Пешка для Ферзя - Красовская Марианна. Страница 7

- Софья Александровна, вам нехорошо? — спрашивает Сусанна. — Вот, у меня есть немного вина. Выпейте, а то вы вся зеленая.

- Софья, потерпи немного, - скрипит чудовище. — Скоро остановка, пока мы завтракаем - будут карету на полозья переставлять. Или сейчас остановить?

- Всё хорошо, - шепчу я, делая глоток кислого вина из фляги. — Просто укачало.

Когда карета останавливается, я выскакиваю наружу, жадно глотая морозный воздух, и щурюсь от ослепительной чистоты мира вокруг. Какой контраст того, что снаружи, с тем, что внутри! Я хочу упасть в этот снег и раствориться в нем навсегда.

- Может, верхом, Софа? - предлагает Палач. — Недалеко осталось. Заодно предупредишь, что мы едем. Не представляю, как тебе снова в карету садиться. Вон, хоть румянец появился.

- Да, да, верхом, - цепляюсь за его слова я. - Поеду верхом.

- Ты в порядке?

- Уже да.

Он сам седлает для меня коня, проверяя подпруги, регулируя стремя, подсаживает меня… и я срываюсь с места прямо в снежное крошево. Ненавижу его, ненавижу себя — за то, что во мне его кровь, ненавижу этот мир, который позволяет рождаться на свет такой мерзости. Но холодный ветер щедро отвешивает мне пощечин, и слезы замерзают на ресницах. Вперед, вперед! Скоро всё закончится. Я убью его и умру сама, потому что не перенесу, когда меня будут судить. Прежде только деньги отдам Братству. Пусть они сделают этот мир лучше.

6. Предательство

Уже дома немного отпустило. Удалось выдохнуть. Спрыгнула с коня, что-то наплела встречающим и побежала в свою комнату. Хотелось умыться и переодеть потное платье. Хм, отец что-то говорил о том, что у нас новая кухарка. Сходить что ли, взглянуть? Или потом, завтра? Нет, сейчас у меня есть время подумать о дальнейших планах, не до прислуги мне. И так всю трясет в волнении, даже в рукава домашнего платья не с первой попытки попадаю. А с другой стороны - поесть бы. Завтракать должны были на постоялом дворе, но я пренебрегла пищей. Да, пусть принесут поесть!

К моему удивлению и даже восторгу, еду мне принесла сама кухарка. Восторга было больше — во-первых, пахло от тарелок на подносе так вкусно, что у меня слюна во рту появилась. А во-вторых — какая она, эта кухарка! Высокая, стройная, с горделиво поднятой головой и расправленными плечами. Чепец, правда, дурацкий на ней и платье сидит безобразно, но с каким достоинством она расставляет тарелки на столике возле окна — словно королева, не иначе! А платье смешно выглядит, потому что рост большой. По себе знаю, готовую одежду на меня найти сложно, нужно подгонять. Кстати, ей явно мои наряды подойдут.

Женщина смотрит на меня спокойно, без застенчивости и подобострастия — как на равную. Не смущается ни капли. Зато смущаюсь я. И чтобы не выдать своей растерянности, как обычно, начинаю грубить.

- Ого, ну ты и длинная, — говорю я. — Звать-то как?

- Лирра Ольха, — представилась кухарка с достоинством.

Я жадно смотрю на заставленный явствами стол. Надо же, овощи! Жаркое — это ведь жаркое, правда?

- Лирра Ольха, выглядит отменно и пахнет просто одуряюще. Вы где раньше работали?

- Трактир у меня был в Руане. Потом сюда к деду приехала.

- Ммм... Неужто трактир? Не ресторан? — какая из нее трактирщица с ее-то внешностью? Да от нее за версту благородным происхождением несет!

- На ресторан денег не хватило.

- Вдова? — деловито уточняю я.

- Да.

- Вижу по осанке и манерам, что ты с воспитанием. Отчего в кухарки пришла? С твоей-то внешностью можно и замуж выйти было.

Лирра Ольха морщится еле уловимо, а мне хочется надавать себе по губам. Чего к тетке полезла? Опять, Софья? Кому нужна твоя помощь? Тебе ж не раз говорили: хочешь помочь, не лезь в подруги. Лучшая помощь — она материальная. А слова никому не нужны, слова — это ветер.

Махнула рукой, сама себя расстраивая:

- После поболтаем, идите, лирра.

Она и ушла, а я, признаться с невероятным удовольствием слопала всё, что было на подносе. Потрясающе вкусно! Не в каждом столичном ресторане так кормят. Эх, если бы с ней подружиться… Почему бы и не попробовать?

Долго думала, как. Денег предложить? Обидится и будет права. Болтовней досужей надоедать — вовсе не дело. Расспросила горничных, узнала, что Ольга прибыла в наш дом в одежде с чужого плеча и вовсе без обуви. Отлично! Ей совершенно точно пригодится одежда! Перебрала с камеристкой свои сундуки, выбрала, что глазу приятнее и не совсем уж девичье — все же Ольга Дмитриевна у нас не девочка, видно, что меня лет на пятнадцать старше, позвала ее и заявила:

- Забирай себе всё, что нужно. Роста и телосложения мы примерно одинакового. Вещи хорошие, просто Милена шкафы разобрала, лишнее вот...

Отчего-то сказать, что я выбрала что-то специально для нее, было неловко.

- Спасибо, льера Софья, но нет. Мне не нужно, — совершенно спокойно ответила Ольга.

- Как это нет? — растерянно переспрашиваю я. — Но почему? Ольга, я же от чистого сердца, не думай!

Всё, Софья, ты опять напортачила! Смотри, она ж разобиделась на тебя смертельно! Ольгины эмоции ощущались очень ярко: она была оскорблена.

- Льера, я всего лишь кухарка, — устало говорит она. — Мне некуда носить ваши платья. К тому же униформа. И жалование у меня неплохое, грех жаловаться.

- Послушай, Ольга, — пытаюсь объяснить я. — Ты очень красивая. И воспитанная. С манерами. Я бы даже сказала — изысканная. Не место тебе на кухне. Тебе бы мужа приличного найти. Я хочу, чтобы ты стала моей подругой. Хочу, чтобы ты свой ресторан открыла.

- А вы, льера, спросили, чего хочу я? — Ольга разговаривает со мной как с глупой девчонкой, словно она не прислуга, а моя дуэнья. — Может быть, меня в своей жизни всё устраивает? Может быть, я не хочу замуж? Зачем мне это нужно?

- Ольга...

- Простите, льера. Я пойду. У меня ужин. В смысле, готовить.

В общем, я разревелась. Не умею я общаться с людьми, потому что дура. Правильно и делал Офицер, что меня к своим подопечным не отпускал: наворочу я дел!

Дьявол, да что ж я такая несуразная, одни проблемы от меня!

Отца вызывают в столицу. Это хороший момент, чтобы наложить «зеркало». Никто даже не поймет, сейчас оно наложено или там. Катализатор, заклинание, жесты — всё делаю механически. Словно заводная игрушка, которую показывают лицедеи на ярмарке. В последние дни я живу в каком-то тумане. Меня завели — и я двигаюсь, ем, пью — особенно пью. Кажется, я спиваюсь, потому что у меня что ни вечер — то пьянка. Приезжает Офицер с друзьями. Я не понимаю, кто среди них из Братства, а кто нет, но это и не важно. Вечерами действительно весело. Мне нравится, что вокруг меня так много людей. Можно не думать, не планировать, не грызть себя.

А грызть хочется, потому что я никогда не видела льера Лисовского таким живым. Он улыбается — по-настоящему улыбается! По утрам, бреясь, мурлычет песенку. Много шутит. По вечерам, думая, что я не замечаю, крадется на кухню. Видимо, не я одна заметила, как красива наша кухарка. И я не могу себя заставить сделать это — даже если он и Палач, он ведь живой человек! Кто я, чтобы уничтожать то, что я не создавала?

Но в какой-то момент я обнаруживаю себя в объятиях Офицера: он спрашивает, когда же? И я говорю — вот Лисовский уезжает в столицу. Стало быть, завтра.

И когда наступает завтра, и отец уезжает, я сижу в своей комнате и вою от ужаса. Я сделала это. Смогу ли я теперь жить?

- Успокойся, - говорит мне Офицер. — Всё будет хорошо. Давай выпьем!

И я снова пью — так, чтобы к вечеру мне было дурно, чтобы смеяться тупым шуткам, чтобы танцевать и кидаться снежками, чтобы на утро было так тошно, что голову от подушки не оторвать. И снова по кругу: пить, смеяться, страдать от похмелья.

А отец между тем возвращается. Я знаю, как работает «зеркало» и вижу все его признаки: он угасает на глазах. Больше не улыбается. Забывает элементарные вещи. Молчит.