День между пятницей и воскресеньем - Лейк Ирина. Страница 16

Званый ужин завершился почти без потерь и происшествий. Но без танцев, увы, не обошлось. Эту часть торжества Николай в последнее время воспринимал особенно болезненно. Конечно, многое зависело от количества выпитого Тамарочкой горячительного, но чаще всего танцы удавались настолько буйными и разнузданными, что в любом парижском кабаре рыдали бы от зависти. Чем старше становилась его жена, тем жарче становилась танцевальная программа: никаких медленных композиций, никаких сдержанных вальсов, только страстное танго, только цыганочка и еще одна бурная непонятная пляска с размахиванием руками и произвольными взбрыкиваниями, которую она почему-то называла румбой. Во время румбы он предпочитал незаметно скрыться из бальной залы. И не только потому, что его мучил жуткий испанский стыд. Телодвижения супруги пугали его настолько, что он боялся, как бы она не вывихнула себе что-нибудь или не сломала шейку бедра. В партнеры по танцам Тамарочка обычно выхватывала кого-нибудь из зазевавшихся или неопытных гостей, по наивности не подозревающих, что именно их ожидает. Тамарочке хотелось исполнять сложные поддержки, неожиданные выпады и внезапные долгие вращения, а бедному кавалеру нужно было следить, чтобы она случайно не грохнулась обо что-нибудь головой и не зашибла никого из легкомысленно оказавшихся поблизости. Гости же, разумеется, засыпали хозяйку дома комплиментами, а она, закончив выступление и многократно раскланявшись, сообщала им, прихлебывая из очередного бокала, что ее невероятная гибкость и грация — результат многолетних занятий в юности в знаменитом балетном училище. Откуда в голове у супруги взялся этот факт, Николай так и не выяснил. Ее мама, Марина Петровна, однажды лично подтвердила ему на семейном празднике, что ни в какое балетное училище Тамарочка никогда не ходила. В детстве ее, правда, пытались водить в танцевальный кружок в местном доме культуры, но очень скоро стало ясно, что Тамарочке категорически не подходят никакие занятия, если они требуют хоть каплю стараний и усердия.

Тамара танцевала, гости шумели, Николай прятался у себя в кабинете. Дверь приоткрылась.

— Николаша, мы уходим.

Он снял очки, посмотрел на сына.

— Хорошо, Витенька. Спасибо, что приехали. Там мама…

— Еще танцует, да. С Евгением Александровичем.

— Пойду тогда снимать ее с Евгения Александровича и заканчивать все это… веселье.

— Помочь?

— Не нужно, я справлюсь. Вы поезжайте, малышка устала. Может, на праздниках на дачу ее к нам привезете? И сами побудете, отдохнете, свежим воздухом подышите. Дом-то большой.

— Приедем, конечно. Николаш, я спросить хотел… Мне неловко так, я прям как дурак себя чувствую, отец машину подарил, а я опять…

— Сколько тебе надо?

— Да только на резину. Спасибо!

— Переведу на карточку.

— Ага! Ну, мы поехали. Пока!

— Пока, ребятки! Осторожней там. И напиши, как доберетесь.

Гости разошлись, в гостиной открыли окна, со стола уже убрали все тарелки и рюмки, оставалась только скатерть в пятнах и разводах и пара кофейных чашек. Во главе стола одиноко восседала Тамарочка и задумчиво созерцала бокал с вином. Николай остановился в дверях, замешкался на минуту, но потом шагнул в комнату и подошел к ней.

— Все разошлись. Вечер был чудесный. Ты прекрасно все организовала, моя дорогая.

— Еще бы. — Она подняла на него мутный взгляд. — И все ведь ради тебя. Как же ты не понимаешь? Ну, почему ты такой дурак? Все это нужные люди… Ты же понимаешь, что они все нуж-ные. Для тебя! Для твоей карьеры. Все делаю ради тебя. А ты ни капельки, ни ка-пель-ки… Наташа! — вдруг неожиданно громко крикнула она в сторону кухни. — А есть еще вино? Плесните мне капельку.

Он промолчал. Он не стал говорить, что все эти «нужные» люди давным-давно безнадежно отстали от него и в карьере, и в бизнесе. Что все они были как рыбы-прилипалы, Тамарочкина свита, которая крутилась возле нее с вечными комплиментами и заискиваниями в надежде приблизиться к ее мужу, он не стал говорить, сколько человек сегодня просили его об услуге, а сколько из них просили просто денег. Она же старалась, зачем ее обижать. Он хотел поговорить только об одном, хотел быстро сказать ей и уйти спать. Сил ни на что не было.

— Тамара?

— М-м-да? Слушаю.

— Я хотел тебе сказать. Мы с Леней уезжаем. В отпуск. Решили поехать отдохнуть.

— Что еще за отпуск такой?

— Ну, у всех людей бывает отпуск. Нам с Леней не по шестнадцать, а работаем мы как молодые. Другие, вон, в нашем возрасте на пенсии сидят, в парке гуляют.

— Ты решил мне пожаловаться? Ты чем-то недоволен? Что-то не устраивает вас, Николай Иваныч? Хотите гулять в парке? Так идите! Гуляйте! В парке! Никто вас не держит!

— Тамара, не заводись, я не жалуюсь, я просто говорю тебе: мы с Леней едем в отпуск. Ставлю тебя в известность.

— Ставит он меня… Куда вы намылились? На вашу мерзопакостную старую дачу? Пить самогон и жрать костлявую рыбу? Имей в виду, никаких бань. У тебя давление, тебе нельзя. А то парализует, и будешь как… слюни пускать. Я с тобой возиться не стану, имей в виду…

Он не дал ей договорить:

— Нет, не на дачу. Мы едем в приличный отель. На море. В Турцию.

— Куда? — Она прыснула, на подбородке повисла капля. — Вы что, совсем ополоумели с этим вашим… с твоим Леней? Какая Турция? Ну уж нет. Я не поеду в эту вашу нищебродскую… Турцию, не-не! Да ты с ума сошел? Чтобы я? Там? С нищими? Ты что, решил надо мной поиздеваться? В Турцию? Я ни ногой!

Он сделал глубокий вдох.

— Тамара, я не собирался ни над кем издеваться. И тебя никто не заставляет туда ехать. Ты, Тамара, не едешь в Турцию. Тебя никто не зовет. Мы едем вдвоем с Леней.

Она опять прыснула — на этот раз забрызгав красными каплями светлое платье, попыталась смахнуть их, потом махнула рукой.

— Вдвоем? А что вы собрались там делать вдвоем, позвольте спросить? Девок снимать? А-ха-ха, — и она закатилась грудным низким смехом. — Кому вы там сдались, старичье?

Он помолчал, вдохнул, выдохнул.

— Тамарочка, в общем, ты меня поняла. Мы с Леней уезжаем в отпуск.

— Надолго?

— Недели на две. Может, и дольше.

— А бизнес? А пре… при… предприятие! А все дела кто будет делать, позволь тебя спросить?

— Я все уладил.

— Значит, девок снимать тебе приспичило. Уладил он, ишь ты. Девок они собрались снимать, смотри на них… Из вас песок сыплется! Песком там все не засыпьте. Там песка своего хватает. А-ха!

— Тамара. Я устал и хочу спать. Никакие девки нам не нужны. И мне противно тебя слушать. Ты же сама знаешь, что у меня всегда была одна ты.

— Еще бы! Где бы ты был сейчас без меня? — вдруг взвилась она. — Вцепился как клещ! Еще бы, такое приданое. Папочка меня обеспечил, всегда все было для меня самое лучшее. И все я променяла! Ради кого? Без штанов, без роду, без племени! И как был, так и остался! Всю красоту мою, всю молодость размотал — в-жух — по ветру. Думаешь, я тебя так и отпустила? В отпуск он намылился! А я что, должна тут сидеть? Ну уж нет!

Он из последних сил пытался сохранять спокойствие и даже отвернулся к окну, чтобы не смотреть на нее. По бульвару шли редкие прохожие.

— Хорошо, давай я оплачу тебе поездку куда-нибудь. Поезжай с подругой. Куда хочешь.

— В Европу.

— Хоть в Европу, хоть в Азию. Завтра выбери тур и поезжай.

— И новую грудь!

— Что?

— Я хочу новую грудь!

Он вздохнул. У него разболелась голова.

— А что не так с этой? Эта уже сносилась? Ты с ней и года не проходила.

— Ты сволочь! — Она швырнула в него стакан, но не попала. Стакан разбился, на полу растеклась бордовая лужа.

«Прямо как в кино, в сценах про убийства», — вдруг подумал он.

— Ты никогда не ценил моей красоты! — завопила Тамарочка. — Куда тебе! А я старалась! Ради кого? Все как бисер перед свиньями! Деревенщина! Да ты понятия не имеешь, что такое настоящая красота! Не понимаешь, не ценишь! Господи! Надо было, надо было выходить замуж за Эдика!