Видение - Кунц Дин Рей. Страница 48

— Все твои женщины всегда бросали тебя, — сказала Мэри.

— Или я бросал их.

— Почему ты не мог удержать ни одну?

— Секс, — сказал он. — Нежность утомляет. Они все хотели, чтобы я был с ними нежным. Я могу выдержать это несколько недель или месяцев.

— Что ты хочешь сказать?

— Мне нравится грубый секс. — Голос его зазвенел. — Чем грубее, тем лучшее. После какого-то времени когда новизна тела... новая девочка... начинали наскучивать мне, единственный способ, с помощью которого я получал удовольствие, — это когда я делал им больно. А потом бросал их... и еще одна вещь.

— Какая вещь? — спросила она.

— Они не позволяли мне пить их кровь.

Она, шокированная, уставилась на него.

— И тогда, и сейчас мне нравилось заниматься любовью... и пить их кровь.

— Ты ранил их?

— Нет, нет. Менструальную кровь.

В шоке она закрыла глаза.

Она услышала его движение.

И открыла глаза вновь!

Он сделал два коротких шага и находился от нее на расстоянии лезвия ножа.

* * *

Макс скатился с окна на дорожку, которая вела к башне. Это короткое падание показалось ему двадцатимильным. Упав, он почувствовал, как волна боли заполняет его целиком. Затем он подумал о Мэри и о том, что любовь придает физические силы. Каким-то образом он преодолел боль и поднялся на ноги.

Пистолет был все еще в его левой руке. Он показался ему страшно тяжелым. Он пробовал бросить его, но сил у него не было даже на бросок. Пальцы сжались, как парализованные.

Он поглядел на украшенные яхты и подумал, как они красивы. Потихоньку он продвигался по набережной. Каждый последующий шаг давался ему с гораздо большим трудом, чем предыдущий. Каждый преодоленный ярд был победой.

Со всех сторон пульсировала ночь, пульсировала, как сердечная мышца.

Он повернул за угол павильона и увидел, что не более чем в ста футах стояли двое мужчин с фонариками в руках.

Лоу и кто еще?

Он попытался крикнуть.

У него не было голоса.

* * *

Казалось, глаза Алана горят каким-то внутренним светом. Они были голубые, такие, как у нее, но какие-то жестоко-голубые. Глаза, как лезвие ножа, который был в его руке — острые, холодные, мертвые.

— Сколько людей ты убил?

Он не ответил.

Он поднял свою левую руку.

Вся трепеща, она сказала:

— Ты убил больше, чем тридцать пять. Правда?

— Откуда ты знаешь?

— Если ты убил так много за все эти годы, почему у меня никогда не было видения?

— Тебя просили работать по некоторым из моих преступлений, — сказал Алан, — но ты отказалась. Я советовал тебе отказаться от всех тех дел, и ты слушалась меня. Я думал, ты подозреваешь, в чем дело, но ты прятала это от себя.

— Ты пытался убить меня, когда мне было шесть лет. Зачем ты ждал еще двадцать четыре года, чтобы повторить попытку?

— На самом деле, я попытался вновь сделать это через несколько месяцев после того, как тебя выписали из больницы. Я понимал, что мне надо выждать время, чтобы избежать подозрений. А потом я собирался устроить автомобильную катастрофу. Но потом я остановился на том, чтобы бросить тебя в бассейн.

— А почему ты не сделал этого?

— В это время ты стала проявлять эти свои способности. Мне было интересно, что будет с тобой потом.

— Если Макс мертв, — сказала она, — мне снова понадобится твоя помощь. Мне будет нужно, чтобы ты вел меня по видениям.

Он рассмеялся.

— Дорогая, я не такой наивный.

— Ты думаешь, я сдам тебя полиции? Я не сделала это за двадцать четыре года. Зачем мне делать это сейчас?

— Тогда ты не знала. А сейчас знаешь.

Он положил руку ей на грудь.

— Моя маленькая сестренка.

— Не надо.

* * *

Держа фонарик в левой руке, а револьвер в правой, Руди Холтсман вместе с шефом шел в сторону павильона Кимбалла.

Внезапно Патмор остановился.

— В чем дело? — нервно спросил Холтсман.

— Там человек, впереди.

Холтсман направил вперед фонарик.

К ним приближался мужчина, он был уже не более чем в пятидесяти футах.

— Это Берген, — сказал Патмор.

Берген шел, качаясь, как пьяный.

— У него пистолет! — крикнул Патмор.

Вспомнив изуродованное тело Эрики Ларссон, вспомнив разбрызганную по всей ее комнате кровь, вспомнив Лоу Пастернака на стоянке машин, Холтсман поднял свой пистолет и выстрелил.

Макс Берген упал назад.

* * *

Алан прижал ее и опустил левую руку ей на горло.

Она сказал себе, что должна сопротивляться, бороться с ним. Она сильная, а вовсе не слабая. Слабая личность нашла бы выход в безумии двадцать четыре года назад. А она была сильная, развила в себе парапсихические способности как способ выжить. Она должна быть в состоянии найти силы и желание бороться с ним сейчас.

Он приложил лезвие ножа к ее щеке, острием чуть ниже глаза.

— Интересно, — сказал он, — если бы ты была слепой, ты бы все равно видела свои видения?

Она укусила его. Резко, сильно. В порыве гнева, более сильного, чем все испытанные ею до сих пор эмоции, ее страх улетучился. Ненависть, скрываемая двадцать четыре года, вдруг вырвалась наружу, как бомба, скрытая в ее подсознании. Она презирала его. Она испытывала к нему отвращение. Для него не было места в жизни. Никогда не было. И никогда не будет. Все, чего она желала, — это причинить ему такую же боль, какую он причинял ей когда-то. Она даже не хотела думать о том, останется она в живых или нет. Она хотела только свалить его, связать его, пытать его, причинять ему боль, резать его, бить, видеть плачущим. Больше всего на свете ей хотелось, чтобы летучие мыши набросились на него. Швырять их ему в лицо, заставить их царапаться и кусаться, засунуть их ему в рот, пока они пищат, все еще живые...

Две дюжины летучих мышей вдруг закричали в темноте над головами: пронзительный хор тонких голосов.

Перепуганный Алан посмотрел вверх.

Одна из летучих мышей метнулась вниз и вцепилась когтями в воротник пальто Алана. Она дико билась у него на шее.

Она не могла поверить, что это сделала она.

Алан отпустил Мэри и, протянув руку назад, схватил летучую мышь. Он боролся с ней и наконец задушил ее и отбросил в сторону.

Его рука была вся в крови.

Последние несколько дней, когда у нее были видения, в которых лицо убийцы начинало появляться как лицо Алана, она пряталась от правды за полтергейсты. Ответственность за стеклянных собак, летавших по кабинету доктора Каувела, лежала на ней — а также за стрелявший в воздухе пистолет, за морских чаек в ресторане «Смеющийся дельфин», за летавшие неодушевленные предметы и за то, что случилось в ванной комнате Лоу. Макс был прав.

Теперь она использует летучих мышей.

Еще одна летучая мышь спустилась вниз и прилепилась к лицу Алана.

Он вскрикнул. Оторвал ее. Выронил нож.

Кровь с его лба потекла на глаза.

Отвратительно попискивая, хлопая по воздуху своими крыльями, еще три летучие мыши атаковали его. Одна вцепилась ему в волосы. Две другие — в горло.

— Убейте его, — сказала она.

Колотя изо всех сил самого себя, Алан повернулся к ней спиной. Он бросился через смотровую площадку к лестнице.

Все летучие мыши, собравшиеся под крышей, набросились на него. Они вцеплялись ему в голову, в лицо, в шею, царапали ему руки, кусали за пальцы, повисали на нем, и их невозможно было оторвать. Когда он закричал, одна из них залезла к нему в рот.

Спотыкаясь, он стал спускаться по лестнице.

Взяв фонарик, она пошла за ним.

Летучие мыши все еще висели на нем. Их крики становились громче и злее.

Пройдя пять ступенек, он упал, покатился вниз. Поднялся на следующей площадке, стал спускаться дальше, оторвал летучую мышь от своего носа и попробовал прикрыть глаза одной рукой, но опять упал, не удержался и закричал. Он вынужден был укусить другую летучую мышь, которая пыталась переползти с подбородка к нему в рот. Ему пришлось выплюнуть часть ее. С кляпом во рту, задыхаясь, он споткнулся, затем прыгнул с последнего пролета лестницы в темноту аркады и разбился.