Баба Люба. Вернуть СССР (СИ) - Фонд А.. Страница 14

Я зашла внутрь, раздумывая, к кому нужно подойти. Ну не к директору же. Вряд ли директор лично дворников на все улицы нанимает.

— Вы к кому? — строго спросила меня женщина в платье такой вырвиглазной расцветки, что хотелось зажмуриться. Она несла графин с водой и при виде меня остановилась. — Если за коммунальные платить, то это окошечко у третьего кабинета. Поверните налево, там увидите.

— Нет, я работать у вас хочу, — тихо сказала я.

— Работать? — огромные карие глаза женщины от удивления стали ещё огромнее. — Но у нас все ставки заняты, и в бухгалтерии, и в эксплуатационном отделе. Мария, правда, в декрете, но звонила, что вот-вот выйдет.

— Странно, а мне сказали, что у вас вакансии есть и текучка большая.

— Ну это дворники только.

— Так я дворником… — быстро сказала я, — хочу работать дворником. Всегда мечтала…

— Женщина, вы уверены? — скороговоркой зачастила она и, цепко схватив меня за рукав, потащила куда-то, — я вас проведу. Сейчас сразу и оформим.

Меня завели в просторный кабинет, где сидело шесть тёток разных размеров и комплекции, и неожиданно очень быстро оформили дворником. Точнее это правильно называлось — «уборщик двора» первого разряда. Причем повезло и в мой участок входил двор на два двухэтажных дома по улице Комсомольской. Причем дома были соседние с моим, так что на работу ходить недалеко будет.

— А коммуналку мы сами будем вам сразу гасить в счёт зарплаты, — ласково напутствовала меня кадровичка, не забывая ловко подсовывать листы для подписи.

В общем, сплошной рай, да и только. Странно только, почему при таких плюшках сюда никто идти не хочет?

После оформления меня вручили невысокому толстому мужичку в ондатровой шапке. Хоть март был и холодным, но снег, в основном, сошел, только по обочинам ещё были небольшие подтаявшие и чёрные от грязи сугробчики. Но вот ходить в меховых шапках уже не хотелось. Но мужчина, очевидно, так не считал (как я потом поняла, наличие шапки из меха — это был показатель статуса владельца). И был он моим бригадиром.

— Я проведу вам сейчас инструктаж, — с важным видом сказал он. — Меня зовут Алексей Петрович.

— Хорошо.

— Но основную часть обучения, вы пройдёте на практике, — продолжил Алексей Петрович, не обратив внимания на мои слова. — мы, на первое время выделим вам специалиста-наставника, который будет подсказывать, если что непонятно.

— Первое время — это сколько? — уточнила я (люблю во всём точность).

— Две недели, — кивнул Алексей Петрович с важным видом.

Инструктаж не представлял из себя ничего. Мне на казённом малопонятном языке были зачитаны какие-то фразы, затем я расписалась за технику безопасности. И на этом всё.

Зато после инструктажа я была представлена наставнику.

Это был молодой ещё мужчина, примерно лет тридцати, а может и моложе. Определить точный возраст было сложно из-за многодневной щетины и мешков под глазами.

— Меня зовут Семён, — представился мужчина и улыбнулся.

— А я — Любовь. Можно Люба, — ответила я и подумала: «сработаемся».

Так как теперь нам предстояло работать вместе, наставник Семён решил посвятить меня в нюансы работы прямо на месте.

— Да и подальше от начальства будет, — хохотнул он, обдав меня смесью многодневного перегара с луком.

Территория, где мне предстояло работать, представляла собой огороженный забором двор на две двухэтажные хрущёвки. За одним из домов тянулись деревянные сараи, за другим — небольшие огородики жильцов, можно сказать, практически грядки.

— Это они хороший двор вам выделили, — авторитетно заявил Семён и вздохнул, — почти образцово-показательный.

— А почему его тогда кому-то более опытному не отдали? — дипломатично спросила я, пытаясь выяснить, в чём тут дело.

— А здесь у жильцов требования большие, — ещё раз печально вздохнул Семён, — поэтому сюда добровольно идти никто не хочет.

Ну ладно. С требованиями я как-то сама разберусь. Главное, что двор образцово-показательный. Значит, жильцы здесь вполне приличные, не алкаши какие-то там.

Семён показал, где брать инвентарь, как следует проводить уборку двора и остальные хитрости этой профессии.

После инструктажа, который оказался более информативным, чем у Алексея Петровича, Семён посмотрел на меня, немного замялся, но потом взял себя в руки и сообщил:

— Это дело надо обмыть.

— Какое дело? — удивилась я.

— Вступление на новую должность!

Я, конечно, сомневалась, что быть дворником — это именно та должность, которую нужно обмывать и при этом радоваться. Но решила пока не портить отношения с коллегой. Тем более — наставник.

— Но я только приступила, — осторожно сказала я, — у меня ещё ни зарплаты, ничего. Да и денег нету. Вообще.

— А это ничего! — обрадовался Семён. — Когда будут, ты выставишься. Ничего, что я на «ты»? Раз работать нам в одном коллективе.

Я не возражала, на «ты», так на «ты».

— Тогда пошли! — деловито велел Семён и потащил меня на соседний двор.

Я, конечно, сильно сомневалась, что можно вот так, среди бела дня, уйти обмывать мою новую должность, бросив всю прочую работу. Но Семён, очевидно, знал лучше.

Дворницкая соседнего двора встретила меня густым перегарным духом и полумраком. Сквозь немытое оконце тщетно пыталось пробиться солнце. На широкой лавке прикорнул мужчина.

— Знакомьтесь, это Виталик! Виталик, а это — Люба. Будет у нас на пятом участке теперь. Давай обмывать.

— Оооо! Вот это дело! — обрадовался Виталик, моментально поднимаясь с лавки.

Это был мужчина лет пятидесяти, неухоженный и изрядно побитый жизнью. Он с интересом начал посматривать на меня. Я поморщилась. Захотелось сразу уйти, но было неудобно.

Виталик моментально достал пыльную бутылку, любовно закупоренную початком кукурузы.

— С села передали! — душевным тоном сообщил он, вонзил зубы в початок и со стоном нетерпеливо расшатал. Затем ловким рывком выдрал пробку. Выплюнув кукурузину, щедро разлил мутноватую жидкость по немытым стаканам. Дворницкую моментально затянул густой сивушный запах.

— Ну, значится, как говорится — за нас, трудящихся и новое пополнение в коллективе! — воодушевленно сообщил Виталик и, внимательно глядя, как Семён выцедил стопку, а я тоже поднесла к губам, тут же строго добавил. — Между первой и второй перерывчик не большой!

Семён не возражал, подставляя свой стакан. Я же такое не пила, да и вообще почти не пила спиртное, разве что в прошлой жизни, если вино вкусненькое, могла за компанию немножко. Но пришлось сделать маленький глоточек для приличия. В горле запершило, замутило. Сразу стало жарко.

Воодушевлённые мероприятием и сразу захмелевшие коллеги вывалили на меня ворох информации. Оказалось, что работа дворника только с виду сталь безоблачна. На самом деле она полна опасностей и рисков. К примеру коллега-конкурент из соседнего двора по имени Михалыч, вот уже на протяжении многих лет ведет серьезную партизанскую войну против Семёна и Виталика: он активно сваливал мусор под контейнерами на семёновой территории, перегонял подростков пить пиво на его детскую площадку, и даже опустился до окончательной подлости — утянул запрещающий знак с кирпичом, и теперь все машины устроили парковку во дворе Семёна, активно загрязняя хрупкую окружающую среду и доводя жильцов до нервного срыва.

— А вы что? — потрясённо спросила я.

— Мы тоже боремся, — неопределённо ответил Виталик и бросил быстрый предупреждающий взгляд на Виталика.

Я сделала вид, что не заметила.

— Вторая за наш коллектив, — подмигнул Виталик и, молодецки крякнув, сразу же выпил.

Семён тоже выпил. Я незаметно выплеснула содержимое стакана под стол и сделала вид, что выпила тоже.

Вроде не заметили.

Мероприятие продолжалось.

Оказалось, что Семён был влюблен. Мне сразу же во всех подробностях поведали душещипательную историю. В общем, влюбился Семён безответно, и оттого особенно безнадежно. Объектом пылкой его страсти была белокурая Тамара из шестнадцатой квартиры одного из домов, как раз на моём участке. Прекрасная, но неприступная, как арктический айсберг, она имела высшее филологическое образование и жила крайне одиноко: и хоть в ее квартире обитал кто попало — от жирного кота до стайки экзотических аквариумных рыбок, — обычных мужиков, к счастью, не наблюдалось. Ввиду отсутствия последних Семён всячески пытался к Тамаре подкатить, но всегда крайне неудачно. Поэтому он неистово страдал и от огорчения однажды даже хотел повеситься, но потом правда передумал. Тогда он решил писать стихи, и даже специально купил блокнот в розовом переплете с рисунком в виде пронзенного стрелой сердца и красивой надписью: «Вчера упала первая слезинка из-за тебя, ну за что мне все это!».