Когда случились мы (ЛП) - Солис И. Б.. Страница 77

— Что ты хочешь, чтобы я тебе сказала?

Мы стоим близко, но ещё не касаемся друг друга. Он долго ждет, пока я поднимаю на него взгляд.

— Почему, чёрт возьми, ты злишься? — он сам на себя не похож. — Ты положила этому конец, помнишь?

Отчаяние, печаль в его голосе пронзают меня насквозь. Я сдерживаю слёзы.

— Потому что… — я сглатываю.

Он подходит ближе.

— Потому что….?

Потому что мне страшно. Глядя в его красивые карие глаза, я понимаю, что хочу найти в них убежище. Я хочу чувствовать себя в безопасности в его объятиях, но мой разум — ужасное место, где я уже потеряла его. С кем-то умнее, остроумнее, красивее. Куда бы мы ни пошли, всегда найдется кто-то лучше меня.

Это случалось раньше. Это только вопрос времени, когда это случится снова. И я не переживу, если Генри причинит мне такую же боль, как мне причинили. Это невозможно объяснить. Он не поймет, потому что его никогда не предавали с таким злонамеренным умыслом, приводящим к таким разрушительным последствиям.

Пристыженная и отчаявшаяся, я поворачиваюсь, чтобы уйти, ничего не объяснив.

— Луна, подожди, — он хватает меня за руку.

Я останавливаюсь, но не отрываю взгляда от пола.

— Ты сказала, что это не сработает, — шепчет он, подходя ближе. Его запах окутывает меня. — Ты не сказала почему. И я так разозлился на тебя, что ушел. Когда я вернулся домой, тебя уже не было. Мне не следовало уходить, но я думаю, что заслуживаю знать.

Его грудь так близко к моей руке. От тепла его тела у меня кружится голова. Если я повернусь чуть влево, я дотронусь до него. Должно же быть какое-то слово, чтобы описать, как отчаянно я хочу прикоснуться к нему. Своими руками, своим телом и своими губами.

— Луна?

Если бы я прижалась к нему, уткнулась лицом в его сильную грудь, он бы обнял меня, прижал к себе — я знаю, он бы сделал это. Он заставил бы боль уйти…на время. Но утром она вернется. И в конечном итоге я утащу его за собой на дно. Я не могу так с ним поступить. Я не сделаю этого с ним.

— Скажи мне? Пожалуйста, — боль в его голосе заставляет меня поднять на него глаза.

— Потому что…ничто не длится вечно.

— Мы можем, — настаивает он, в его голосе слышна агония. Его руки сжимаются в кулаки, которые он засовывает в карманы.

Когда я встречаюсь с ним взглядом и шепчу его имя, в моём голосе звучит что-то хрупкое, как будто он вот-вот сломается. Губы Генри мгновенно оказываются на моих. Темная тень, поглощающая нас, рассеивается, как бальзам на рану. Муки последних нескольких недель забыты, наши страдания наконец-то ослабли.

Он прижимает меня к стене, пытаясь коснуться каждой частички моего тела сразу. Я цепляюсь за него, притягивая к себе, растворяясь в нем так сильно, что ни один из нас не знает, где заканчивается одно тело и начинается другое. Это боль, смешанная с желанием, любовь с печалью.

Мы отрываемся друг от друга только тогда, когда воздух становится абсолютно необходим, но даже тогда Генри прижимает меня к себе невероятно близко. Его глаза крепко закрыты, его лоб нежно прижат к моему.

— Ты не можешь целовать меня вот так и говорить, что для тебя это ничего не значит.

Это всё. Он — это всё.

— Луна, мы можем…

— Мы не можем, — обрываю я его, качая головой, моё сердце снова разбивается. Зацикленность на всех возможных негативных моментах перекрывает всё остальное. — Мы не будем.

Не в силах больше смотреть ему в глаза, я отхожу в сторону, вырываясь из его объятий. Я заставляю себя уйти. Он заслуживает объяснения, но я не могу его ему дать. Не тогда, когда мои мысли движутся слишком быстро, даже для того, чтобы я могла их понять. Не тогда, когда всё, с чем я остаюсь, — это чувство неполноценности и ужасающий страх, что я никогда не буду достойна его.

Вместо того, чтобы пытаться что-либо объяснить, я оставляю Генри одного в коридоре. Я не выхожу из своей комнаты, пока Майя не постучит, чтобы сообщить мне, что они с Тадаши ушли.

Когда я возвращаюсь в гостиную, Хейзел выглядит разочарованной и качает головой.

— Это было какое-то дурацкое дерьмо, Луна.

Глава 40

ГЕНРИ

Ещё три съемочных дня, и я закончу. Ещё семьдесят два часа. Теперь это моя жизнь — работа и ещё раз работа.

В последнее время я начал планировать свой день. Если я точно знаю, что буду делать дальше, то смогу сосредоточить всю свою энергию на этой конкретной задаче. Именно так я могу функционировать и оставаться продуктивным. Какую бы встречу, ужин или выступление Тревор ни запланировал, я всегда прихожу, не задавая вопросов. Помогает оставаться занятым.

Однако Макс становится проблемой. Раньше у нас всё было хорошо. Никогда не были особенно близки, но мы достаточно хорошо ладили. Пока я не заглянул в костюмерную в поисках Луны, и не увидел там Макса, который заставил её рассмеяться. Мне потребовалась каждая капля самообладания, которая у меня была, чтобы не наброситься на него.

С тех пор я не могу даже смотреть на этого парня. Это хорошо подходит для наших сцен. Они требуют, чтобы я обращался к нему с презрением. Однако это проникает и в реальную жизнь.

— Эй, чувак, у нас всё в порядке? — спрашивает Макс после особенно грубой сцены.

— Да. Почему нет? — я отвечаю слишком быстро, зная, что толкнул Макс слишком сильно во время нашей сцены ранее в тот день.

— Как скажешь. Но…если есть какие-то проблемы, мы должны обсудить это.

Почему ты трахаешься с моей девушкой? Хочу спросить я, но я не знаю, спят ли они. И меня это не должно касаться, если это так.

Кроме того, она не моя девушка. Она не хочет ею быть.

— Конечно, приятель, — я неохотно улыбаюсь ему.

Когда я ухожу, глупая мысль заставляет меня задуматься, говорила ли она с Максом о своем творчестве. Моё сердце ещё глубже опускается в груди. Я чувствовал, что мне была дарована привилегия, которой раньше не было ни у кого. Чувствовал себя таким чертовски особенным.

Глупец.

— Могу я это прочесть?

Луна замирает посреди своего гостиничного номера.

— Ты…хочешь прочитать, что я написала? — она заметно съеживается, задавая вопрос.

— Мне любопытно. Моя судьба в твоих руках.

— Не твоя, — она печально улыбается мне. — Только Бенджамина.

— И моя тоже, — заверяю я её. Остальные слова остались невысказанными.

Она прочищает горло.

— Эм, понимаешь… — начинает она, пытаясь увильнуть.

Она никому не позволяет читать то, что она пишет. Никогда. Она сказала мне это. Люди спрашивали, и она всегда говорит "нет". Ни её сестре, ни младшему брату, ни даже её издателю. Только после того, как она закончит.

— Дело в том, что…ладно, эм… — она кивает и тянется за телефоном. — Ты можешь прочитать это, но я ухожу.

Я хихикаю.

— Почему?

— Это трудно объяснить, — говорит она мне, замолкая на секунду. — В основном потому, что это немного смущает. И немного действует на нервы. И чертовски унизительно!

Луна стоит у края кровати, полностью, восхитительно обнаженная, доверяя мне своё тело, но не то, что она написала.

— Л, всё в порядке, — я не хочу, чтобы на неё оказывали давление, заставляя делать то, чего она не хочет. Хотя, по правде говоря, это немного задевает.

Недавно, когда я искал способы поддержать своего автора, я вспомнил одну ссылку, в которой утверждалось, что писательство — это очень личное. Большинство авторов отказываются давать кому-либо читать свои работы до тех пор, пока не будет написано и переписано множество черновиков. Большинство работ в их необработанном виде редко видит кто-либо, кроме человека, который их написал.

— Держи, — говорит она, протягивая телефон. — Я буду в ванной. Дай мне знать, когда закончишь.

— Ты правда уходишь?

— Да, — отвечает она, не глядя на меня.