Звенья одной цепи - Иванова Вероника Евгеньевна. Страница 93

— Об этом знает только охотник на демонов. Он умеет убивать демонов и… подчинять их.

Последние слова Элсы прозвучали с таким неприкрытым сожалением и завистью, что я не мог не удивиться, но предпочёл оставить своё удивление при себе, а вместо того спросить:

— Разве Цепь одушевления этого не умеет?

Женщина скупо признала:

— Не умеет.

— Странно. Вы же столько всего знаете о демонах!

— Но мы слишком мало знаем о людях.

Теперь я совсем перестал понимать происходящее:

— А люди-то тут при чём?

— Посмотрите на меня, эрте. Внимательно. Вы поверите, если я скажу, что ещё совсем недавно носила в своём теле демона?

Я исполнил просьбу лекарки. Посмотрел. А верить мне было уже всё равно во что.

— Вы были защитницей?

— Нет, моя душа не настолько чиста, — рассмеялась Элса. — Не каждый человек может стать воином. Да и не нужно, чтобы все подряд только и делали, что воевали. Кому-то ведь требуется и залечивать нанесённые раны, не правда ли?

Да. Мой старый знакомец Гирм как раз и занимался чем-то подобным. Правда, его зелья скорее помогали избежать получения ран, и всё же в случае необходимости бритоголовый меднозвенник мог не только заточить и начистить лезвие, но и выправить погнутую кромку.

— И как в этом деле способен помочь демон?

— Было замечено… Не сразу, конечно, хотя, может, и сразу, только эти сведения долго хранились в тайне… Неважно. Было понятно, что демон изменяет плоть человека, но позже выяснилось, что и сама изменённая плоть способна влиять на окружающий мир. Особенно легко — на растения.

— Хотите сказать…

— Да. — Она поднесла ладонь к листьям ближайшего цветка, и я с удивлением увидел, как мясистая тёмно-малиновая бахрома потянулась к кончикам пальцев лекарки. — Соки изменённого тела, будучи усвоенными растением, воздействуют на него. В первом поколении изменения могут не проявиться, но у последующих возникают свойства, ранее невозможные и не существовавшие.

Я представил себе, как Элса плюёт на какой-то из кустов, а то и… М-да. Соков в человеческом теле много. Причём все разные. И наверняка каждый из них по-своему влияет на несчастную траву.

— Вы тоже пользовались плодом одного из таких растений.

Я невольно обернулся, чтобы ещё раз взглянуть на ухмыляющуюся деревянную рожицу, но та уже расслабила черты и перестала напоминать человеческое лицо.

— Да-да, я говорю о бракке. Боевые посохи в древности как раз вырезали из ствола и ветвей юлони. Но, разумеется, они не обладали какими-то чудесными свойствами, кроме прочности и гибкости.

И уж точно не умели травить людей одним касанием.

— Что же сделали с этим деревом, чтобы получить… такое?

Лекарка лукаво сощурилась:

— Что вы видите на его стволе?

— Наросты.

— И на что они похожи?

— На… лица.

— Человеческие. А вернее, детские — поправила меня Элса. — Вот вам и ответ.

Я начал было представлять последовательность действий и едва не поперхнулся, ужаснувшись:

— Но как?!

Она качнула головой:

— Вам не стоит знать все подробности этого занятия. Могу только сказать, что оно не особенно приятно и не повторяется многократно.

— Но это дерево… Оно ведь в вашем саду? Значит, вы тоже…

Элса посмотрела на безлистный скелет в кадке с какой-то отчаянной любовью:

— Это моё детище, да. Но оно никогда не сможет дать побеги, которые нужны для создания настоящего бракка.

— Почему?

Мне вдруг подумалось, что произошла какая-то досадная случайность, но лекарка рассеяла опасения, сказав:

— Потому, что появилось на свет уже после чистки.

— Вас чистили?

Почему-то в отношении кроткой Элсы упомянутое действо показалось мне едва ли не кощунством.

— Да. Когда срок моей службы подошёл к третьему окончанию, я приняла решение уйти. О, вы не понимаете… Позвольте, объясню. Таков уж порядок, существующий давным-давно, со дня сотворения Цепей. Когда человек получает право стать Звеном, он перестаёт распоряжаться своей жизнью на долгие тридцать лет. По истечении первых и вторых десяти его заслуги и промахи рассматриваются на Внутреннем совете, и, если блага оказывается больше, чем вреда, Медное звено может стать Серебряным. А после и Золотым. Но может остаться неизменным, это уж как решит совет.

— И вы дослужились…

— До серебра.

— А из-за чего не дотянули до золота?

Лекарка стыдливо потупила взгляд:

— Уже после нескольких лет службы я поняла, что не хочу навечно оставаться одной из цепных. А Золотые звенья в отставку живыми не уходят. Только посмертно.

Ого. Значит, их должно быть очень мало. И многие из них, если не все, наверняка обладают дурным характером. Но не всегда же нужно ждать так долго, чтобы получить золотой знак? Керр, золотозвенник, с которым я разговаривал в столице, не настолько стар. А если уж завести разговор о Кифе…

И тут мне очень ясно вспомнилось, с каким удовольствием длинноносый говорил о вынужденном отдыхе. А ведь парню чуть больше двадцати лет от роду, и уже никакой надежды в будущем стать свободным от службы… Печально. Правда, у меня самого положение примерно такое же, если не хуже. Особенно мерзко, что подписался я на него сам, совершенно добровольно, хотя и по неведению. Впрочем, вряд ли Кифа тоже кто-то счёл нужным предупредить о последствиях повышения, а тот по молодости лет не постарался разузнать всё заранее.

— Итак, вы прослужили тридцать лет и ушли?

— Именно так.

Хм. Если я ничего не путаю, лекарке должно быть сейчас за пятьдесят. А выглядит она дай Бож! Не старше Ньяны.

Видя моё замешательство, Элса чуть укоризненно напомнила:

— Цветы, что растут здесь, дают… давали материал для чудодейственных мазей, позволяющих казаться молодой много-много лет. Неужели вы думаете, что я сама не пользовалась плодами своего труда?

И то верно. Впредь, пожалуй, не стану восхищаться женской красотой, пока не узнаю, откуда она взялась.

— Вы были хорошим мастером. И вас просто так отставили от службы?

— С возрастом жизненные силы покидают нас, а соки тела истощаются. Разумеется, меня могли бы задержать на службе и дольше, если бы появилась такая надобность, но я приносила бы всё меньше пользы, и вскоре Цепь должна была бы содержать меня, а не жить за счёт моих трудов.

Разумно. Только немного странно, что столь опытное Звено отпустили, не позаботившись о сохранности тайных знаний. Или всё же позаботившись?

— Вам ведь наверняка известны многие секреты.

— И вам тоже, — улыбнулась Элса, — Вы же были сопроводителем, значит, должны знать и уметь намного больше, чем обычный солдат. Но скажите, что проку вам сейчас в тех навыках, которые тело могло применять только под воздействием особых снадобий?

Уела.

Да, я мало что могу повторить из прошлого. А большая часть повторенного окажется никуда не годной насмешкой. Пусть мне известно, как быстро и просто убивать людей, но в руках больше нет смертоносного и всецело преданного мне бракка, а тело стало неповоротливым и ленивым. Вообще неизвестно, на что я теперь гожусь.

— И как давно вы ушли со службы?

— Прошло больше трёх лет.

— А цветочки не выглядят настолько старыми.

Лекарка удовлетворённо прищурилась:

— Подмечаете то, что нужно. Да, это новые всходы. Нескольких месяцев роста.

— Недовольство вашими мазями появилось только совсем недавно. Что же было раньше?

— Вы должны были по собственному телу заметить, что снадобья выводятся не за один день. Так же и со следами демонов: ещё какое-то время после чистки плоть сохраняет память о том, что в ней находилось. И старается соответствовать воспоминаниям. Но они постепенно стираются, пока не исчезнут вовсе… И то, что мой товар начал терять прежние свойства, означает совсем скорое расставание с наследием демона.

— Значит, вы больше никогда не сделаете ничего чудесного?

Вопрос вырвался сам собой, потому что я вдруг почувствовал острую жалость по утратам. И своим и чужим.