Ты – всё (СИ) - Тодорова Елена. Страница 91

Мальчишки пользуются заминкой, чтобы броситься в сторону наших ворот. Улавливаем это, но, поддавшись огненной страсти, украдкой сливаемся в диком поцелуе. Едва губы не стираем, стучим в нетерпении зубами, кусаемся и зализываем раны.

– Блядь… – выдыхает Ян явно мучительно.

Смущенно смеюсь. Ведь пока соскальзываю, чтобы встать на ноги, чувствую его эрекцию.

– Дети – это хорошо, – хрипит Нечаев. – Но иногда они так мешают.

Еще громче хохочу.

Поднимаю руку, чтобы отбить «пять». Он хлопает по моей ладони и тотчас сплетает наши пальцы. Сжимая и разминая мою кисть, снова тянет на себя. Со смехом пячусь. Наступает. Вторую руку оборачивает вокруг талии. Притискивая к себе, влажно целует в шею. Покрываюсь мурашками и взвизгиваю.

– Нам там сейчас три подряд настреляют… – выдыхаю и снова хохочу, когда зализывает и всасывает кожу. – Щекотно же! Щекотно!

Отпускает. Бежим.

Мальчишки вовсю своевольничают. Забив на какие-либо правила, терзают несчастную сетку удар за ударом и смеются.

– У нас 5:1! – горланит Богдан.

– Я тебе сейчас… – беспомощно ругаюсь я. – Ты обалденный! То есть, обалдевший!

Он насвистывает. Причем так ладно, какую-то знакомую, связанную с футболом мелодию вытягивает. Пока у него не отбивают мяч. Тогда уже я хохочу, наблюдая, как парнишки пытаются угнаться за нацеленным на их ворота Яном.

Конечно же, мы выигрываем.

– Мог бы разок поддаться. Мы же банда, – дразню, толкая своего Нечаева в бок, когда бредем вчетвером – запыхавшиеся, пугающе красные и мокрые от пота – разыгрывать очередной мяч.

– Не мог. Потому что уважаю своих братьев. Поблажки для слабаков. Пусть учатся. Лучшими будут.

И все же… Один раз Ян подается, дабы парни совсем не пали духом. Замечаю это и, естественно, подыгрываю.

– Боже… Я отвыкла от такой активности, – стону наутро. – Все болит. Я разваливаюсь.

Нечаев смеется.

И, что не удивительно, помогает мне восстановиться.

Теплая ванна, массаж, томительные ласки разомлевшего тела и под занавес столь дикий секс, что первые минуты после того, как мозги на место встают, стыдно смотреть в глаза.

Щеки пылают, пока едем на работу. Просто я смотрю в окно, а в голове кадры нашего душевного порнофильма.

О любви не слышу. Но я ее чувствую.

Ян показывает взглядом каждый раз, когда пересекаемся. Интонациями, когда укрывает в объятиях и терпеливо объясняет разные темы – от самых простых до самых важных. Трепетом и страстью, когда овладевает мной физически.

Мой домашний педсовет всю жизнь называл меня Ангелом, но никогда я не ощущала такого взвешенного, сильного и одновременно нежного отношения.

– Не перестаю поражаться… – делюсь мыслями за ужином, который готовили вдвоем, как настоящая семейная пара. – Вот откуда у тебя столько мудрости и характера, Ян Нечаев? Ты не только подходишь к любому вопросу спокойно, с умом, но и находишь понятные слова, чтобы объяснить ситуацию другим.

– Это моя суперсила, – выдает и усмехается. Накладывая в тарелку салат, неторопливо добавляет: – Не пальцем сделан. Тем же словом воспитан. Делом научен.

Через пару дней случается одна неприятная сцена, которая по итогу превращается в приятную.

– Не сегодня, Ян… – мягко пытаюсь отстраниться.

Только вошли в квартиру. Его рука мнет через блузку грудь. Рот терзает губы.

Он не спрашивает, почему отказываю. Реагирует стремительно –сажает меня на кухонный остров и задирает юбку. Тяжело, но с явным облегчением выдыхает, когда замечает на ластовице трусов белые крылышки прокладки. Догадываюсь, что боялся увидеть порезы. Понимаю его беспокойство.

Но…

Не могу не возмутиться.

– Был бы ты таким наглым пять лет назад, я бы уже замужем за Усмановым была!

Запрещенный удар. Осознаю слишком поздно. Когда натянутые нервы сжимает будто пружины.

Слава Богу, Нечаев реагирует со стойкой невозмутимостью.

– Был бы я тогда таким наглым, у нас бы уже было трое детей. Не делай вид, что тебе это не нравится.

– Нравится, – тут же капитулирую.

– Надо было просто сказать, что месячные начались.

И здесь соглашаюсь.

– Надо было.

– Все равно тебя хочу, – шепчет севшим голосом. – Расслабься, Зай.

Я немного в шоке от происходящего. Прикрывая веки, шумно дышу, пока Ян скатывает ткань юбки выше и стягивает с меня трусы. Резко распахиваю глаза, когда ощущаю давление головки. Рукой стискивает вокруг талии, трогает языком губы и врывается.

Хватаю ртом воздух. Часто моргаю. Прожигаю бешеную пульсацию.

– Ты жарче, чем всегда… Адски…

Вместе опускаем взгляды вниз, когда Нечаев подается назад. Кровью испачканы даже его яйца. Рычит и толкается обратно.

Безумие.

Никогда еще я не заводилась настолько быстро. Ничего ведь толком не успели, а уже разрываем пространство стонами, жадно сжимаем друг друга руками, свирепо целуемся и неистово трахаемся. За полминуты кончаем. С криками проживаю свои спазмы. Чувствую, как извергается семя Яна. Он стонет еще громче, в какой-то момент от этой грубой мощи глохну.

С трудом прихожу в себя.

Но и потом…

Когда Нечаев извлекает член, перед моими глазами предстает впечатляющее зрелище. В его память, очевидно, тоже врежется эта сцена. Вместе наблюдаем за тем, как из моей дрожащей щелочки выливается смешанная с кровью сперма.

Не обсуждаем произошедшее. Молча принимаем душ. Наводим порядок. На позитиве готовим ужин.

– Помоги мне с дипломной, – прошу Яна, не столько в подсказках нуждаясь, сколько в его компании.

Устраиваюсь с ноутом на его коленях, едва садится рядом на диван.

– Не знаю, что мы так напишем, – шутит Нечаев, покусывая меня за ухо и оглаживая ладонью живот.

– Соберитесь, Ян Романович, – требую я, а у самой в животе рой бабочек в поисках нектара.

– Собран, Юния Алексеевна. Готов.

– Чувствую… – хихикая, намекаю на растущую под моими ягодицами эрекцию.

– Читай тему.

– Сам не видишь?

– Нет, – жаркое дыхание по шее. – Я на тебя смотрю.

– Планирование производства в условиях… Ах, Ян Романович… – срываюсь, не дочитав, потому как его горячая рука скользит под майку и сжимает грудь.

– Юния Алексеевна, – мне в тон вторит. – Читайте, читайте…

51

Ты любимый, Ян.

© Юния Филатова

– Ты со мной не разговариваешь?

Беглый взгляд, которым я планирую лишь закрепить вынашиваемую обиду, Нечаев перехватывает и с уже не вызывающей удивления легкостью удерживает.

– Почему ты не взъебурил меня при всем отделе? Должен был! – предъявляю без обиняков.

Зрение тотчас плывет, а дышать становится так тяжело, словно в квартире за мгновение изменился химический состав воздуха.

Отворачиваясь, принимаюсь деловито хлопать дверцами шкафчиков.

Пока Нечаев разговаривал по телефону, успела принять душ, натянуть домашнюю одежду и собрать волосы в хвост. Пора готовить ужин.

Игнорирую Яна, пока он не подходит и не закрывает воду. Заставляя оторваться от промывки риса, берет за руки и мягко разворачивает. Дыхание учащается, когда улавливаю его хмурый взгляд на мокром пластыре. Под гнетом страха значительная часть эмоций растворяется.

– Я попросил тебя быть внимательнее.

– Разве этого достаточно? Я облажалась по-крупному. Серьезную оплошность допустила! Все это понимают! А ты… Ты спустил на тормозах, подчеркнув особое отношение ко мне.

– Конечно, особое. Ты моя невеста.

– Мне не нравится, когда на меня смотрят как на привилегированную, – говорю, взволнованно сглатывая. – Не нравится.

Он прислушивается. Сдвинув брови и чуть наклонив голову вбок, внимательно изучает мое лицо. Пока, наконец, не принимает сказанное на веру.

– Понял.

Когда Ян идет на уступки, вдруг ощущаю растерянность, а под ней – странное чувство вины за то, что не ценю должным образом.

– Просто… Это из детства, – рассказываю еще более дрожащим голосом. – В школе всегда было неприятно, когда папа, мама или бабушка делали поблажки. Вспомни, как к этому относились наши одноклассники. Если бы не вы со Святом, сколько бы поддевок я получила?