Другие. Возрождение - Хаген Тесс. Страница 9
Денеб заглянул в комнату. Привычные чёрные шершавые стены, бордовый тяжелый балдахин и тусклые светильники по углам. Посреди кровати лежала Ада, кое-как накрывшись одеялом, смотрела в потолок, а в глазах её стояли слёзы. Сердце, вернее в том месте, где оно должно быть у людей, у Дена что-то сжалось, застонало и отозвалось горечью во рту.
— Птичка, — шепнул он. — Ты не виновата.
Ада помотала головой и поджала губы. Ден без колебаний, подобрался через кровать к ней и лёг рядом, чуть приобняв. Она тут же уткнулась ему в грудь, заливая рубашку горячими слезами.
— Успокойся. Ты всё равно моя, понимаешь? Помнишь, ты обещала, что не потеряешься? Да?
— Обещала… Но Льё…
— А Льё творит ерунду, да, — откликнулся экзистенциалист, тихо опускаясь на край кровати. — Потому что ты, Ада, сводишь его с ума. И я знаю, что это взаимно. Я не искажал её, Ден. Даже не пытался. Так я не хочу её. Мне нужна реальность, настоящая.
— И ты серьёзно думал, что постель решит? — Ден укрыл Аду, будто бы пытаясь сделать так, чтобы взгляд Льё не достал до неё.
— Как ещё показать свои чувства? У вас же всё началось именно так.
— Дело же не в этом! Льё! Дело совершенно в другом.
— Прекратите, — прошептала Ада. — Мне больно слышать, как вы ругаетесь. Экзистенциалист и сущность. Вы больше, чем друзья или братья.
— Мы одно, — чуть виновато ответил Льё. — И я боюсь, что чувства Дена это просто трансляция моих эмоций.
— Нет. Это не так, — тихо возразила Ада. — Ваши чувства разные. И, кажется, настоящие. Такие же, как и мои. И я не знаю, что делать. Не хочу выбирать. Всего чуть больше месяца назад мне страшно было подойти к экзистенциалисту и говорить с сущностью. А теперь? Я почти живу с Деном, и… И спала с вами, с каждым. Мне стыдно. Страшно. И я не понимаю, что чувствую.
— Ада, послушай. Мы с Деном почти слились за столько лет, это действительно так. Во мне больше его сущности, чем настоящего тела. А в нём гораздо больше моей личности, чем того, что мы называем сознанием. Понимаешь? — Льё осторожно подобрался к Аде и Денебу, чтобы лечь рядом.
— Не понимаю. Нет! Вы — разные! И мне кажется, что я никогда не смогу сделать выбор.
— Тише, лапушка… Не надо так. Мы ничего не требуем от тебя. И поймем любое решение. Не знаю, как Льё, а мне так нравится видеть тебя счастливой, красивой, не с заплаканными глазами. А если и со слезами, то только в совсем другой обстановке… Помнишь? Ты так красиво плачешь… — Ден помог Аде выпутаться из одеяла и укрыл заново.
— Она всегда красивая, даже когда злится и швыряет стаканы в стену, — Льё придвинулся ближе, и приобнял Аду, стараясь не задевать Дена.
— Чем же ты так её разозлил?
— Рисунками, чем же ещё? — удивился Льётольв.
— А я-то думал… Что ты растерял сноровку, — не удержавшись, Ден состроил Льё кривую рожицу и погрозил кулаком.
— Вы оба — идиоты, — буркнула Ада и посмотрела сначала на Денеба, потом на Льётольва.
Она закрыла глаза и глубоко вдохнула. Ден беспокойно наблюдал, как Ада всеми силами пытается успокоиться, видел он и то, как крепко она схватила ладонь Льё, повернувшись на спину, и уже успел расстроиться, что ему такого знака внимания не досталось. Но Ада приподняла веки, нежно посмотрела на него, легким поцелуем прикоснулась к губам, и скользнув по руке, также крепко взяла и его ладонь.
— Вы оба — мои любимые идиоты. И я не знаю, что с этим делать.
Неожиданно приятно было снова просыпаться рядом с ней, с моей Адой. Во сне она крепко прижималась ко мне, и я знал, что ей нужно было то тепло, которым я мог поделиться. Льё никогда не сможет дать Аде того, что так требует её горячая сущность. Я нежно погладил лапушку по голове и вдохнул чудесный аромат волос, от неё всегда чуть пахло пеплом, едва уловимо. Феникс. Надо было бы убрать руку Льётольва с талии, но я боялся их разбудить, поэтому какое-то время спокойно лежал и любовался.
Рисунки Льё. Надеюсь, он действительно был честен с нами. Вообще, он не похож сам на себя с того момента, как увидел Аду. И сейчас спал так спокойно рядом с ней. Никогда он не оставлял женщину у себя на ночь. Пока Ада была в Будапеште, мы много говорили о ней, гораздо больше, чем о ком бы то ни было за всё время нашей дружбы.
Она — особенная.
Чем больше Льё рассказывал, тем яснее я понимал, как она важна для него. Да, он прикрывался тем, что без силы Ады, без силы Феникса, нам никогда не одолеть комплексные влияния, типа такого, какое собиралось на Северо-Востоке от Москвы. Но если поначалу, когда только эта идея поселилась в его голове, он просто искал объект, рабочий механизм, инструмент, то после знакомства с Адой всё изменилось. Он продумывал план так, чтобы в первую очередь не пострадала она. Это слишком бросалось в глаза. Вытащить хоть что-то из души Льё — очень сложно, он всегда говорил загадками, намёками. Но это нормально, в среде экзистенциалистов так принято, чтобы никто не мог использовать твои же слабости против тебя, особенно — влияния. Когда постоянно работаешь с ними через искажение, есть риск самому потеряться в том, что правда, а что — результат твоей работы. Важно сохранить связь с реальностью, проще всего это сделать закрывшись в себе. Нам со Льё легче — мы дружим, и почти не представляем жизни друг без друга. Со временем сущность и экзистенциалист могут даже слиться в одно, но мы не хотим так. Поэтому существуем успешнее других коллег.
В последний наш разговор перед отъездом Льё в Будапешт, он говорил о том, что не будет ни на чем настаивать относительно Ады, что попробует с ней быть просто человеком. Выходит, она сама согласилась. Мне сложно понять её, но вместе с тем, где-то внутри я знаю, что она чувствует. Приблизительно то же самое испытываю и я, когда пытаюсь выбрать между собой и Льё, между Льё и Адой. И, кажется, у нас нет выхода. Любой исход будет мучительным или губительным хотя бы для одного.
Но главная проблема в том, что мы со Льётольвом теперь уже не можем существовать отдельно. Если что-то случится с одним, то другой тут же покинет этот мир следом. Цена нашего отступничества оказалась крайне высокой. Может, если объяснить это Адочке, то ситуация выправится? Либо мы её потеряем…
В гостиной царил небольшой беспорядок, обычно утром я быстро прибираюсь, но сегодня не хотел делать ничего из привычного, разве что выпить кофе. Чтобы не шуметь, я сварил его в турке, а не в кофемашине. Приятный, бодрящий аромат разливался по кухне. Если не вспоминать, что в спальне на моей кровати безмятежно спит Льё с Адой, то утро вполне обычное, такое, каким я его привык видеть.
— Чего не спишь? — раздался тихий голос Льётольва за спиной.
— Выспался.
— Кофе остался?
— Нет. Вари сам.
— Лучше молока тогда выпью.
Льё открыл холодильник и выпил прямо из бутылки, закинув её обратно.
— Мог бы и кружку взять.
— Да ладно тебе, все свои, — бросил Льё и сел на стул.
— Тебе не кажется, что это плохо кончится? — я подошёл к столу и поставил на него полупустую чашку, присматриваясь к другу.
— Что именно?
— Всё. И наши странные отношения с Адой и твоя глобальная задумка.
— Давай не будем торопить события?
— Так ты сам поторопил!
— Это было необходимо. Кто-то должен контролировать нашего Феникса, быть близок к ней. И хорошо, если это будешь не ты один, — холодно высказался Льё и взял мой кофе.
— Что?
— Ден. Ада тебе что-нибудь говорила о работе?
— Конкретного ничего, да и зачем?
— А о друзьях?
— К чему ты спрашиваешь? — я отобрал у него свой кофе и допил.
— Она ведь говорит, что у неё их нет. Как думаешь, почему?
— Что ты знаешь?
— Сёртун не просто так по-своему искажал её… Марсель рассказал мне кое-что по старой дружбе. Любимая ученица оказалась настолько сильной, что не поддавалась контролю. И в один из дней тренировок, когда Сёртун пытался узнать предел возможностей Ады, всё закончилось трагически. Не для неё, правда… — Льё внимательно посмотрел на меня и привычным жестом потянулся рукой в карман, но не найдя там сигарет, удивленно огляделся.