Его искали, а он нашелся (СИ) - Kadavra Avada. Страница 409

Она слышит, но слушать не хочет, верить не может и не верит.

Она знает, что делает Отец, не верит до конца, но знает.

- Волей моей. - В голос Императора Веков возвращается сила и мощь, какие он воплощал. - Нарекаю тебя, дщерь моя, продолжением Власти моей. Законом завещаю, Венцом заклинаю, Правом нарекаю. Прими Власть свою, чтобы править... Вечно... Прощай и прости нас всех...

На челе Валзеи то, о чем даже мечтать было бесполезно, потому что давно разочаровался в ней тот, кто мог этот Венец передать именно ей. В суть ее вливается сила, терзая и рвя неготовую к этому девушку, Принцессу, что против воли стала Императрицей, которая так и не смогла сказать отцу своему последних слов, которая так и не успела попрощаться ни с кем из них, так и осталась для каждого родича той бесполезной девочкой, пустой ветвью главной линии. Сила течет, меняет ее, открывает новые грани того, что раньше она знала только в теории, только из дневников и записей тех, кто сумел стать Властью, воплощенной в Короне и Троне.

Императрица выстояла, не умерла в тот же миг, не выдержав напора вливающейся в душу и сущность могущества.

Но к моменту, когда она пришла в себя ее отец, предыдущий Император Прадий Беспощадный был безнадежно мертв, остался лишь пустым телом, а сила Императрицы, многократно возросшая, давала точно понять очередной безрадостный факт: ни уничтожить свою душу, ни вытолкнуть ее за пределы канала прямиком в пасть архидьявола отец ее так и не сумел. А это значит, что спустя пару минут, которые мерзость потратит на правильное обращение всех ее родичей, которых оно взяло, придет новая мелодия, та же самая, но другая, созданная и сыгранная только для нее. И новоиспеченная правительница, во Дворце которой уже не осталось никаких артефактов, что способны хотя бы поцарапать мифическую тварь, помешать ей не сможет.

Иронично оказаться последней Императрицей, которая будет править меньше часа.

Братья, оба, посмеялись бы от души.

Ах, да.

Душ от них и не осталось.

Приказать что ли гвардии, сейчас преклонившей колено, пусть и с кучей нарушений полноценного церемониала, - в подобных обстоятельствах простительных более чем полностью, - убить ее до того, как... как ее тоже возьмут? Главное не засмеяться сейчас, не захихикать, потому что слез-то нет, но абсурд ситуации ее может доконать до безумия даже раньше, чем это сделает тварь.

И ведь все они тоже это поняли, отец вполне четко выдал указания и объяснил ситуацию. Остатки артефактов успеют использовать, но там даже тени шанса на продавливание защиты твари не имеется, а спешно организовываемая контратака шансов имеет еще меньше. Валзея продолжала держать в контроле созданные отцом конструкты, все еще замедляя время, давая подготовиться и, может быть, даже умереть в бою. На большее сил уже не хватает, не после столь резкого усиления, которое навредило не меньше, чем возвысило. Ей нужен отдых и если бы не тот факт, что поддержание и направление уже готовых искажений Закона никаких особых затрат не требует, она сама бы упала если не замертво, то в обморок. Приставленные к ней бенефики с целителями только зазря тратят резерв, потому что в ее текущем положении любые блага смывает водами реки.

- Не спеши прощаться с жизнью. - Уверенности в голосе и движениях аж шатающегося на дрожащих в коленях ногах громилы куда меньше, чем раньше, зато наглости столько же, сколько и было. - Если что, умирать никогда не поздно... хотя с этими ху*сосами, знамо, может быть и поздно.

- Если тебя утешит, то ты своим поведением и грубостью в моем отношении заслужил несколько казней кряду. - Равнодушно и как-то даже весело произносит Императрица, действительно не спеша кидаться на кинжал. - Но я тебя, за неоднократное спасение моего императорства милую. Награду тебе выдать или хватит устной благодарности?

В ответ только хрюкающий смех, от которого камердинеров хватил бы удар, будь они еще живы к этому моменту. Интересно, он долго учился действовать настолько вне рамок приличия, что больше в рамках неприличия? Случайно так не сделать, виртуозно проходя по всем табу и запретам придворного этикета. Для такой полнейшей беспардонности этот этикет нужно знать лучше половины придворных лизоблюдов.

- Мне хватило того, что я смогу хвастаться в кабаках, как херачил по наглой роже саму Императрицу, которая мне отсосать хотела. - Просмеявшись выдает этот дегенерат, таки, похоже, доведя кого-то из слушающих их разговор до обморока, вынудив, заодно, гвардию покрепче взяться за клинки да древка посохов, готовясь прибить идиота. - После такого любые титулы да ордена уже никак не прокатывают.

- Если ты действительно так сделаешь, то я тебя прикажу утопить в золотарской яме, вместе со всем кабаком. - Не то чтобы она злилась, но такая, с позволения сказать, беседа, вынуждала на миг забыть о тикающем таймере к ее падению. - Но похоронят тебя со всеми почестями, даже выделю место под склеп здесь, во Дворце.

- Вот это уже лучше, а то я уже думал вырывать из рук все острые предметы, малахольная. Уж лучше готовься убивать, не умирать. - Улыбка, просящая сделать под ней вторую, показательно игнорируется, но одно признать приходится со всей честностью к самой себе.

Не известно передумала ли Императрица Веков упасть на кинжал, но вот четкая и злая, донельзя мотивированная уверенность в том, что сначала она убьет этого Путника, куда лучше обреченного фатализма смертницы.

Так они двое, обессиленные и почти мертвые, и стали ждать конца: рядом, но по отдельности.

Цель достигнута, запланированное уже воплощено и самое время собирать сладостный урожай тяжелого труда, в очередной раз поменять мелодию и заодно обратить внимание на происходящее в уже принадлежащем ему городе. Души отмеченных Вечностью уже вслушиваются в его Хор, постепенно принимая ту форму, какую от них желали, заставляя сокрушенно качать головой от невозможности провести развращение правильно и постепенно, максимально смакуя каждый миг, каждую отвоеванную ступеньку к Пороку. Изверги, высшие их представители, разумеется, могли при нужде быть поразительно методичными и столь сдержанными, что легко затмевали бы иных аскетов, но мало кто мог заставить себя любить подобные ограничения. Находились энтузиасты, ищущие новых оттенков познания в недобровольных ограничениях, и они действительно их находили, но среди отдавших свой аспект Похоти таких немного.

Город практически пал, пусть даже оставались еще очаги крайне злого сопротивления, которые придется решать именно ему, решать лично и в полную силу, чтобы уменьшить дальнейшие потери среди и так изрядно прореженной элиты. Сами по себе жители столицы теперь не так уж и нужны были домену и его Господину, пусть и глупо отказываться от такого количества активов в Банке. С получением душ Вечных дальнейшая игра перейдет на совсем иной уровень и, есть немалая вероятность того, что придется поделиться заявленными правами с еще парой доменов, естественно, самых противоположных и наименее конфликтующих с Похотью аспектов. Впрочем, отказываться от взятого не в правилах извергов, как и кого-либо еще, а потому применение жителям столицы и сокрытым в городе богатствам несомненно найдется, как же иначе?

Приносящий Весть занят сражением с воплощением воли непослушных и скучных Эзлесс, которые даже отдать себя Похоти нормально не смогли, да и не особо были к тому склонны. Если бы Господин воплощал Жадность, тогда подобные личности, какими слыли все до единого забирающие злато, стали бы жемчужиной его коллекции, но Похоти было... ну, не плевать, уж больно сильна душа и многое можно с ней совершить, но сравнительно равнодушно. Целью, конечно же, было не дать Эзлесс воспользоваться правом призыва и, будучи честным с собственной природой, Господин сомневался слишком во многом. Не верил, что они сумеют призвать этого червячка золоченого, не верил в то, что он именно настолько силен, как предполагается, да и в само существование этой сущности не верил до конца. Больно уж давно его вызывали, пробуждали ото сна, больно противоречивые сведения удалось собрать, а с извергами любого Порока это нечто если и сталкивалось, то свидетелей не оставило.