Звенья одной цепи - Иванова Вероника Евгеньевна. Страница 94

— Если Бож даст, сделаю. Но теперь я буду творить чудеса не отдельно от тех, кто пользуется моими снадобьями, не по собственной воле, не допускающей возражений, а совместно со страждущими. По взаимному согласию.

Наверное, так правильнее. Но, Боженка меня подери, странно и грустно сознавать, что тебя спихнули со ступеньки, от которой до неба оставался всего один шаг!

— Не жалейте, — полупопросила-полупредложила Элса. — Демоны дают многое, но отнимают ещё больше.

— Отнимают?

— И ещё как. Чем дольше демон остаётся в человеческом теле, тем глубже его когти проникают в душу. А когда смогут сомкнуться друг с другом, душа умирает.

— А тело?

— О, оно продолжает жить! Иногда очень долго. Но в таком теле демон — полновластный хозяин, и его более не сдерживают никакие обязательства. Представляете, что он способен сотворить с плотью, если будет действовать по собственному разумению и в собственных целях?

Я попробовал представить. Получилось плохо. Наверное, потому, что от обилия возможностей закружилась голова.

— Похоже, вы поняли, — заключила лекарка.

Да. Демоны страшны, опасны, жестоки, но… соблазнительны.

Трудность лишь в том, что в распоряжение человеку дано одно-единственное желание. Легко пожелать стать сильнее всех, быстрее или умнее, а если хочется всего и сразу? Как тогда быть? Надо желать каким-то особым образом, чтобы совместить все заманчивые возможности в одной просьбе. Интересно, возможно ли такое? И, если возможно, кто-нибудь и когда-нибудь, задававшийся тем же вопросом, что и я сейчас, уже попробовал исполнить не одно желание, а множество?

— Ну как, приняли решение?

Я растерянно нахмурился:

— Решение?

— По поводу письма, которое лежит в вашем кошеле.

Ах да, негодование некой Роханны Мон… На него нужно ответить. Чем я, пожалуй, и займусь, пока впереди целый божий день.

— Она может потребовать вернуть уплаченные деньги.

— Пусть. — Элса извлекала из складок платья и протянула мне кошелёк. — Возьмите. Здесь сверх того, что заплачено. Разумеется, покупательница не будет удовлетворена, но у неё, по крайней мере, не останется повода заявить, что потратилась зря.

Пожалуй, старуха будет просто в ярости, когда узнает, что источник молодости иссяк. Я бы тоже разозлился. Но против слова Смотрителя она не пойдёт. Проглотит любое моё решение. Только бы ещё удалось слова подобрать пожёстче, чтобы ни у кого даже мысли не возникло перечить.

Лекарка, внимательно наблюдавшая за мной все последние минуты разговора, поднялась с лавки и ловко повязала шарф на голову, словно показывая, что беседа окончена. Однако когда я повернулся, чтобы уйти, то услышал тихое, но явственное:

— А когда наконец что-то понимаешь, главное — не останавливаться.

Нельзя сказать, будто я торопился обратно в Литто. Но и не медлил. Мне во что бы то ни стало требовалось поговорить с человеком, от которого зависела моя дальнейшая жизнь хотя бы в течение нескольких лет. И начать я собирался с извинений. Смиренных и нижайших.

Наверное, нет никакого смысла чувствовать вину уже после совершенного проступка, тем более узнавая подробности, необходимые для выбора того или иного действия, уже задним числом. Но мне было стыдно за свою настойчивость, мало того что вынудившую многих людей изменить планы, и уж куда более важные, чем исполнение моей просьбы, так ещё, что гораздо хуже, подставившую мою безопасность под удар. Причём с любого направления. Нет, демоны за каждым деревом мне не мерещились, слава Божу! Допускаю, они могли бы там быть, но на глаза показываться не спешили. И всё-таки что-то вроде страха заставляло всматриваться в каждую подозрительную тень. А заодно требовало принести извинения.

Меня же предупреждали! Да, лишь намёками и недомолвками, но упирали на то, что нужно подождать. Совсем немножко. А я нет чтобы послушаться, всё больше и больше сопротивлялся… Вот ведь дурак! И чего добился, спрашивается? Остался один перед миром. Как и хотел. Но надо же — вдруг выяснилось, что мир куда больше и заковыристее, чем мне казалось!

С Ньяной всё будет хорошо. Лекарка тоже прошла через чистку и жива-здорова. Значит, это не смертельно. Или не всегда смертельно, хотя меня здорово напугали туманными разговорами. Вот только теперь у Смотрителя Блаженного Дола нет никакой защиты, кроме редко бодрствующего жука и надежды, что сей знак сможет отпугнуть злоумышленников и приструнить ослушников. Остались лишь воспоминания да ворох снаряжения, из которого я прихватил с собой арбалет и колчан с короткими стрелами. Правда, на сопроводительской службе стрелять мне почти не приходилось, остаётся уповать лишь на юношеские умения, если столкнусь с противником.

От Натти помощи тоже ждать бесполезно. Он хоть и повёз меня в Литто, но кряхтел и вздыхал при этом так натужно, будто разваливается на части от малейшего движения, а за всю дорогу вопреки своему обыкновению и рта не раскрыл. А мне как раз хотелось поговорить. Правда, вовсе не с ним.

Битых два часа я напряжённо подбирал слова, которые помогли бы мне заручиться поддержкой длинноносого Кифа в деле добычи нового защитника. Об ожидающей ответа некрасивой девушке в мою голову не пришло ни одной мысли, кроме злорадства по поводу старухи, оставшейся без волшебных средств, туманящих мужские взгляды. Так ей и надо, нечего пытаться казаться тем, кем не являешься! Получит свои монеты обратно и пусть будет довольна, что не напишу в отчёте, какой именно товар вызвал недовольство. Хотя может, и следовало бы. Не уверен, что Элса получала разрешение на торговлю благами, оставшимися от дарственной службы, иначе жалобы попросту не смогли бы появиться…

До Наблюдательного дома я добрался уже за полдень, как раз в разгар обеденной трапезы, потому предполагал, что никого не застану на месте, но чуть ли не за миг до того, как мои ноги ступили на крыльцо, парадная дверь открылась и появившийся на пороге человек в мундире привратника, неловко поклонившись, сообщил:

— Вас ждут. Следуйте за мной.

Лицо было незнакомым, впрочем, я и не мог знать всех местных служек наперечёт. Откуда? А вот приглашение удивило несказанно. Наверное, за мной кто-то посылал, но гонец запоздал и уже не застал меня в Блаженном Доле, а по дороге легко было разминуться: мало ли кто едет в крытой коляске? На ней ведь не написана моя должность. Но если и правда посылали, то зачем? Объявить выговор? Выгнать взашей? Нет, последнее вряд ли. Значит, первое. Ещё больше в сделанных наспех предположениях меня уверило то, что направились мы не в правый коридор, ведущий к гостевым комнатам, и не в левый, где располагались рабочие кабинеты, а в серединный. Туда, куда обычно приглашали только по особым случаям, надобностям и торжествам.

Главное церемониальное помещение Наблюдательного дома. В столице на моей памяти подобное место принимало гостей всего несколько раз, по пальцам одной руки можно пересчитать. И разы эти сопровождались не награждениями, а наказаниями.

Я невольно передёрнул плечами, чем вызвал быстрый настороженный взгляд со стороны своего провожатого, но поразмыслить над странным поведением привратника, коротким движением зачем-то пригладившего и без того не шибко топорщащиеся волосы, не успел, потому что тот уже распахивал передо мной дверную створку.

— Сюда, прошу вас.

Зал, в котором меня ожидали, чем-то походил на тот, где новоявленному Смотрителю устраивала пышную встречу лисичка Нери. Не такой длинный, конечно, и с узкими оконными проёмами, забранными стальными прутьями, между которыми удалось бы протиснуться только скелету, но не человеку во плоти. Сами окна были распахнуты, пропуская внутрь свежий и тёплый весенний ветерок, одновременно задерживая дневной свет: чтобы избавить все уголки зала от сумерек, были зажжены десятки свечей на стенах. Мебели не было, кроме большого письменного стола и массивного кресла за ним. Кресла, слишком большого для…

— Здравствуй, дяденька.