Красный корсар - Купер Джеймс Фенимор. Страница 63

— Вы давно плаваете вместе? — небрежно спросил он, ни к кому не обращаясь.

— Давненько. Вместе и в бурю и в штиль, ваша честь. В равноденствие стукнуло ровно двадцать четыре года, как мистер Гарри свалился на нас как снег на голову, а до того мы уже года три служили на «Громовержце» и на катере обогнули мыс Горн.

— Вот как! Целых двадцать четыре года вместе с мистером Уайлдером. Неудивительно, что вам дорога его жизнь.

— Дороже короны его величества, нашего короля, — перебил прямодушный моряк. — И вот, сэр, я услыхал, что ребята сговариваются спустить нас за борт, всех троих… Тут решили мы, что пора и нам замолвить за себя словечко; но слова-то не всегда под рукой, так негр и рассудил покамест дать такой ответ, чтобы был не хуже слов. Да, Гвинея не очень-то разговорчив, да я и сам в таких случаях не сразу найдусь; но ведь ваша милость сами видели, мы их застопорили, а значит, вышло не хуже, чем у ученого мичмана из колледжа, который простого языка не разумеет, вот и лезет с латынью.

Корсар улыбнулся и поглядел по сторонам, ища глазами нашего героя. Не видя Уайлдера, он чуть было не поддался искушению продолжить свои расспросы, но гордость помешала ему слишком откровенно проявлять любопытство. После минутного раздумья он опомнился и отбросил эту мысль как недостойную.

— Ваши заслуги не останутся без награды. Вот деньги, — сказал он, протягивая горсть золотых негру, который стоял ближе, — поделите их как добрые друзья и впредь можете рассчитывать на мое покровительство.

Сципион отпрянул назад и ответил, загораживаясь локтем:

— Ваша честь, пусть возьмет масса Гарри.

— Ваш мистер Гарри не нуждается в деньгах, ему хватит своих.

— Сцип тоже не нуждается.

— Не обращайте внимания на его неучтивость, сэр, — сказал Фид, преспокойно протягивая руку и отправляя подачку в карман. — Такому опытному моряку, как ваша честь, нет нужды объяснять, что в такой стране, как Гвинея, не больно-то наберешься хороших манер. Но уверяю вас, он благодарен ничуть не меньше, чем если бы ваша милость дали денег вдвое больше… Поклонись его чести, парень, — видишь, кто с тобой водит компанию. Ну, а теперь, когда моя находчивость помогла уладить этот щекотливый вопрос, я, с разрешения вашей чести, пошел на бак. Один новичок там болтается на рее. Парень не создан быть марсовым, сэр, — взгляните, что он творит со своими подпорками. Он так же запросто может связать морским узлом собственные ноги, как я стягиваю концы линя.

Корсар знаком отпустил Фида и, повернувшись, столкнулся лицом к лицу с Уайлдером. Глаза их встретились, и легкая краска выдала чувство неловкости, охватившее командира.

Мгновенно овладев собой, он произнес несколько шутливых слов по адресу Фида и приказал помощнику давать сигнал отбоя.

Пушки откатили назад, убрали концы, заперли пороховой склад, задраили люки, и команда занялась своими повседневными делами; мятежный дух полностью смирился под властным воздействием могучей воли. Теперь и Корсар мог покинуть палубу и оставить корабль на попечение старшего офицера.

Глава XXI

Погода оставалась без перемен весь день. Океан дремал, мерно колыхаясь, словно гигантское, гладко отполированное зеркало, и лишь широкая зыбь тяжко вздымала его грудь, напоминая о бурях, вечно бушующих вдали. Корсар больше не показывался на палубе до самого вечера, когда солнце погрузило свое горящее око в воды океана. Довольный одержанной победой, он, казалось, и не думал больше о том, что какой-нибудь смельчак снова попытается ниспровергнуть его власть. Такая уверенность в своей силе не преминула расположить людей в его пользу. Видя, что малейшая небрежность не проходит даром и ни один проступок не остается безнаказанным, матросы уверились, что за ними неустанно наблюдает зоркий глаз и невидимая рука всегда готова покарать или наградить. Неукротимый натиск в решительную минуту и милосердие на вершине власти — такова тактика, с помощью которой этот удивительный человек подавлял не только тайную измену, но и интриги и хитрости открытых врагов.

Лишь после начала ночной вахты, в полной тишине, на юте снова появилась его фигура, одиноко шагавшая взад и вперед.

Течение отнесло судно так далеко к северу, что крошечная синяя полоска суши давно исчезла за краем океана; куда ни кинешь взор, судно окружала бескрайняя равнина вод. В воздухе не ощущалось ни малейшего дуновения; паруса были спущены, и голый рангоут вырисовывался в вечернем сумраке так резко, точно судно стояло на якоре. Словом, это был тот редкий час полного покоя, которым стихия дарит порой искателей приключений, вручивших свою судьбу неверным и предательским ветрам.

Покой убаюкивал даже вахтенных, хотя по долгу службы им полагалось быть настороже; дисциплина и строгий порядок не позволяли им безмятежно спать в гамаках, и они лениво несли вахту, стараясь прилечь меж орудий или отыскать другой укромный уголок и отдохнуть. Там и сям мелькали фигуры офицеров, которые, опершись о фальшборт или прислонившись к пушке подальше от священных границ шканцев, сонно кивали головой в такт лениво покачивающемуся кораблю. Лишь один часовой стоял прямо, и ничто не ускользало от его бдительного взора. Это был Уайлдер, снова возглавлявший вахту.

Прошло два часа, а Корсар и его помощник не обменялись еще и единым словом. Они и не искали встречи, — скорее, избегали ее: каждый желал остаться наедине со своими сокровенными мыслями. После долгого, необычного молчания Корсар остановился и пристально посмотрел на безмолвную фигуру, неподвижно стоящую внизу.

— Мистер Уайлдер, — произнес он наконец, — воздух здесь свежее и свободен от нечистых испарений. Может быть, вы подниметесь ко мне?

Тот повиновался, и они снова молча продолжали ходить, шагая в ногу, по обыкновению моряков, несущих вахту в ночные часы.

— Мы пережили беспокойное утро, — продолжал Корсар, невольно выдавая свои мысли и говоря так тихо, что слова его не могли быть услышаны никем, кроме его помощника. — Вам еще никогда не приходилось стоять на краю той страшной пропасти, что зовется мятежом?

— Страдает тот, в кого попадает пуля, а не тот, кто только слышит ее свист.

— Я вижу, и вам досталось на вашем корабле. Не расстраивайтесь по поводу враждебности этих парней. Мне известны все их сокровенные мысли, и вы скоро в этом убедитесь.

— Сказать по правде, зная ваших людей, я бы никогда не мог спать спокойно. Всего несколько часов бесчинства — и корабль может быть захвачен властями, а сами вы попадете…

— … в руки палача? А вы разве нет? — быстро спросил Корсар, и в голосе его зазвучали нотки недоверия. — Ухо привыкает и к свисту пуль. Я слишком часто и подолгу смотрел в лицо опасности, чтобы дрожать при виде королевского флага. Да мы обычно и не ходим вдоль этих ненадежных берегов; острова и Испанская равнина куда более безопасны для плавания.

— И все же вы осмелились появиться здесь именно теперь, когда после победы у адмирала развязаны руки и он может бросить против вас большие силы…

— У меня были для этого причины. Не так-то легко стать только командиром и побороть в себе человека. И если я временно забыл свой долг ради простых человеческих чувств, то пока это никому не повредило. Мне надоело преследовать беспечного испанца или загонять в порты сторожевые катера. Наша жизнь полна бурь, за это я и люблю ее: для меня и мятеж имеет свою прелесть.

— Измена претит мне. Перед ней я теряюсь и становлюсь похожим на наглеца, чья смелость исчезает в темноте. Я не отступлю перед лицом врага, в этом вы сами убедились, по спать на пороховом погребе не в моем вкусе.

— Это с непривычки. Игра есть игра, какова бы она ни была. Человек равно привыкает и к тайным проискам, и к открытой опасности… Тише! Сколько пробило склянок — шесть или семь?