Его искали, а он нашелся (СИ) - Kadavra Avada. Страница 411

Тварь стоит неподвижно, лишь мечутся плетьми нити Истока Ключей, поредевшие и большей частью оборванные, но все еще позволяющие перенаправлять и компенсировать мелкие огрехи лепестков. Битва с трио, разросшимся в квартет, далась тяжело, намного тяжелее, чем могла бы, слишком сдерживала изверга необходимость проводить сопряжение, слишком много отнимало оно сил. Полученные раны, потраченные заготовки, утерянные души, каждая из которых была так близка ему, так просилась обратно, уже не в силах вернуться. Все окупилось, все плоды будут сняты с веток мирового древа, а новый мир получит свою весть, познает даримую ему Похоть, но пока что есть время сокрушаться ранам, жалеть о потерянных возможностях и допущенных ошибках.

Вновь двигаются лепестки, подымая вверх сотни и сотни огоньков, перестраивая и меняя сонм, заодно создавая нового Господина, убивая старого. Этот, уже почти умерший, слишком вымотан, эти его раны проще разобрать на составные доли вместе с остальным псевдотелом и его личностью, чем зашивать их наживо, не прекращая нисхождения и не отвлекаясь от контроля города. В конце концов, можно потратить умственные усилия на другие, более логичные, тактически и стратегически выгодные действия.

Например, - отскок, шаг, пропустить колонну черноты мимо, поднять щит против нескольких штырей, разбить таран встречным ударом спирали молний, - на сожаления о том, что не убил мелкого гаденыша сразу, наплевав на желание насладиться агонией его человечности!

Господин мрачно, совсем не играя, смотрел на вновь возникшего перед ним тишину, на бездумно улыбающуюся кровавой усмешкой маску, на глухую и неподатливую пустоту в ясновидении, какой тот казался зрящим его Хора. В третий раз подобная картина превратилась даже не в фарс, а в форменное издевательство, надругательство над его, доброго Господина, чувством меры. Ему, конечно, приятно, что мальчик пришел к нему, принеся свою душу и свое странное кольцо, да и кинжалы его, не показавшие своей природы до сих пор, изучить очень хотелось. И он бы принял как должное, решись это дитя других небес прийти сюда аки на казнь, желая умереть самому, но не отступить от глупых принципов. С каким же чистым сердцем он дал бы мальчику новое видение мира, обогрел бы и утешил!

Но тишина пришел сюда готовым убивать и побеждать, несмотря на то, что ранее не сумел справиться даже в компании еще троих не уступающих ему в силах союзников. Это было именно оскорбление, нечистое, дурное и безыдейное оскорбление самой памяти о той страстной боевой песни, какую он ранее познавал, противостоя квартету. Как смеет он позорить их память, если уж плюет на доброту предлагающего ему все изверга? Разве не понимает, как опресняет, выхолащивает ту Похоть, какую подарил совсем недавно?

Хамоватый мальчик.

Но это он вылечит.

Тварь и то, что было человеком, потом стало тварью и вывернулось в нечто совсем уж несуразное ничего не сказали и теперь, только услышал Господин едва различимый смешок, насмешку, издевательство, будто тишина понял нечто, что сам изверг понять не смог. Это явный обман, не может быть ничем кроме обмана, но, как и тогда, после провала в Библиотеке, когда он вынужден был ускорить операцию, прервав несколько важнейших моментов финальной подготовки, начав играть без полностью собранного оркестра, так и сейчас этот смех задевает что-то внутри. И на это что-то, за его прикосновение, Господин отвечает веселой яростью и вожделением, как и всегда доказывая миру, насколько он идеален и как ошиблись те, кто идеала его не увидел.

Все трюки призванного учтены.

Все приемы проанализированы.

Все тактики разобраны на отдельные элементы, которым нашлось противодействие.

Осталось только закончить это осточертевшее представление.

Тишина атакует первым, нетерпеливо и несколько поспешно, торопливо, как видит он теперь, привыкнув к его манере действий, найдя все ее изъяны и недостатки. Человек делает шаг вперед, заканчивая его уже огромной скатоподобной Тенью, размером в небольшой дом, прижимается к земле и выдыхает целый рой жалящих лент, идущий строго по линии земли, оставляя после себя только бесчисленные разрезы реальности, сливающиеся в один крупный провал. Опять он с этими проломами в глубины Тени, как будто не выучил прошлые уроки, как будто не понял, что на такой глубине не водится сущностей, которых он мог бы покорить или хотя бы заинтересовать. А если бы вдруг водились... но именно на это он и надеется, не так ли? Умирать в хорошей компании для этих глупых смертных почему-то приятнее, чем вечно наслаждаться Пороком в объятиях этой же компании!

Сеть чистой Истины падает сверху, накрывая одновременно разрастающийся разлом и обжигая краем мгновенно отпрыгивающего в сторону тишину. Отпрыгнуть ему удалось, пусть и потеряв немного черной плоти, но только для того, чтобы нарваться на разноцветное, будто бы радужное одеяло астральной энергии, что сначала обернулось вокруг мальчика и только потом детонировало, разрывая на части... нет, не все тело, а только сброшенные верхние слои, очень густую теневую силу, замешанную на крови и плоти тишины, но все-таки именно чары, а не кусок тела с душой. Уменьшившаяся Тень больше похожа на безголового и очень худого тигра, тоненького, но поразительно стремительного, будто бы смазывающегося даже для зрения мифа.

Возможно, зря он переменил себя именно на эту формацию, именно в этого Господина превратился, заточенного в стационарную дуэль против оборонительных линий, а не в сражение один на один? Но нет, все правильно, сейчас важнее именно противодействие остаткам обороны Вечного и вскрытие Дворца, если последнюю из династии зарежет ее же гвардия, не желающая получить идущий сквозь нее поток Похоти. Менять себя еще раз не хотелось, ведь обидно умереть, даже не просуществовав хоть немного, а необходимости действовать столь радикально нет, хватит и имеющихся запасов именно на случай приблизившихся вплотную нападающих.

Солнечная сфера на пути заходящей сбоку юркой фигурки, еще одна там, где бежит теневая иллюзия, лишь силуэт, только очень реальный, этой же зверушки, поток водяных капель навстречу и мощная ментальная, бьющая даже сквозь щит Одиночества, пусть и едва-едва волна-приказ, паутина псионики и флера, требующая подумать о самом постыдном интимном опыте в жизни, испытать одуряющую смесь стыда, возбуждения и желания повторить. Под подобным прессингом очень сложно действовать быстро, даже если он тебя задел лишь частично, а потому сферы задевают сразу иллюзию и... вторую иллюзию, под которой пряталась настоящая Тень, получившая целый душ из Дождя Глубины, псионический крик, огненную иглу и под конец рассекающий удар божественного Чуда, выкачанного из свежеполученной в этой же битве души клирика Воителя. Последнее тишину и доби...

слом

Под подобным прессингом очень сложно действовать быстро, даже если он тебя задел лишь частично, а потому сферы задевают сразу иллюзию, вторую иллюзию и остатки иллюзии третьей, когда настоящий тишина выпрыгивает из ошметков последнего силуэта, выдыхает поток черноты навстречу Дождю, избегает огненной иголки и презрительно игнорирует попытку воздействовать псионически. Ну, именно это и ожидалось, трюк с разбиванием зеркал уже успел поднадоесть, хотя интерес к методике сочетания столь разных истоков силы только возрастает и возрастает.

Стоят они снова друг напротив друга.

Господин посреди остатков площади, в центре очерченного лепестками круга, а его игрушка поближе к краю, присевшая на одно колено, упираясь рукой в землю, и даже без сверхзрения видно, насколько тяжело он там, под маской своей, дышит. Господин не торопится, прекрасно понимает, что мальчик еще может убежать и обязательно попробует бежать, если его передавить, мальчик прямо сейчас готов либо ударить, либо отступить, если удар провалится. Хочется закончить, уже надоело, но трюк с зеркалами вынуждает отдавать первую ноту, выжидая идеального для убийства момента, чтобы даже разбив реальность вместе с зеркалом, - где же эти зеркала лежат, Господин ведь просеял половину города в целях найти истоки силы Царства Снов, не в желудке же он их прячет? - тишина мог только отступить, отменить проигрыш, а не обратить его успехом.