Красный корсар - Купер Джеймс Фенимор. Страница 64

— Семь. Люди еще спят. В свой час они проснутся, как по команде.

— Хорошо. Я испугался, не упустили ли мы время. Да, Уайлдер, я люблю опасность. Она не позволяет угаснуть душевным силам и дает выход лучшим сторонам человеческой натуры. Вините в этом необузданность моих страстей, но даже противные ветры таят для меня наслаждение.

— А штиль?

— Штили милы для мягких натур, они не требуют борьбы. Стихиями нельзя повелевать, но зато с ними можно сражаться.

— Неужели вы принялись за трудное ремесло ваше…

— «Ваше»?

— Я мог бы сказать «наше», так как теперь и сам стал пиратом.

— Но вы еще новичок, — продолжал Корсар, мысль которого уже ушла дальше, — и я безмерно счастлив быть вашим духовным отцом. Вы мастер говорить обиняками, не касаясь главного, и, надеюсь, окажетесь способным учеником.

— Но не кающимся грешником.

— Это неизвестно; у всех есть минуты слабости, когда мы видим жизнь такой, как она описана в книгах, и чувствуем себя грешниками там, где должно наслаждаться. Я ловил вас, как рыбак вываживает форель. Я знал, что могу ошибиться, но, в общем, вы оказались мне верны, хотя впредь мне не хотелось бы, чтобы вы отгоняли дичь от моих сетей.

— Когда и как я это делал? Вы же сами сказали…

— … что вы прекрасно управляли «Королевской Каролиной» и она потерпела крушение по воле неба? .. Нет, речь идет о более благородной добыче, а не о той, которую может закогтить любой ястреб. Неужели вы столь ненавидите женщин, что готовы запугать благородную даму и прелестную девушку, лишь бы помешать им наслаждаться вашим обществом?

— Разве желание спасти женщин от страшной участи, что угрожала им сегодня, — предательство? Ведь, пока власть в ваших руках, надеюсь, ничто не грозит им обеим, даже той, что так прекрасна.

— Клянусь небом, Уайлдер, вы правы! Злодейская рука не коснется прелестного ребенка. Скорее я собственной рукой брошу спичку в пороховой погреб, и она взлетит на небеса такой же чистой и светлой, как была оттуда послана к нам.

Наш герой жадно внимал этим речам, хотя ему не очень-то понравилось, что Корсар выразил свои благородные мысли чересчур восторженным языком.

— Как вы узнали о моем желании помочь им? — спросил он после некоторого молчания, которое оба они не спешили нарушить.

— Вы сразу выдали себя. Стоило мне услышать ваши речи, как все стало ясно.

— Услышать! Значит, я вам признался, сам того не замечая.

Корсар промолчал, и лишь улыбка его дала понять собеседнику, что тот стал жертвой дерзкой и успешной мистификации, что старый матрос Боб Блант был не кто иной, как он сам, собственной персоной. Вот чем объяснялось поведение Джорама и непонятное исчезновение ялика. Уайлдер понял, что попал в искусно расставленные сети, и встревожился. Раздосадованный тем, что его так ловко провели, он некоторое время молча шагал взад и вперед по палубе.

— Признаюсь, вы меня перехитрили, — сказал он наконец, — и отныне преклоняюсь перед вами, как перед мастером, у которого можно кое-что перенять, но превзойти которого нельзя. Но кто бы ни был старый матрос, хозяин-то «Ржавого якоря», надеюсь, оставался самим собой?

— Славный Джо Джорам! Полезный человек для моряка, попавшего в беду. Верно? А как вам понравился ньюпортский боцман?

— Это тоже ваш агент?

— Только на один раз. Таким мерзавцам я не верю ни на грош. Но тс-с! .. Вы ничего не слышали?

— Кажется, в море упал канат.

— Совершенно верно. Сейчас вы убедитесь, что я не спускаю глаз с наших беспокойных джентльменов.

Корсар прервал разговор, который начинал всерьез интересовать Уайлдера, легкими шагами подошел к корме и, опершись о перила, сделал вид, что любуется морем. Уайлдер остановился рядом со своим командиром, и слуха его коснулся тихий шорох, похожий на скрип потревоженных канатов. И вскоре помощнику еще раз пришлось убедиться, насколько предводитель превосходит в хитрости и его самого, и всю остальную команду.

За кормой, держась за канаты и цепляясь за каждый выступ, с большим трудом и осторожностью двигался человек. Вскоре он уже висел на веревочной лестнице, стараясь разгадать, который из двоих наблюдающих за его передвижением людей ему нужен.

— Это ты, Дэвис? — спросил Корсар полушепотом и, желая привлечь внимание Уайлдера, слегка тронул его за плечо. — Ты пробрался незамеченным?

— Будьте спокойны, ваша честь. Я перелез через переборку в каюте и выбрался сквозь иллюминатор; вахтенные спят как убитые, словно их вахта в кубрике.

— Хорошо. Какие новости?

— Господи! Ваша честь, можете послать их в церковь, и самый отъявленный морской волк не посмеет сказать, что он забыл молитвы.

— Значит, их настроение улучшилось?

— Конечно, сэр. Лишь двое-трое все еще сеют смуту, но они не доверяют друг другу. Ваша честь всегда умеет их пронять, и им никогда вас не одолеть.

— Это единственный способ справиться со смутьянами, — пробормотал Корсар так тихо, чтобы его слышал один Уайлдер. — Будь они чуть почестнее, это было бы куда опасней, а так их губит собственная подлость… А какое впечатление произвела моя мягкость? Верно ли я поступил? Или следовало кое-кого наказать?

— Так лучше, сэр. Люди знают, что у вас хорошая память, и поговаривают, что теперь надо держать ухо востро, чтобы новыми проступками не увеличить тот счет, который вы и так не забудете. Как всегда, немного задет начальник полубака; на этот раз чуть больше, чем обычно, потому что негр свалил его с ног.

— Опасный негодяй! Когда-нибудь я с ним еще посчитаюсь.

— Его бы хорошо перевести на шлюпки, сэр; команде без него было бы лучше.

— Ладно, ладно, хватит о нем, — нетерпеливо прервал Корсар, как будто ему не хотелось, чтобы новый товарищ сразу слишком глубоко постиг все тайные пружины его правления. — Я им займусь. Если не ошибаюсь, ты сегодня перестарался, парень, и слишком лез вперед во время утренних беспорядков.

— Надеюсь, ваша честь помнит, что команде было приказано начать потеху, да и что тут такого, если смыли пудру с одного-двух солдат!

— Да, но тебя не остановило вмешательство офицера. Берегись, как бы твоя чересчур естественная игра не вызвала заслуженные аплодисменты.

Матрос обещал исправиться и быть осторожнее; затем он исчез, получив в награду золотой и наставление вернуться в кубрик незамеченным. А Корсар с Уайлдером опять стали прохаживаться по мостику, предварительно удостоверившись, что их не подслушивают. Снова наступило долгое, глубокое молчание.

— На таком судне, — возобновил разговор Корсар, — хорошие уши так же необходимы, как смелое сердце. Негодяи в кубрике не должны вкушать от древа познания, иначе нам, обитателям кают, несдобровать.

— Опасно наше ремесло, — заметил его собеседник, невольно выдавая свои затаенные мысли.

Прежде чем ответить, Корсар долго шагал взад и вперед по палубе. Потом он заговорил так тихо и мягко, словно это были увещевания заботливого друга, а не советы человека, издавна связавшего свою судьбу с грубыми, необузданными пиратами.

— Вы только начинаете жить, мистер Уайлдер, — сказал он, — у вас есть время выбрать себе дорогу. Вам не пришлось участвовать в том, что люди называют нарушением закона; еще не поздно решить, что вы никогда не станете это делать. Может быть, я эгоистичен в своем желании привлечь вас на свою сторону, но испытайте меня, и вы убедитесь, что собственные интересы при всем моем эгоизме не заполняют все мое существо целиком. Одно ваше слово — и вы свободны. Не останется никакого следа вашего пребывания на моем судне. Там, за полоской угасающего света, совсем недалеко лежит земля; завтра, еще до заката, вы можете ступить на эту землю.

— Почему я один, а не мы оба? Если жизнь вне закона не для меня, то она и не для вас. Если бы я смел надеяться…

— Что вы хотите сказать? — спокойно спросил Корсар после краткого молчания, поняв, что его собеседник не решается продолжать. — Говорите смело, вас слушает друг.

— Коли так, то позвольте мне, как другу, открыть вам свою душу. Вы сказали, что там, на западе, лежит земля. Мы оба вскормлены морем, нам ничего не стоит спустить на воду эту шлюпку и под покровом ночи скрыться от преследователей задолго до того, как наше бегство будет замечено.