Юсупов (СИ) - "Гоблин - MeXXanik". Страница 13
Я покачал головой:
— То, что ты умеешь быть ядовитым на язык для меня не новость. Но я не знал, что ты помогаешь бандитам.
Пётр вскинул голову и грозно насупился:
— Мальчик. Не нужно говорить о вещах, о которых ты ничего не ведаешь.
— И чья это вина? То, что я не знаю о таких вещах?
— Я бы не стал прикрывать душегуба или преступника. Голицын не является тем, за кого ты его принял.
— А в чем разница? — пожав плечами, уточнил я.
— В мотиве, — ответил Петр. — Наш Милославский пострадал не из-за чьей-то личной выгоды. А ради общего блага.
— Понятнее не стало, — пробормотал я. — По-хорошему лучше поговорить с жандармами. Или семьей. Хотя ты можешь начать с того, что расскажешь мне про Братство.
Пётр устало сел в кресло и потер переносицу:
— Братство — это не банда.
— Только потому, что в ней состоят представители важных родов? — колко спросил я, усаживаясь на диванчик, обитый зеленой мягкой тканью.
— Не юродствуй, — огрызнулся дядька. — Братство существует много лет. И его членами становились разные достойные подданные Империи, памятники которых украшают площади наших городов.
— И чем оно занимается? — уточнил я.
— Разным, — уклончиво ответил Юсупов и повысил голос, заметив, как я закатил глаза. — В основном защитой интересов страны и правящего дома. Как внутри Империи, так и за ее пределами. Сотрудничая с разными организациями, службами и Синодом. Однако не всегда официально.
— А вот это особенно интересно. В чем заключается неофициальность? — полюбопытствовал я.
— Иногда мы поступаем так, как положено, а не так, как можно, — нехотя выдал Петр и с тоской посмотрел на дверь, за которой все так же тихо бубнил телевизор.
— Чем занимается Братство?
— Пресечение мятежей и попыток переворота, — ответил дядька. — Среди старой, да и новой, аристократии такие желания иногда встречаются. Бунт девятьсот пятого года, декабрьское восстание двадцатого, Гражданская война…
— Допустим. И какими методами ваше общество пресекает мятежи?
— Какими положено. Человек пропадает. Или с ним происходит несчастный случай.
— Вот оно как, — усмехнулся я. — То есть, без суда и следствия. Это называется «самосуд», дядь. И дело это противозаконное.
— Это — «защита интересов страны»! — неожиданно рявкнул Петр и ударил кулаком по подлокотнику. — Патриотизм и забота об Отечестве! Чтобы всякие желающие не устроили переворот. И не свергли Императора. А сейчас, когда Империей фактически правит Совет и Государственная дума, таких желающих полно.
Я промолчал. А Петр нервно пригладил седые волосы и продолжил:
— Братство создал твой дед после бунта девятьсот пятого года. И в то время никто не полагал, что это станет организацией. Целью создания было убийство негодяя Распутина и ушедших от правосудия зачинщиков мятежа, которые представляли угрозу Империи. Вернее, тогда это было не Братство. А собрание верных Императору и отечеству людей из двадцатого гвардейского полка, которые пожелали сохранить страну и монархию. Остальные присоединились позже.
Я удивленно поднял бровь:
— Но…
— Идея была благой, только поздно они это сделали, — продолжил Петр. — Гражданскую войну было уже не остановить. Хаос поработил умы заговорщиков, которые позже выступили против Императора и устроили декабрьское восстание. Последствия мы разгребаем до сих пор.
— Но при чем здесь нападение на особняк Милославского? — удивленно уточнил я.
— Потому что пока страной управляет Государственная дума и Сенат, в Империи всегда найдется полно желающих устроить бунт, мятеж или переворот. Для своей выгоды, или за деньги врагов.
— И Милославский один из них?
— Если Братство приговорило его к смерти, то да, — ответил Петр.
— Но почему тогда просто не доложить обо всем охранному отделению? Зачем такие варварские методы?
— Потому что арест влиятельного члена семьи может стать причиной для бунтов и мятежей. Да и друзья помогут избежать следствия и суда. Деньги и связи способны решить многое. Дворяне должны помнить покон. Чтобы позор не пал на семью, отступнику надлежит застрелиться. А если это правило забыто, негодяю надобно помочь. Таким образом, и его семья останется чистой, и справедливость будет восстановлена.
Я вздохнул. Рассказанное старшим Юсуповым никак не укладывалось в моей голове. Эта история казалась бредовой и неестественной.
Я скептически взглянул на дядьку, и тот усмехнулся:
— Что? Думаешь, я из ума выжил? Или вру? Так проверь. Ты же душеправ, способен отличить помешательство от реальности.
Я покачал головой, осторожно обращаясь к силе. И сердце забилось чуть быстрее, а по жилам словно жидкий огонь побежал. Ладони засветились, и рядом с Петром появился астральный двойник. Я нахмурился, рассматривая призванную копию.
Темных пятен было немного. Но мозг был чист. Никаких отклонений не наблюдалось. Значит, родич в здравом уме. Коснулся плетения правды. Но и оно не было подвержено искажению. Выходит, Петр Юсупов не врал.
И едва я закончил с осмотром, дядька усмехнулся и уточнил:
— Убедился?
Я вздохнул:
— Ты веришь в то, что говоришь. И у меня нет причин считать тебя сумасшедшим.
Юсупов кивнул:
— Прекрасно тебя понимаю. Сам бы не поверил, расскажи мне кто подобное.
— Выходит, мой дед Феликс возглавлял организацию по очистке Империи от предателей. И его последователи до сих пор продолжают его дело?
— Правильно мыслишь, — спокойно подтвердил дядька.
— Сюрреализм какой-то.
Юсупов развел руки:
— Как есть. И я очень надеюсь, что ты не станешь творить глупости. Сперва семья…
— … потом Империя, — закончил я фразу. — А здесь, судя по твоим словам, выходит, что все это в интересах Империи.
— Видишь, как складывается? — хитро уточнил дядька.
Разговор прервал настойчивый стук во входную дверь. И я быстро направился в гостиную. А Пётр встал с кресла и тяжело опираясь на трость, пошел следом.
Я осторожно выглянул в окно. И на лбу мигом выступила испарина. На крыльце стояло двое жандармов в форме третьего отделения сыскной службы. Один из гостей был высоким худощавым мужчиной лет тридцати с широкими скулами, цепким взглядом и ртом, кривящимся в неприятной ухмылке. Мне подумалось, что кто-то был просто обязан ему сказать — ему не стоит пытаться улыбаться. Потому как даже ухмылка казалась жутковатой. Лицо второго гостя скрывал козырек большой фуражки. Был он крепким и широким в плечах. Я глубоко вздохнул, пытаясь унять тремор, и активировал плетение «ясности мысли». По телу пробежала волна спокойствия и умиротворения, прогоняя страх. Открыл дверь.
— Добрый вечер, Василий Михайлович, — поприветствовал меня худощавый жандарм.
— И вам того же, — осторожно ответил я. — Чем могу помочь?
— У вас гостит один человек, — продолжил сыскарь. — Нам нужно его забрать.
Я покачал головой:
— Вы что-то путаете. Нет у нас никаких гостей. Если хотите, можете пройти в гостиную и убедиться.
Сыскарь усмехнулся, явив ряд белых зубов, чем напомнил хищного зверя.
— Не думаю, что он сидит у вас в гостиной и пьет чай, — хрипло ответил жандарм. — Быть может, гость засел где-нибудь в другой комнате и отдыхает от трудов праведных?
Я пожал плечами:
— Что ж, раз вы так считаете, то вам нужно представиться по форме, показать документы и разрешительную грамоту на осмотр помещения.
Жандармы переглянулись. А я продолжил:
— А если их нет, то дальше порога вас пускать никто не обязан. И все же я готов пригласить вас в гостиную. По доброте душевной. Уж простите, но порядок есть порядок. Закон един для всех.
— Ваша осведомленность в праве поражает, — с усмешкой протянул гость.
— Готовился поступать на адвоката, — просто ответил я. — Но пришлось выбрать другую профессию.
— Все для семьи, — понимающе произнес худощавый мужчина и прищурился.
— У моего деда был дядька, — начал вдруг второй жандарм. — Хороший был человек. Так вот, его друг говорил, что…