Демонический Любовник (ЛП) - Форчун Дион. Страница 36

Вероника, потянувшись за свечой, вдруг остановилась, и рука ее замерла в воздухе. Присутствие было в комнате, она ощущала его рядом со своим локтем. Она медленно опустилась в кресло, с которого поднялась, и как только она это сделала, у нее вновь возникло ощущение внезапного вылета души вовне. И снова странная субстанция, которая была ее жизненной силой, начала выделяться из ее левого бока и собираться в форму закутанной в одеяние фигуры, с которой нас познакомила традиция, и вскоре среди складок белоснежного одеяния вновь возникли глаза Лукаса. Но на этом процесс остановился, сгущение прекратилось и полностью материализованными остались только глаза; все остальное повисло в воздухе, словно завиток дыма.

Вероника, сохранившая все свои способности, ощущала странную легкость и смотрела прямо в его темные глаза. Губы и горло недостаточно проявились, чтобы говорить, но гипнотический взгляд полностью подчинил ее себе и заставил медленно подняться с кресла и встать перед ним в желании исполнить любое его желание. Последовав за ним, она дошла до угла комнаты, где лежал на кресле старый плащ, тот самый, который, как ей всегда казалось, был пропитан личностью Лукаса, и, завернувшись в него, она ощутила, что ее странное духовное родство с ним стало еще сильнее.

Глаза, сиявшие сверхъестественным светом, смотрели на нее наполовину с нежностью, наполовину с триумфом, и когда серая фигура вышла за дверь, Вероника немедленно последовала за ней. Ей казалось, что она ничего не весила и ничто не притягивало ее к земле, и что ей стоило лишь подумать о каком-либо месте, как она мгновенно переместилась бы туда; и действительно, ее тело с невероятной готовностью подчинялось любой команде ее разума; мягко, без каких-либо усилий, все действия совершались сразу же, как только поступала команда, и она быстро пошла вслед за парящей призрачной фигурой по темной террасе.

Со скользящей впереди фигурой ее соединял тонкий серебряный туманный шнур и она знала, что любой ценой должна сохранить этот шнур невредимым. Затем она заметила еще одну, куда большую странность – хотя вокруг была кромешная тьма, она видела все достаточно ясно, словно бы двигалась в тяжелых серых сумерках. Местность казалась ей освещенной странным бледным сиянием, как бывает во время полного солнечного затмения, только сейчас сияние было гораздо меньшей интенсивности и предметы при этом не отбрасывали тени.

Совершенно не прикладывая усилий, они с огромной скоростью прошли по заросшей дороге, затем – по тропе, шедшей вдоль берега реки, и затем свернули налево, и Вероника догадалась, что их целью был ряд рабочих хибар, что стояли чуть ниже по переулку. Едва осмеливаясь дышать, она шла за призрачной фигурой, которая тянула ее за серебряный шнур, до тех пор, пока они, наконец, не остановились у стены ближайшего к ним домишки.

Темные глаза мельком взглянули на нее, а затем фигура воспарила над ее головой, словно завиток дыма, и она увидела, как та протискивается сквозь витраж в свинцовом переплете, вставленный в хлипкую раму под карнизом хибары. Вероятно, призрак нашел в нем какую-то щель, ибо он медленно проник внутрь и снаружи остался лишь тонкий серебряный шнур, связывавший его с ее телом.

Казалось, она ждала целую вечность и ни звука не доносилось со стороны хибар, а затем она услышала слабый скрип и увидела, что над ее головой отворилось окно, а на подоконнике появилась рука. Сквозь щель в дом проник бесформенный туман, но теперь наружу выбиралась самая настоящая человеческая фигура, и по глухому стуку, с которым она ударилась о землю, Вероника поняла, что она даже обладала каким-то весом. Затем фигура подошла к ней по замершей траве и она увидела, что это был тот Лукас, которого она знала при жизни, одетый в мягкую серую накидку с капюшоном.

Взяв ее под руку прежним привычным жестом, он быстро повел ее прочь тем же путем, которым они пришли, и затем через сад провел обратно на террасу.

Древесная зола в камине бильярдной комнаты все еще отбрасывала красноватое свечение, и Вероника, схватив кочергу, попыталась расшевелить угли до пламени, ибо она умирала от холода и страха, но рука, которая теперь была абсолютно ощутимой, остановила ее, и знакомый голос сказал ей на ухо:

– Спокойно, детка, вы же знаете, что я не переношу яркого света.

Властным жестом он подтолкнул её, не способную сопротивляться, к креслу, и когда она откинулась на подушки, склонился над ней.

– Сейчас я верну вам то, что я у вас занял. Совсем не безопасно держать вас так долго в вашем нынешнем состоянии, – сказал он, и пока он говорил, Вероника ощутила поток возвращавшихся к ней жизненных сил, которые были частично у нее отняты. Однако на этот раз фигура перед ней не растаяла полностью, когда она вернулась в бодрствующее состояние, но превратилась в осязаемую плавающую туманную форму с глубокими озерами тьмы в тех местах, где прежде были глаза. То, что он отнял у спящих людей в хибарах, он оставил себе, отдав ей лишь то, что заняла ему она.

Призрачная фигура подплыла ближе к ней, как если бы прощаясь, и затем, проскользнув к окну, просочилась сквозь щель в прогнившей раме, и Вероника, потрясенная и измученная, разожгла огонь и оглядела опустевшую комнату.

На следующее утро Вероника поняла, что не может считать произошедшее чем-либо иным, кроме как кошмарным сном, и, лежа в кровати между сном и бодрствованием, благодарила небеса за то, что все это не было правдой, когда вдруг ей на глаза попались промокшие и испачканные грязью домашние туфли. Она уставилась на них, все еще отказываясь признавать реальность воспоминаний о вчерашней ночи; это должно было быть сном, если она хотела сохранить рассудок, а за свой рассудок Вероника намеревалась держаться до последнего.

После завтрака она отправилась на утреннюю прогулку по берегу реки, когда вдруг звук колес позади нее заставил ее оглянуться и увидеть доктора, отца Алека, едущего в своей повозке по заросшей травой дороге. Он удостоил ее взгляда, полного ненависти и отвращения, и, встряхнув поводья, помчался дальше, ничем больше не выдав того, что узнал ее. Да, этот мужчина, живший в объективном мире, не мог установить никакой иной причины смерти, кроме сердечной недостаточности в случае Лукаса или кровотечения из яременной вены из-за укуса собаки в случае своего сына, но интуиция, дремлющая даже в самых приземленных из нас, подсказывала ему, что каким-то неведомым образом Вероника была связана с обоими этими случаями – что-то было такое в этой девчонке, что не вписывалось в рамки законов его трехмерной вселенной. Что это было, он не мог объяснить даже самому себе, и поэтому боялся и ненавидел ее так, как умеют ненавидеть лишь дети и собаки – без видимых на то причин, ведомый одним лишь безошибочным чутьем.

Вероника продолжила свою прогулку по заросшей дороге и дошла, наконец, до ряда рабочих хибар, которые видела во сне минувшей ночью. Даже при свете дня не могла она избавиться от страха перед этим воспоминанием; оно, словно тень, все еще нависало над ней. Вот угол увитого розами крыльца, рядом с которым она стояла; а там, прямо под карнизом, маленькое окошко, в которое залезал Лукас. Слава Богу, все это было лишь сном, успокаивала она себя. Но затем, посмотрев на раскисшую землю под ногами, она остановилась, как вкопанная: на мягкой земле был ясно виден отпечаток подошвы, совершенно не похожей на подошву грубых крестьянских ботинок. Это был отпечаток маленькой ножки в домашних туфлях на высоких каблуках и с блестящими пряжками, туфлях в духе Людовика, одной из первых вещей, которые она купила себе со щедрого жалованья, выданного ей Лукасом, туфлях, которые лежали сейчас, вымокшие и испорченные, на полу ее спальни. Сердце ее бешено колотилось, пока она искала на земле следы мужской обуви, которые должны были сопровождать ее собственные, если ее ночной комар не был просто сном. Однако никаких других следов здесь не было. Маленькие ножки в кромешной тьме неспокойной ночи ходили по этой дорожке в одиночестве. Здесь были также следы грубых деревенских ботинок, но больше здесь не ходил никто. Однако стоило ей вздохнуть с облегчением, не найдя подтверждения своим страхам, как она заметила рядом со следами туфель на высоком каблуке еще один, куда более странный след, как будто бы кто-то тащил здесь что-то по земле, а местами и вовсе виднелись отпечатки голых стоп; правда, это были не совсем человеческие стопы, но скорее лапы или какие-то недоразвитые конечности.