Роковое дерево Книга пятая (ЛП) - Лоухед Стивен Рэй. Страница 22

— Да ладно уж, говори, — потребовал Рихтер. — Что еще стряслось?

Секретарь сделал шаг в кабинет, отделанный дубовыми панелями, с полками, заполненными делами, книгами и свитками, перевязанными красной лентой. — Мне просто пришло в голову, что если бы вы один раз согласились его принять, то проще было бы уговорить его больше не приходить.

— Это ты придумал только что? — спросил судья.

— В самом деле, герр Рихтер. Просто один раз его принять… и всё.

Главный судья тяжело вздохнул и решительно отодвинул бумаги.

— Хорошо, Павел. Я приму его. Но пусть ждет своей очереди. Кто там следующий?

Секретарь помялся.

— Никого, герр Рихтер.

— Как никого?

— Пекарь сегодня единственный проситель.

Рихтер надул щеки.

— А-а, черт с ним! Давай покончим с этим раз и навсегда.

— Мудрое решение, господин главный судья. Так я позову его?

Герр Рихтер подрезал фитиль на свече и придал лицу самый суровый вид. Открылась дверь, впустив настойчивого посетителя — крупного парня с копной светлых, непослушных волос и розовым лицом, вполне подходящим для человека помоложе. В больших руках была зажата бесформенная зеленая шляпа; он вошел, принеся с собой запах свежего хлеба.

— Входите, э-э… — Рихтер поискал в бумагах имя.

— Стиффлбим, — подсказал посетитель. — Я пекарь и меня зовут Энгелберт Стиффлбим.

Судья недовольно нахмурился.

— Будьте любезны, Стиффлбим, объяснить, почему вы считаете возможным приставать к официальным государственным органам со своими мелкими заботами? Что такого важного привело вас в суд?

— Простите меня, господин главный судья, я вовсе не собирался приставать к государственным органам.

— Вы же видите, у меня много дел, — проворчал герр Рихтер. — Излагайте свою просьбу и выметайтесь.

Энгелберт подошел к столу и положил перед судьей небольшой сверток.

— Это что? Взятка? — грозно вопросил судья.

— Нет, господин судья, это пирожное. Все должны есть. — Он улыбнулся. — Я сам его сделал. Для вас.

— А, ну ладно, понимаю. — Герр Рихтер отодвинул сверток в сторону. — Итак, ваше дело…

— Да, да, вы правы. Я пекарь.

— Нет, нет, я имею в виду, зачем вы здесь? Зачем пришли в суд?

Энгелберт вздохнул и постарался вспомнить заготовленную речь.

— Господин судья, я предстал перед вами, чтобы защитить интересы людей, которые сегодня томятся в тюрьме. Мое глубочайшее желание, чтобы…

— Эти люди, чьи интересы вы защищаете, — прервал судья. — Что есть против них?

— Нападение и избиение, — быстро ответил Энгелберт.

— Ваши друзья? Родственники?

— Они мне не друзья, господин судья. И никак не связаны со мной родственными узами.

— Тогда я не понимаю, в чем ваш интерес? Они что, денег вам задолжали? Должна же быть причина, по которой вы о них беспокоитесь. — Судья направил палец в грудь просителя — Отвечайте правдиво и не тяните.

— Нет, господин судья, они мне ничего не должны.

Главный судья Рихтер кивнул и, прищурившись, постарался посмотреть на посетителя как можно более проницательно. — Преступление, в котором их обвиняют… Полагаю, они невиновны?

— Нет, они действительно совершили преступление, — заверил судью Энгелберт.

— Откуда вы можете это знать?

— Так они же напали на меня — в моей собственной пекарне. Я был жертвой.

— Когда это случилось?

— Довольно давно. Двенадцать недель назад.

— А почему вы ждали до сих пор, чтобы прийти сюда?

— Прошу прощения, герр магистрат, но я не ждал. Я каждую неделю сюда прихожу. Но мне только сегодня разрешили поговорить с вами.

— Ладно. Это неважно, — фыркнул судья, — так вы считаете, что их посадили в тюрьму по ошибке, а?

— Об этом не мне судить.

— А кто должен судить? Э? — Герр Рихтер лукаво улыбнулся, как будто изобличив преступника, пытающегося сбить его со следственной логики.

— Вы, господин судья. Насколько я понимаю, именно вам предстоит слушать дело и решить, какова справедливость наказания.

И без того строгое выражение лица судьи стало еще строже.

— Предупреждаю вас, пекарь, в суде не терпят легкомысленного отношения. А вы морочите мне голову!

Энгелберт кивнул и попытался зайти с другой стороны.

— Прошу прощения, господин судья. Мне только хотелось бы видеть этих людей на свободе.

Рихтер обшарил взглядом добродушные черты лица человека перед ним.

— Почему? — только и смог спросить он.

— Почему? — повторил вопрос Энгелберт. — Наверное, потому, что это правильно.

— Но вы же сами подтвердили предъявленные им обвинения и признали их виновными. Сами их осуждаете. Тогда зачем вам печься об их освобождении?

— Я тот, с кем поступили несправедливо, но я простил им грехи передо мной.

— Закон есть закон, — веско произнес Рихтер. — Справедливость должна восторжествовать, и люди должны это видеть.

— При всем уважении, господин судья, я считаю, что эти люди достаточно пострадали и что держать их дальше в тюрьме как раз и будет несправедливым, и никакой общественной пользы не принесет. — Он помедлил, хотел сказать что-то еще, но передумал.

— Да? — резко подстегнул его судья Рихтер. — Что еще?

— Я просто хотел добавить, что об их нуждах некому позаботиться, они уже давно потратили те небольшие деньги, которые у них были, на еду и воду, которыми снабжал их тюремщик.

— Хм! — судья пренебрежительно махнул рукой. — Им следовало подумать об этом, прежде чем нападать и избивать солидных, порядочных граждан Праги, таких как вы.

— Вы без сомнения правы, — согласился булочник. — Но они уже давно в тюрьме. Вот я и зашел спросить, нельзя ли это время, уже проведенное в тюрьме, расценить как справедливое наказание за их преступление. Справедливость восторжествует. Тогда, может быть, их отпустят?

Мировой судья Рихтер потянулся за медным колокольчиком, стоявшим на краю стола, позвонил и, когда появился его секретарь, спросил:

— Нападение и избиение. Преступники в тюрьме. Мы знаем об этом, Павел?

— Знаем, господин главный судья. Помните, именно этим делом интересовался императорский двор.

— Это тот же самый случай?

Секретарь торжественно кивнул.

Мировой судья встал с самым мрачным видом и огласил заключение.

— Ваша петиция отклонена. Злоумышленники останутся под стражей до тех пор, пока не будут рассмотрены все предъявленные им обвинения.

— Прошу прощения, господин судья, — произнес Энгелберт, — но когда состоится слушание?

Мировой судья Рихтер не привык, чтобы каждое его высказывание вызывало новые вопросы. Он выпрямился во весь свой начальственный рост.

— Обвинения будут предъявлены тогда, когда я решу, что пришло время их предъявить.

Энгелберт покивал и улыбнулся.

— Хорошо. Увидимся на следующей неделе.

— Вы не поняли. Преступники должны ответить за свои преступления. Обвинения будут рассмотрены в должное время. И кстати, дело не в нашем ведении. Так что занимайтесь своими делами, а мне позвольте заняться своими.

— Хорошо, господин судья. Но, видите ли, я должен объяснить: будущее этих бедолаг касается меня напрямую. Я не могу с чистой совестью забыть об этом и ждать решения.

Судья потянулся к колокольчику, стоявшему в углу стола.

— Желаю вам хорошего дня, господин Стиффлбим. — Он звякнул колокольчиком и сказал секретарю: — Аудиенция окончена. Пожалуйста, проводите господина пекаря.

— Сюда, сударь, — отозвался Павел. — Я вас провожу.

Энгелберт последовал за секретарем в приемную. Однако у двери остановился и спросил:

— Вы сказали, что император проявлял интерес к этому делу?

— Было такое, — кивнул клерк. — Редкий случай, конечно. Но иногда случается. Естественно, мы должны во всем уважать пожелания Его Величества.

— Разумеется, — с улыбкой согласился Энгелберт. — Спасибо, что подсказали. В следующий раз я вам тоже пирожное принесу.