Ты – всё (СИ) - Тодорова Елена. Страница 71
Ошпаривает не голосом – тот блеклый, подобен моему последнему. Нет, ошарашивает он своей прямотой.
А еще…
Моим очередным внутренним осознанием: я не хочу, чтобы он меня отпускал.
– Нет. Не хочу.
В столь серьезном вопросе выбираю исключительную честность.
Нечаев моргает, и уже в этом движении чувствуется облегчение. Вдох и выдох, которые подтягиваются после паузы, во время которой, он сглатывает и сжимает челюсти – эту реакцию обостряют.
Мое сердце екает, утяжеляется и, ухая вниз, освобождает горло. Только вот уходит эта чертова мышца гораздо ниже своего места. Устраивает дебош в районе моего желудка. Всколыхивает пресловутых бабочек в животе. И дает жгучие вибрации в промежность.
Я бы хотела сказать, что дает о себе знать проснувшаяся похоть.
Но…
Умом ведь понимаю, что это желание – индульгенция, чтобы прикоснуться к моему Яну-Титану. И он это тоже замечает. Когда кладу ладонь на щеку и ласково пробегаюсь пальцами по отросшей за день щетине, вздыхает и облизывает губы. Прижимаюсь к ним ненадолго.
Невинный поцелуй вместо прощания.
Глаза в глаза. Молнии между нами.
И…
Я ухожу. Он позволяет.
Сразу же направляюсь к айтишникам. И в принципе до конца рабочего дня занимаюсь делами, словно внутри все не растрепано в хламину.
После шести еду к Мадине, чтобы попросить кое-что из одежды.
– Я завтра куплю, – оправдываюсь устало. – Сегодня нет сил тащиться в ТЦ.
– Да без проблем, – отмахивается подруга. – По секрету: есть куча вещей, в которые я все еще не влезаю.
– Серьезно? – удивляюсь, покачивая Рокси, пока Мадя роется в шкафу. – В любом случае у тебя очень красивая фигура.
– Я знаю, – важно соглашается она. Не могу не улыбнуться. – А что именно тебе сейчас нужно?
– Какие-нибудь брюки для езды на мотоцикле. Я оформила прокат на три дня. Хочу сегодня с Ильей покататься.
– О. БО-ЖЕ. МОЙ! – восклицает Мадина, растягивая в поражении слоги. – Ты тому Нечаеву, который Титаниум, решила растрясти нервную систему? Он не загорится?
– Нет. Он тут ни при чем. Просто хочу заниматься тем, что нравится. И, естественно, буду это делать!
– Ну, смотри сама, конечно. Если город накроет ударной волной – будет на твоей совести, – смеется Мадя. – У меня есть класснючие кожаные брюки! На тебя должны клево сесть. Вот! Примеришь?
– Да… Думаю, подойдет. Еще бы майку и курточку.
– Все есть!
– Я у тебя душ приму, прости уж за наглость…
– Чувствуй себя как дома.
Юния Филатова: Мам, я сегодня у Андросовых останусь. Не волнуйся за меня. Обещаю, что завтра заеду.
Валерия Филатова: Хорошо. Спасибо, что написала.
Юния Филатова: Сделаешь вертуты с соленым творогом?
Валерия Филатова: Конечно. Обнимаю тебя, дочечка.
Юния Филатова: Я тебя тоже, мам.
Переписываюсь с мамой, пока сушу волосы. И в какой-то момент, испытывая реальную потребность, чтобы кто-то сгреб до хруста, едва сдерживаю слезы.
После ванной Валик с Мадиной, конечно же, уговаривают меня остаться на ужин. Долго не отпираюсь, потому как очень люблю их стряпню.
«Ян так странно пропал…» – то и дело звучит у меня в голове.
Бегу от мыслей, что прямо сейчас он, возможно, изучает мои вещи. Голова болит, когда пытаюсь представить, что способен там найти. Сердце сходит с ума от тревоги. Но поехать домой и столкнуться со всем этим вживую еще страшнее.
Не могу поверить и в то, что Нечаев просто дал мне свободу.
Чувствую, что знает, где я и с кем.
И эти ощущения получают подтверждение, когда я в восемь пятнадцать заезжаю на парковку у кафе. Не успеваю слезть с байка, в зеркало заднего вида замечаю влетающий на территорию АЗС черный мотоцикл.
Боже…
Бросаю взгляд на Илью и понимаю, что он удивлен не меньше моего.
38
Я не люблю розы. У них шипы.
© Юния Филатова
Ян останавливается, занимая парковочное место слева от меня. Вытягивая ноги, небрежно прочесывает задней частью берцев бетонную плитку. Слегка отклоняясь назад, поворачивает ко мне не только голову, но и верх заключенного в кожу крупного и мускулистого корпуса.
Смотрю на него, и от банального визуального восторга дух спирает.
А ведь кроме этого, к едва ощутимому запаху бензина примешивается аромат насыщенного и стойкого, тяжелого и острого, дико волнующего и сладко пьянящего, многогранного и яркого мужского парфюма.
Не знаю, как там с противопожарной безопасностью на АЗС, а я готова взорваться.
Подъем защитного стекла. Встреча глазами. Сплетение взглядов.
Упс, мадемуазель.
Ну да, ну да, Нечаев… Упс! Ты же здесь неслучайно.
Нет, не случайно. Ты ведь не думала, что я тебя отпущу?
Надеялась, что не отпустишь.
Немой, но пронзительный разговор.
Аура. Темная. Густая. Мощная.
Контакт. Чистый. Стремительный. Неразрывный.
И мое сердце тотчас скидывает броню. И обретает крылья душа. И разбивает дрожью тело. И в кончики пальцев вибрацией уходит ток.
Никто из нас не произносит ни слова. Молча оставляем байки и идем в кафе.
– Кому что? – сухо спрашивает Ян, едва занимаем диванчик у одного из столов.
– Я буду двойной бургер и кофе, – заказывает Илья.
– Мне только кофе, – отзываюсь я.
Титан Романович кивает и направляется к кассе. Невольно провожаю его высокую и крепкую фигуру взглядом.
Ян Нечаев в деловой тройке – охрененен.
Ян Нечаев в мотоциклетном костюме – охрененен вдвойне.
Поглядываю на него на протяжении всего времени, что он стоит у витрин. Оцениваю то, как свободно и непринужденно он держится. А заодно понять пытаюсь: зол ли? К чему мне готовиться? Как правильнее себя вести?
– Ты сказал, что мы встречаемся?
– Должен был сказать.
– Мм-м… – протягиваю понимающе. Но все же добавляю: – Мог бы предупредить, что приедет.
Пересекаемся с Ильей беглыми взглядами.
– А вот этого я не знал. Хотя должен был догадаться.
– Ну да… Я и сама могла бы, – заключаю примирительно. – Ты мне по шрамам объясни, – молю отчаянно.
В этот раз установленный зрительный контакт дольше и настойчивее.
– Хочешь, чтобы я потерял брата? – выдыхает Илья хмуро. – За этот слив он меня точно не простит. Предупредил.
– Что же там такое? – невольно сокрушаюсь вслух.
Мозг активизируется. Генерирует мысли. Дымка почти рассеивается.
Но…
Какая-то часть меня, понимая, что не готова к этой информации, блокирует призрачную правду и запирает ее на замки. Ощущение, что за этой дверью спрятано нечто ужасное. Боль, перед столкновением с которой нужно сделать очень глубокий вдох. А кислорода пока нет. Попросту нет.
Шумно тяну воздух. Но насыщения не происходит.
Только Ян ставит передо мной пол-литра латте, взволнованно обхватываю бумажный стаканчик ладонями. Когда же рядом приземляются еще два вишневых чупа-чупса, вздрагиваю. С трудом успеваю притормозить с реакциями нервной системы, чтобы не стиснуть теплый картон слишком сильно и не выплеснуть содержимое себе на руки.
А вот направление взгляда вовремя отследить неспособна. Вскидываю его на Яна, прежде чем осознаю, что делаю.
И в сердце будто десятки тысяч лампочек врубаются.
Освещают. Ослепляют. Согревают.
Да пусть… Пусть. Пусть сжигают. Сжигают. Сжигают, конечно.
Чупа-чупсы… Это так не похоже на нового Яна. Совсем не похоже.
Что за намек???
Нельзя просто вернуться к тому, что было когда-то! Да и что там было? Кто объяснит череду всех событий? Почему так случилось? Почему?!
Всем табу наперекор прокладываем друг к другу путь. Прорываемся после всех исполненных смертельных петель. Пробиваемся измученными душами, хоть до сих пор не знаем, что за войны в одиночку прошли.
«Есть дороги, которые нужно пройти в одиночку…» – вспоминаю слова Миланы Андреевны.
И под горлом снова бьется ужас.