Очаровательная сумасбродка - Чейз Эллисон. Страница 35

Темная библиотека, две сильные руки, взмах светлых волос и такие милые-милые, безупречные черты его лица, когда он наклонился к ней, чтобы поцеловать…

Горечь сожаления наполнила ее рот, горло… Он фактически поймал ее на месте преступления, ведь она шпионила в его собственном доме, но вместо того, чтобы устроить скандал, он обнял ее своими сильными руками, поцеловал. Господи, помоги ей, неужто это была всего лишь уловка? Он понял, что она… что-то заподозрила, и просто постарался отвлечь ее от правды.

Сожаление Холли постепенно переросло в холодный гнев. Выпустив ветку из рук, она обтерла пальцы и, пригибаясь под сосновыми ветками, упрямо пошла вперед, пока не оказалась около забора. Холли вцепилась руками в верхнюю перекладину изгороди и наклонилась вперед.

Никого… Никого, только пустое огражденное пространство. Там, где один конец изгороди упирался в склон холма, стояла полуразвалившаяся, полусгнившая хибара с распахнутыми навстречу утренней прохладе дверями.

Но в ней никого не было.

Колин шел с одного конца террасы на другой, то и дело останавливаясь у накрытых льняными скатертями столов, чтобы поздороваться с гостями. В воздухе стоял шум смеха и разговоров. Вдоль балюстрады на длинной буфетной стойке были расставлены тарелки с яйцами, горячим и холодным мясом, кровяной колбасой, овсянкой, хлебом, булочками и всевозможными фруктами, привезенными сюда из Лондонского порта.

Некоторые из гостей задержатся здесь до скачек, но другие уедут уже сегодня, чтобы вернуться в свои поместья или дома, расположенные неподалеку. Адвокаты возьмутся за работу — они будут составлять и подписывать контракты о покупке и продаже лошадей и обговаривать всевозможные детали этих сделок, которые слишком скучны для того, чтобы ими занимались сами аристократы. Хотя нет, некоторые из них все узнают на самих скачках. Кто-то получит солидный доход. Кто-то поставит на лошадей больше, чем может себе позволить, и дело закончится банкротством. Кого-то ждет триумф, кого-то — полное разочарование, неожиданные победы и крушение всех надежд.

Ничего такого Колину не грозит.

Звук женских голосов заставил его обратить внимание на ведущую в сад лестницу. Держа в руках шлейфы своих амазонок, вверх поднимались Сабрина и Холли. Колин встретил их наверху.

— Как вам понравилась верховая прогулка? — спросил он, поздоровавшись.

— Очень.

Чуть задыхаясь, Холли подняла вверх раскрасневшееся лицо, чтобы посмотреть на него. Едва увидев ее посвежевшее личико, розовые щеки и пухлые, влажные губы, Колин тут же вспомнил о событиях прошлой ночи. Вкус ее губ, шелковистость ее кожи, нежные изгибы ее тела, льнущего к нему, — он так живо представил, как целовал ее, прикасался к ней руками. Все, что долгие месяцы рисовало его воображение, оказалось правдой, только еще более желанной, более соблазнительной, сладкой и опьяняющей, чем он мог себе представить.

— Куда же вы ездили? — спросил он девушек, слегка наклоняясь к Холли. — Надеюсь, не было никакой опасности?

— Ваша сестра никогда не допустила бы этого, милорд, не так ли?

Смех звенел в ее голосе, и Колин вдруг понял, что никогда ее видел ее такой жизнерадостной — разве что во время их первой совместной поездки в Кембридже. Ее настроение было настолько заразительным, что Колин уже был готов усомниться в своих подозрениях и в необходимости сегодняшнего отъезда.

— Особенно, — промолвила она с усмешкой, отчего ямочка на ее правой щеке чуть подпрыгнула, — после того, как вы попросили леди Сабрину не сводить с меня глаз.

Могли он ошибаться, предполагая, что мисс Сазерленд узнала что-то о жеребце и решила пуститься на поиски животного? Не исключено, что ее вчерашнее желание покататься по долине объясняется вполне невинно — вызовом, который умелая наездница бросает природе. А прошлым вечером она убеждала его, что заблудилась в темном крыле дома, возле личного кабинета его отца, где хранятся документы. Но ведь и этому может быть объяснение, тем более что она была не первой гостьей, которая забрела в эту часть особняка, запутавшись в лабиринте коридоров.

При мысли о том, что его подозрения могут быть напрасны, Колин почувствовал, что у него словно камень с души свалился, однако он тут же вспомнил, что это не так уж и важно. Он начинал испытывать к Холли глубокое чувство, но что проку? Ведь у них не может быть общего будущего: он — конокрад из разбитой семьи, да к тому же еще и государственный изменник.

Именно из-за этого он должен уехать из Мастерфилд-Парка сегодня же.

— Можете спорить о преимуществах утренних верховых прогулок сколько угодно, — сказала она. — А я умираю от голода.

С этими словами Сабрина направилась к свободному месту за одним из столов.

— И куда же вы ездили? — спустя несколько мгновений медленно спросил Колин.

Его не так уж волновало, что она ему ответит: больше всего лорду Дрейтону не хотелось, чтобы Холли уходила. Он решение уже принял. Он уедет через час или около того, и, возможно, пройдет немало времени, прежде чем они увидятся снова.

Но что бы ни готовила ему жизнь в дальнейшем, в ней были минуты, которые он не забудет никогда.

Улыбка Холли стала шире, она пожала плечами:

— В основном мы ехали на север, мимо пастбищ, к вересковой пустоши. Она такая красивая!

— Многие считают ее слишком плоской и думают, что эта земля годится разве что для верховой езды, — заметил Колин.

— Вересковые пустоши такие мирные, они так успокаивают. — Повернувшись лицом к солнцу, Холли опустила веки, пряча глаза от ярких лучей. — Впрочем, полагаю, в дни скачек покоя тут нигде не будет.

А потом, не сговариваясь, они с Колином отошли от шумной компании, спустились вниз по ступеням и направились в сторону садовой дорожки. Возле самшитовой изгороди они остановились. Холли повернулась к нему, все еще сияя своей лучезарной улыбкой, отчего ямочки на ее щеках стали глубже, а чистые зеленые глаза наполнились… восторгом? А еще Колину на ум пришло слово «прекрасная». Она яркая и свежая, как сад вокруг них.

Ее губы лукаво дрогнули.

— Интересно, милорд, вы могли бы придумать имя этой самшитовой изгороди?

Стянув с руки перчатку, она махнула в сторону зеленых зарослей своими изящными тонкими пальцами. Смех искрился в ее глазах.

Несколько мгновений лорд Дрейтон не мог понять, что она имеет в виду, но потом вспомнил. Вспомнил то утро в Харроувуде в Кембридже, когда он решил забыть о собственной осторожности. Он собрал волю в кулак и твердо решил, что больше не позволит отцу или еще кому-либо учить его жизни и отнимать у него счастье. Колин зашел в комнату Саймона и увидел там Холли — она была одна. И, черт возьми, он собирался поцеловать ее. Хотел поговорить с ней. Он увлек ее к окну…

И… его решимость угасла. Точнее, Колин вспомнил простую, уединенную жизнь Холли и ее сестер, которых она так любила. Вспомнил ее невинность, честность, вспомнил ее чудесный, чистый смех, когда она гнала лошадь по лесистым тропам. И тогда он понял, что не желает марать эту невинность, эту красоту тем уродством, которое таилось в его семье.

— Боюсь, в самшитовых изгородях я не особо силен.

Колину очень хотелось говорить легкомысленным тоном, но это ему не удавалось. Более того, слова звучали как-то бесцветно и печально.

Холли поморщилась.

— Что-то не так? — спросила она.

Взяв ее руку, он поднес ее к своим губам и, поцеловав, задержал ее в своей руке, не беспокоясь о том, что кто-то может увидеть это. И что-нибудь о них подумать. Завтра это будет уже не важно.

Зато важно, что подумает Холли, — очень важно, поэтому он не должен допустить, чтобы она сделала неправильные выводы.

— Я думал о прошлой ночи, — солгал он, отпуская ее руку. — Утром вы не узнали мерзавца, не так ли?

— Нет, но я еще не общалась сегодня с гостями. Возможно, то, что вы говорили прошлой ночью, — это правда: он приехал только на бал, иначе я бы его узнала. Я даже испугалась, что, быть может…