Ящик водки - Кох Альфред Рейнгольдович. Страница 106

– Вот я смотрю свои записи… Ленин, помнишь, принимал декреты о земле, о мире и еще там о чем-то. А у нас такой рейтинг, такие приоритеты: первым делом – освобождение цен, после – раздел Черноморского флота, и далее, 26 января, – заявление Ельцина о том, что Россия уже не нацеливает ядерные ракеты на Штаты.

– Угу.

– Понимаешь, да? По убывающей. Ну вот откуда такая важность скромного Черноморского флота? С косой Тузла Россия чуть в войну с Украиной не ввязалась. Почему Украина для России важней Америки? Странно… Что за этим стоит, как ты думаешь?

– А я никак не думаю. Почему я должен как-то думать?

– Думай, не думай, а без Украины, как видишь, никуда.

– Ну, просто это твоя родина, для тебя это близко, и ты все время хочешь обсуждать эту тему. А для меня – это всего лишь кусок российской истории. Поэтому я не готов прочувствованно и со слезой в голосе говорить про Украину. Для меня это редкая для посещений страна. Кстати, в общем с более-менее понятной ментальностью. Я один раз был во Львове, один раз – в Одессе, три раза в Киеве, один раз в Керчи, один раз в Ялте. И все.

– Одесса – русский город, Львов – польский.

– Ялта с Керчью – тоже русские.

– Русские. В общем, ни хера ты на Украине не был.

– А три раза в Киеве?

– Ну, Киев – это серьезно. Киев – матерь городов русских.

– Русских, да. Кстати говоря, параллельно замечу, что Российская империя довольно забавно устроена. Если говорить о сегодняшней России, то это империя без метрополии. Метрополия не входит в состав империи. Потому что матерь городов русских – Киев – отколота, а все остальное-то славяне колонизировали. Все остальное, строго говоря, колонии. И Владимирская Русь, и чудь, и мордва, и все эти финно-угры – это все колонизировано.

– Давай лучше серьезно ситуацию с Украиной разберем. Вопросы с ней вроде такие незначительные, а раздуваются со страшной силой. Почему?

– Нет, старик, я с тобой не соглашаюсь. Вот насколько я понимаю, русская ментальность и русское самосознание уходят в глубь российской истории на триста лет. Дальше ее не хватает. Мы понимаем, что был Алексей Михалыч, были Рюриковичи. Умом мы это понимаем, но сердцем Россия начинается как бы с Петра Первого. Таково русское самосознание. Мы сейчас говорим не о реальной истории – но об образе русской истории, который сложился в русском национальном характере.

– Князья, значит, разборки, наезды…

– …татарское иго, потом кровавый Иван Грозный, далее какая-то смута, а потом – ничего. Потом Петр Первый.

– Так. Допустим. А почему так, интересно?

– Не знаю. Петр Первый решительно зачеркнул все, что было до него.

– Да… А что до него было? Какие образы возникают? Дремучие леса, гуси-лебеди, с луком и стрелами бубновый валет, похожий на Касьянова, – как на иллюстрациях к сказкам. Что-то не очень внятное рисуется.

– Да. Что-то такое – смутное время, Борис Годунов, Василий Тишайший…

– Аленушка на волке скачет… Или Иван-царевич.

– И персонажи в татарских халатах – будто бы русские… Вот этой истории, получается, как бы и не было, все началось с Петра Первого – вот так устроено русское самосознание. Или, во всяком случае, я его так понимаю. В нем ничего не осталось из допетровской Руси!

– В самом деле, что такое Алексей Михалыч? Не очень это понятно.

– Нет, ну более-менее продвинутые люди расскажут. Но даже они сердцем этого не чувствуют. Начиная с Петра – вот эти ботфорты, преображенский мундир, треуголка, эта шпага – с этого все пошло.

– То есть это Россия, которая чего-то захватывает и создает из себя империю?

– На самом деле все основные захваты до Петра осуществились. Петр прирастил от силы 10 % территории. Все остальное уже было захвачено – вплоть до мыса Дежнева. Даже договор о разделении границы с Китаем был.

– То есть ты утверждаешь, что Россия началась с Петра Первого, а до этого как бы ничего не было, – таков русский менталитет?

– Да. Ментальность русская, она такая… Строго говоря, Петр Первый считается основателем Российского государства. Потому что тогда мы от царства перешли к империи. И по скольку Российская империя слишком долго влияла на русскую ментальность и в значительной степени ее сформировала, то имперское сознание начинается с момента возникновения империи. Но никак не раньше.

– А что, логично…

– Так вот, получается, что русская история в русской ментальности укладывается в триста лет. И из них сто пятьдесят лет мы воевали это Северное Причерноморье! Мы завоевывали этот е…ный Крым, эту Одессу, Николаев, Новороссийск. Это началось с борьбы Петра Первого за Азов – и тянулось вплоть до Крымской войны. Которую мы проиграли. Половина истории угроблена на то, что в результате досталось хохлам! На халяву! Они же палец о палец не ударили! Ведь эти казаки запорожские, которые с польскими панами дрались, – они ведь не помогали Потемкину Причерноморье отвоевывать. Они сидели на Хортице, а когда к ним Потемкин пришел, убежали за Дунай – к османскому паше – и приняли турецкое подданство.

Комментарий Свинаренко

Кстати, про Черноморье и Крым

Летом 1992 года я нечаянно совершил экскурсию по местам, типа, боевой славы. А именно – съездил с семьей в отпуск в тот самый Форос. В санаторий ЦК или чего-то там такого – в непосредственной близости от места заключения Горбачева. Море, кипарисы, а главное даже, может, воздух – это все очень хорошо. Я помню, как радовался. Что вот отдыхаю в таком месте, куда мне при прошлом режиме ни в жизнь бы не попасть. А на коммерческой основе – бери и отдыхай. За – крутится такая цифра в голове – 140 долларов. Столько или нет, но точно было недешево. Ну смущали какие-то мелочи – так, слегка, по краю сознания. Теперь же ясно, что это все представляло собой жалкое зрелище. Обои поотклеивались, плитка поотлетала, мебель советская, общежитская, какие-то хамские, воровские, наглые кастелянши… А самое главное – кормили очень маленькими и очень бедными обедами. Скупой блин каши, суп из картошки, бедная больничная подозрительная котлетка… Компот… Было в этом что-то армейское, что-то даже и зоновское, то есть натурально коммунистическое, обобществленное. Современный человек, будучи в здравом уме, хихикнет тут и скажет, что надо было в ресторане питаться. Но этот ЦК там в округе придушил всех частников, и единственное, на что те, бедные, отваживались, была торговля черешней на базарчике у ворот. Еще – вот знак новых времен, убедительное доказательство реформ и перемен – по соседству было так называемое казино. Но и там вместо икры на тостах – как в «Шангри Ла», или харчо с цыплятами табака – как в подвальных игровых залах «Националя», подавали только отвратный кофе по три доллара за чашку. В общем, все у цековцев было как у всех прочих… Бедные! То-то они особенно не надрывались на защите своего режима в 91-м. Ну его, думали, к такой-то матери… Глядя с высокого берега на бухту, в которой когда-то стоял охранявший генсека военный беспомощный кораблик, я себе представил, как годом раньше, буквально ровно за год до меня, в этих благословенных местах в своем легендарном заточении томился Горбачев. Давился холодной манной кашей, питался разваренными в кашу же советскими макаронами и думал: «Как же это все надоело… Кормят какой-то дрянью, выпить нечего из-за этого ебаного „сухого закона“… Ничего сделать не дают, чуть что не так – вот арестовывают… Живу, ну буквально как весь советский народ! Да пропади оно все пропадом…»

– Черноморье – как преддверие причинного места. Ну так, поелозил чуть у входа, потерся, а дальше-то надо всадить – то есть в Босфор и Дарданеллы войти, грубо, по-мужски. Вместо этого мы долго дрочили на входе – но так и не вошли.

– Ты не е…лся давно, что ли? Что это за образы?

– При чем тут е…ся? Я просто поэт в глубине души и мыслю образами. А смысл всего какой был – Средиземное море!