазами… Это не опухоль, которую можно вырезать, не проблемы с сердцем или сосудами, которые можно подлатать. Не с каким-то органом, который можно заменить, на худой конец. Да, все сейчас лечится, и это тоже. Но такое лечение могли себе позволить очень немногие, это все равно, что полностью омолодить себя. Очень долго и очень дорого.

Мне вспомнилось, что Дарел стал подволакивать ногу, объясняя это старой травмой. Дата диагноза — чуть больше года назад.

— Сволочь, засранец, тварь, — застонала я. — Годы — это не только потери, но и уроки… «Научился ценить подарки Судьбы»… Тварь, знал, что скоро сдохнет, и решил напоследок сделать девочке приятное…

Дин в ужасе смотрел на меня. Я не удержалась и завыла, обхватив голову руками. Выпустив боль, я посмотрела на Дина.

— Я найду деньги. Но как уговорить его лечиться? — спросила я спокойным деловым тоном. Дин замотал головой, приходя в себя.

— Ваши перепады… — промямлил он. — Я думаю, если вы объясните ему, насколько он для вас дорог, пригрозите… он послушает.

— Пригрозить чем? Помереть вместе с ним? Он не поверит.

— Нет, внушить, что он вам жизнь поломает.

— А ведь поломает, — сказала я грустно. — Я не хочу его терять. Только не это. Ведь это будет ужасно глупо.

— Только вот пассаж о глупости его не проймет, даже я не понимаю, почему это будет глупо.

— Потому что бессмысленно! Этого же можно избежать, реально можно. Без каких-то сверхнапряжений.

— Вы уговорите его, леди ВикСин, вы и мертвого уговорите, — заверил меня Дин.

— Надеюсь, ты прав, потому что иначе я его возненавижу. И убью. Любила — убила.

— Мрачные у вас шутки.

— Это не шутки, Дин. Увы, не шутки.

Я развернула тихую, но активную деятельность. Слетала к брату, там, подальше от Вольфа, узнала, где и за сколько такое лечат. Самые подходящие клиники были на Тропезе и Синто, но на Синто получалось бешено дорого, потому что Вольф не гражданин и не служил по контракту у нас. Значит, Тропез. У меня была треть нужной суммы, учитывая, что я не успела вернуть брату деньги, как собиралась. Где брать остальное? Спрошу отца, не даст, так, может, что-то посоветует.

— Ты с ума сошла! Да что у тебя каждый месяц происходит? Ты ходячее несчастье. — Кричит, значит, все будет хорошо. — А ты знаешь, что твой ректор выпытывал у меня ненароком, сколько стоит инорожденный ребенок и как у нас относятся к детям, у которых родители иностранцы? С чего бы ему понадобилось такое знать?

— Не знаю.

— Решай, что ты хочешь: Вольфа или ребенка от него!

— Отец, но он же переболел омега-вирусом…

— Те, кто служил в ЕвСе, сдавали генматериал, и он свой сохранил. Если я все правильно понял, то он сейчас хранится где-то на Тропезе.

— Откуда ты все знаешь?

— Оттуда, что я думаю головой, а не… Или Вольф, или его ребенок!

— И то и другое, — твердо сказала я. Отец уставился на меня.

— Ребенок может подождать, — поспешила я успокоить его. — Папа, ну пожалуйста, у меня ведь есть треть суммы, на первый цикл лечения хватит. Я же не знаю, какие у нас перспективы, может, это и не такая уж и большая сумма?

— Треть — это год работы, твоей и Ронана.

— Семья ведь получила вознаграждение по персональному контракту? — я не собиралась требовать эти деньги, но придется.

— Получила стандартную сумму, то есть еще четверть у тебя есть, а где возьмешь недостающую половину?

— Папа, но ведь если он будет умирать долго и мучительно у меня на глазах… — попыталась я зайти с другого бока.

— Не будет, — перебил меня отец. — Скорее голову себе снесет при первых симптомах.

— Первые симптомы уже есть. Если его не будет — мне будет плохо. Очень плохо, — твердо сказала я. — Он имеет очень сильное положительное влияние на меня.

Отец зло зыркнул.

— Скажи уж — влюбилась в него, а то выдаешь тут околонаучные фразы.

— Влюбленность разная бывает. Вольф помогает мне сохранять спокойствие, настраивает на позитивный лад. Он действительно очень много для меня значит и много для меня делает.

Отец задумался. Я была спокойна: если бы он категорически не хотел мне помогать, то не кричал бы, а спокойно сказал об этом и прекратил разговор.

— Клиника где?

— На Тропезе.

Опять задумался.

— Иди, я посмотрю, что можно сделать. А он вообще как, быстро согласился?

— Я еще не говорила с ним.

Отец фыркнул.

— Иди.

Первый, кого я встретила в учебке, был Дин с подбитым глазом.

— Он догадался. Вспомнил, куда дел инфокрис, — шепнул он мне, проходя мимо.

Да… Задача усложняется, мягко говоря. Я решила, что не буду первая заводить разговор, и отправилась к имитаторам, давно пора проверить, чему научились курсанты. Би-ночью, уставшая и опустошенная, мечтая лишь о подушке, я добрела до своей комнаты. Вольф буквально оттащил меня от двери и впихнул к себе.

— Что ты задумала?

Я молча побрела к кровати.

— Что ты задумала?!

Я упала, не раздеваясь, и стянула сапоги

— Что, Дарел, лучшая защита — это нападение, да? — начала я уставшим голосом. — Ты думаешь, я что-то задумаю для тебя, непорядочного сукиного сына?

Он смутился.

— В чем ты меня обвиняешь? — спросил он с вызовом.

— В том, что стал единственным, стал всем для меня. Понимаешь, всем! Зная, что отнимешь! Что только я поверю в счастье — ты уйдешь! — прокричала я в слезах и разрыдалась в подушку. Хлопнула дверь, он ушел.

Кажется, этот раунд я проиграла. Выплакавшись, я уснула.

На следующий день отец сообщил, что сможет все устроить. Я ни секунды в этом не сомневалась. Вольф был в учебке, но мы не увиделись даже мельком. На следующий день все повторилось. К вечеру я уже была в бешенстве; подкараулив его ночью у двери, ворвалась следом в комнату. Он был готов опять скандалить.

— Вот что, — спокойно сказала я, — у тебя есть выбор. Или ты лечишься, и мы делаем сына, или подыхай как пес, зная что испоганил мне жизнь.

— На какие деньги? И какого сына?

— На Тропезе что хранится?

— Шпионы, — и добавил ругательство.

— А деньги есть! Иначе не предлагала бы.

Он помолчал, глядя в пол.

— Я не смогу вернуть, — зло выкрикнул он. — Я не смогу вернуть этот долг!

— Вот как? Ты слишком горд, чтобы принять подарок от любящей женщины. Жаль, что ты также слишком бессовестен, чтобы понять, что будет значить для меня твоя смерть.

— Да что? Поплачешь и утешишься, тебе девятнадцать лет!

Я со всей силы влепила ему пощечину и ушла.

Оказавшись у себя, я опять расплакалась. О, Судьба, ну почему не может долго все быть хорошо, почему все проходит и за все надо платить? Сквозь слезы услышала, как открылась моя дверь, доступ ректора ко всем помещениям, будь он неладен.

Дарел подошел к изголовью и встал на колени.

— Ну зачем я тебе, старый, больной?

Я молчала.

— Прошу, сделай ребенка, если получится, — продолжил он. Зря он об этом заговорил.

— Я не хочу ребенка от тупого эгоистичного гада, который его даже не увидит никогда, — закричала я в бешенстве. — Убирайся, не хочу тебя видеть! Ненавижу! Ненавижу тебя! Чтоб ты сдох! И поскорее!