Красный корсар - Купер Джеймс Фенимор. Страница 90

В нескольких ярдах от того места, где он стоял, Уайлдер увидел неподвижную фигуру Корсара. Его трудно было узнать: мрачное лицо под кожаным шлемом, придававшим ему свирепый вид, мало напоминало знакомые читателю благородные черты. Окидывая взглядом прямую, гордую фигуру торжествующего победителя, Уайлдер не мог не вообразить, что тот каким-то необъяснимым образом стал даже выше ростом. Ногой он надменно попирал флаг — национальную эмблему Англии, — сорвать который считал делом своей чести. Суровый, хоть и сочувственный взор чутко следил за всем происходящим вокруг, но Корсар молчал и ни единым знаком не выдавал глубокой симпатии, которую некогда испытывал к молодому человеку. Подле него, почти касаясь его руки, жалась фигурка мальчика; Родерик был безоружен, платье забрызгано кровью; его блуждающие глаза были полны страха, а лицо бледно.

Там и сям виднелись раненые пленники с фрегата, мрачные, но не сломленные духом; их менее удачливые враги плавали в крови, распростертые на палубе, и свирепые их лица хранили выражение ненависти, словно они все еще помышляли о мести. Оставшиеся в живых и легко раненные пираты были заняты грабежом; уцелевшие матросы со «Стрелы» старались спрятаться в глубине судна.

Но так строга была дисциплина, установленная предводителем пиратов, и столь беспредельна его власть над ними, что с той минуты, когда он остановил бой, ни один удар не был нанесен и не было пролито ни капли крови. Однако и совершенного зла было достаточно, ибо человеческих жизней было отнято довольно, чтобы утолить самую ненасытную злобу. С тяжелым сердцем глядел Уайлдер на мраморную неподвижность лиц недавних друзей и верных матросов своих, которых узнавал одного за другим; но сильнейшую боль причинил ему вид застывшего, все еще мрачного чела его старого командира.

— Капитан Хайдегер, — сказал он, силясь совладать со своими чувствами, — сегодня счастье на вашей стороне; я прошу милости для тех, кто остался в живых.

— Она будет оказана тем, кто имеет на нее право, и я хотел бы надеяться, что смогу оказать ее всем без исключения.

Корсар говорил торжественно и многозначительно; казалось, он хотел подчеркнуть какую-то тайную мысль, которую не мог высказать словами. Но Уайлдеру недолго пришлось размышлять над тем, что таится в этих словах. Его раздумье было прервано появлением группы вражеских матросов, среди которых он сразу узнал зачинщиков мятежа на «Дельфине», и это помогло ему уразуметь скрытый смысл ответа их предводителя.

— Мы желаем соблюдения наших законов, — твердо заявил вожак, обращаясь к своему командиру тоном столь решительным и резким, что его можно было объяснить — но не оправдать — лишь неостывшим пылом недавней схватки.

— Чего вы хотите?

— Казни предателей.

— Это ваше право. Коли здесь есть предатели, пусть свершится суд.

Если бы у Уайлдера и оставались сомнения по поводу того, кто станет жертвой этих чудовищных вершителей правосудия, то они бы рассеялись при виде того, с какой яростью матросы накинулись на него и двух его товарищей и потащили их к своему предводителю. Он страстно желал жить, но даже в эту роковую минуту мужество не изменило ему. Ни на мгновение не ослабел он духом, и ни одна мысль или уловка, недостойная офицера и благородного человека, не мелькнула в его голове. Лишь жадный, молящий взгляд обратил он к тому, кто один мог спасти его.

Юноша видел жестокую борьбу, происходившую в душе Корсара: суровые черты его смягчились, но это длилось одно лишь мгновение; еще миг — и лицо этого человека, привыкшего владеть собой, вновь застыло в холодном спокойствии. Уайлдер понял, что долг командира одержал верх над чувством человечности и что участь их решена. Не желая позорить себя бесполезными протестами и мольбами, юноша молча стоял там, где его оставили, гордый и неподвижный.

— Что вам надо? — спросил наконец Корсар, и голос даже этого железного человека, казалось, дрогнул и звучал необычно глухо и неровно. — Чего вы хотите?

— Их смерти.

— Я понимаю вас. Возьмите их, они ваши.

Наш герой стойко перенес весь ужас и жестокое напряжение битвы, но спокойный, торжественный голос судьи, который одним своим словом обрек его на быструю и позорную смерть, потряс все существо юноши. У Уайлдера чуть не потемнело в глазах. Вся кровь прихлынула у него к сердцу, от отчаяния мысли смешались в голове, и он почувствовал, что теряет рассудок. Но уже через мгновение он оправился от потрясения и стоял, гордо выпрямившись, глядя прямо перед собой, так что никто не заподозрил бы его в проявлении слабости.

— Я ничего не требую для себя, — сказал он с удивительным самообладанием. — Я знаю, что ваши самозваные законы осуждают меня на позорную казнь, но я требую… нет, прошу, умоляю, заклинаю вас пощадить ничего не подозревавших, слепо доверившихся мне товарищей; они не ведали, что творили, и…

— Обращайтесь к ним, — сказал Корсар, отводя глаза и указывая на злобные лица, их окружавшие, — вот ваши судьи, они одни могут вас помиловать.

Сильное, непреодолимое отвращение выразилось на лице юноши; страшным усилием воли он подавил свои чувства и продолжал, повернувшись к матросам:

— Что ж, тогда я унижусь и до обращения к ним. Вы сами люди и такие же моряки…

— Хватит! — прервал его хриплый, каркающий голос Найтингейла. — Кончай свои проповеди! На мачту его! На мачту!

Слова эти в насмешку сопровождались долгим, пронзительным свистком боцманской дудки, и двадцать голосов, как эхо, откликнулись на жестокую шутку, нестройным хором выкрикивая на разных языках:

— На мачту их! Всех на мачту! Кончай с ними!

Уайлдер в последний раз бросил было умоляющий взгляд на Корсара, но тот стоял отвернувшись, чтобы не видеть этого молчаливого призыва.

Матросы грубо схватили Уайлдера и поволокли со шканцев на шкафут фрегата, где они чувствовали себя более свободно. Голова юноши горела, как в огне; удары, сыпавшиеся со всех сторон, устрашающие приготовления к казни, петля, раскачивавшаяся на рее, — все это произошло, казалось, в единый миг.

— Где желтый флаг — знак наказания? — зарычал мстительный командир полубака — Пусть джентльмен идет в последнее плавание под желтым флагом, как простой мошенник!

— Желтый флаг! Желтый флаг! — завопило двадцать голосов. — Спустите флаг Корсара и поднимите эмблему военного судна! Желтый флаг! Желтый флаг!

Злая затея была встречена хриплым смехом и шутками; это вывело из себя Фида, который до сих пор молча сносил все грубости и издевательства по той единственной причине, что его командир, как он полагал, лучше сумеет выразить то немногое, что им оставалось сказать.

— Стойте, разбойники! — с жаром воскликнул он, в ярости забыв о благоразумии и осторожности. — Головорезы вы и косорукие мерзавцы. Что вы разбойники и перед выходом в море получаете судовые документы от самого дьявола, сразу видно по вашему носу, а то, что вы косорукие, — так стоит только взглянуть, какую петлю вы накинули мне на шею! Даже узла не умеете затянуть! Но ничего, вы еще узнаете, что значит по всем правилам болтаться на виселице! Дайте только срок!

— Расправьте узел и вздерните его! — закричали один за другим несколько голосов. — Счастливый путь по гладкой дорожке на небеса!

К счастью, исполнению этого намерения помешал новый взрыв криков, раздавшихся из какого-то люка; можно было разобрать слова:

— Священник! Священник! Пускай сначала помолятся, прежде чем плясать в воздухе!

Пираты встретили злобную шутку свирепым хохотом, но он резко оборвался при звуках громкого голоса, в котором звучала угроза:

— Клянусь небом, если кто-нибудь прикосновением или хотя бы взглядом посмеет оскорбить пленного, то лучше ему сразу разделить участь этих несчастных, чем навлечь на себя мой гнев! Посторонитесь и дайте капеллану пройти.

Вмиг отдернулись протянутые дерзновенные руки и сомкнулись в почтительном молчании богохульные уста; все расступились, и дрожащий от ужаса священник протиснулся к месту казни.