Другие. Возрождение - Хаген Тесс. Страница 6

Я оставила стакан на подоконнике, рядом с которым стояла, и тихо направилась в комнату, всеми силами стараясь оставить своё присутствие в тайне как можно дольше. Мне хотелось издалека понаблюдать за Льё. Он стоял, освещённый тусклым светом из окна, и медленно расстёгивал пуговицы на рубашке, будто бы сомневался в том, что это нужно делать. Движения его изящных рук были задумчивыми, туманными, и в каждом из них чувствовалась особая элегантность и манерность. Льётольв будто бы продолжал рисовать, водить кистью по холсту. Наконец, он закончил с пуговицами и скинул рубашку. Сердце моё замерло на мгновение.

— Ада… — позвал он.

И я, повинуясь неведомому внутреннему зову, неспешно подошла к нему, легко ступая по ковру босыми ногами. Льё повернулся ко мне и приобнял за плечи, медленно придвигая к себе. Меня сковало волнением, я могла только дышать и смотреть в его глаза. Больше ничего, даже руки безвольно висели вдоль тела. Льётольв провел тыльной стороной ладони вдоль моего лица, убирая волосы, и прислонился лбом к моему. Руки его скользнули ниже и так же, как минутой ранее поступали с пуговицами на рубашке, принялись расстегивать мою блузку.

— Это как-то неправильно, Льё, — шепнула я.

— Никто не знает, что правильно, а что нет…

— У меня Ден есть… А ты… У тебя же было что-то с Майей?

— Почему она тебя так волнует? — Льё уже добрался до последних пуговиц, и моя тревога только усилилась.

— Вдруг у вас чувства?

— Как у тебя и Дена? — улыбнулся Льётольв. — Ада… Пойми, сущности ничего не чувствуют.

— Если бы было так, мы бы с Деном никогда не оказались в одной постели.

— Как раз наоборот. Инстинкты, Адочка… И только.

— А у тебя?

— У нас? — он осторожно спустил блузку с моих плеч, она тихо упала под ноги, так легко и невесомо, как перышко. — Если бы у нас всё было так, как у тебя с Денебом, то мы давно бы оказались в этой постели. Но мы пока ещё говорим… Я не Ден, не обещаю тебе изощренных игрищ, но… У меня есть кое-что другое…

— Льё…

— Тише… Ты не хочешь выводить метку, но я могу заблокировать её ненадолго, — он осторожно коснулся моей руки, ловко добрался до молнии на юбке, и она оказалась на полу в тот же момент.

Я только судорожно выдохнула и сама, не знаю, против воли или нет, потянулась к губам Льётольва. Что я буду чувствовать? То же, что и с Денебом или нет? Руки Льё чуть дрожали, когда он осторожно провел вдоль моей спины. Поцелуй казался робким, слишком трепетным для таких людей, как мы, но оттого — волнующим. Кажется, у меня даже чуть подкосились ноги, но Льё вовремя поддержал обмякшее тело.

— Это же другое, да? — шепнул он на ухо, увлекая меня за собой на кровать.

— Не знаю, Льё…

— Ты же хочешь попробовать? Мне можно не врать, Адочка… — он, не дожидаясь ответа, принялся целовать шею, спускаясь к груди и возвращаясь к губам. А я просто закрыла глаза и боялась пошевелиться. Мне хотелось отвечать ему, но вдруг проснулась совесть, которая твердила, что по сути это — измена. С другой стороны, я ничего ведь не обещала Денебу, кроме как не теряться.

— Я не знаю… Слышишь? — с придыханием ответила я, тем не менее, чуть подаваясь вперёд, повинуясь лёгким движениям Льё.

— Меня больше волнует то, что я вижу, — он остановился и вернулся к моему лицу, чтобы заглянуть в глаза. — Передо мной невероятный Феникс. Не просто девушка, которую я хочу. Не просто тело. А нечто большее. Рядом с тобой во мне просыпается не только дурацкое и бессмысленное мужское желание, но сила. Нутро экзистенциалиста трепещет перед тобой, перед желанием близости. Ада! Я не смогу остановиться, понимаешь? Даже рискуя дружбой с Денебом. Да чем угодно!

— Ужас… — я зажмурила глаза и рискнула крепко обнять Льё, позволяя прижаться так сильно, что каждым сантиметром тела чувствовала его.

Не помню как, но мы оказались поперёк постели раздетые и немного безумные. Мне нравилось чуть дразнить его, то подпуская к себе, то отстраняя, тем самым маскируя свою неожиданную нерешительность. Но устоять против нежных прикосновений и ласк Льё я была не в силах. Наверное, мне бы и этого хватило, чтобы испытать весь спектр неземных удовольствий. Он был изящен и красив в любом своём порыве, вместе с тем деликатен, и у меня захватывало дух от того, как хорошо Льётольв понимал моё тело, знал его, будто бы мы не первый год вместе.

— Льё, — я остановила его и поманила к себе, зашептав так горячо, как никогда в жизни. — Мне очень страшно, но так хочется… Что будет? Потом…

— Только твой выбор, Адочка… — протянул Льё, сливаясь со мной в едином желании продолжения ласк. Я только и смогла, что на тихом стоне вдохнуть, ощущая всю его горячность и слишком сильное желание. Это — страсть, но настолько красивая…

Я собирала руками простынь и одеяло в грубые комки, лишь бы не держаться за Льётольва, стискивала зубы, чтобы не сказать лишнего, чтобы не так громко оповещать его о своих ощущениях. Но это было невозможно. Даже сейчас, в совершенно обыденных и простых движениях, он умудрялся быть не таким, как все остальные. С нас двоих будто бы сняли кожу, оголив нервы, и теперь Льё играл на наших ощущениях и чувствах, как на струнах, задевая то одну, то другую, то составляя из них аккорды. Нет. Он художник. Экзистенциальный художник, рисующий те чувства, которые хочет, изображающий ту композицию, которую желает. И в этот миг в центре его картины оказались мы — противоположности, которые никогда не должны были даже взяться за руки.

Чувствуя невероятный внутренний накал и рвущийся наружу огонь, я крепко вцепилась в Льётольва, ощущая под ладонями его крепкое влажное тело. И тут же получила порцию горячих поцелуев в шею, чересчур страстных, почти переполнивших сосуд ощущений, и я ещё крепче прижалась к экзистенциалисту.

— Спокойно, Адочка, доверься мне, — прошептал Льё, когда моё тело дёрнулось от напряжения. Сам же он дышал тяжело и отрывисто, лишь изредка позволяя себе едва слышные звуки удовольствия.

— Я не могу, Льё… Это слишком…

— М?…

— Слишком, — мой голос сорвался на протяжный стон. — Пожалуйста…

— Можешь стонать и кричать, если хочешь… Хочешь? — он перевернул меня, заставив опереться на кровать.

— Хочу…

А дальше — туман страсти, обволакивающий, погружающий в себя целиком, душащий и заставляющий хрипеть и выплескивать эмоции голосом, прикрывая рот на всхлипах. Мне казалось, что ещё немного — и я просто не выдержу, вспыхну как факел и сгорю дотла, рассыпаясь пеплом. Хватка Льё стала сильнее, жёстче, а движения более властными и сильными. Он снова перевернул меня, резким движением уложив на постель, и продолжал настойчиво доводить до исступления, пока мы оба не сдались той самой феерии чувств, о которой иногда мечтается. Единый и слишком сложный для терпения порыв, не поддающийся контролю сознания, выталкивающий из реальности. Моё тело резонировало с телом Льё, забывая о том, что оно не принадлежит ему.

Внезапно порывом ветра распахнуло окно, и Льётольв накрыл меня собой, увлекая чуть дальше на кровать, продолжая ласково целовать. Мне не хотелось открывать глаза, не хотелось ничего говорить, только продолжать чувствовать его рядом, ощущать поцелуи. Сверху на нас опустилось что-то лёгкое и прохладное, наверное, простынь или одеяло. Но мне было всё равно. Дрожь всё ещё пробегала по телу, я крепко держалась за Льё, не желая его отпускать, и он позволял мне такую маленькую слабость.

Спустя несколько минут руку сковала дикая боль, я сжалась, отчего Льё вздрогнул. Но быстро сообразив, что случилось, осторожно погладил татуировку, и неприятные ощущения постепенно растворились. Мне не хотелось думать, что я сделала, и что сейчас мог почувствовать Денеб. Это слишком горько осознавать — я причинила боль. Всем нам. Всем троим.

— Границы стёрты, — шепнула я, не в силах бороться со слезами.

— Не принимай так близко к сердцу. Ничего страшного не случилось, — без какого бы то ни было сожаления проговорил Льё.

— Как же? Ты и я, — слёзы лились из глаз бесконтрольно, а я всё больше пыталась спрятаться от них в объятьях экзистенциалиста.