Притяжение влюбленных сердец (СИ) - "Цветы весеннего сада". Страница 165

В топчак запускали группу арестанток.

Анну, хоть она и была в стареньком невзрачном платье Татьяны, женщины заметили сразу.

- О, новенькая. Ладненькая такая и сразу на топчак? Что натворила то? За что так тебя? - грубо спросила одна из каторжанок.

Анна промолчала. Врать она не умела, да и не хотелось обманывать.

- Ладно, не боись, тут все по-простому, главное дружно шагать в ногу и не злиться, тогда за час вся мука будет смолота. - объявили ей женщины.

Анна боязливо прошла чуть дальше по наклонному полу, потому что позади нее прибывали все новые и новые арестантки. Они бесцеремонно подталкивали ее в спину.

- Новенькая. - смеялись они. - Хорошенькая, беленькая. Ой, тяжко тебе придется. Это не жемчуга с бриллиантами белыми рученьками перебирать!

- Ой, бросьте бабоньки пугать девку. Может и справится. Главное, что не жирна. Толстым тут больно тяжко. Ты знаешь, милая, я вообще всегда стараюсь на топчак попасть. Час побегал, и можно больше ничего не делать. Главное здесь погромче кричать казачкам, что ноженьки болят. Мужиков конвойных разжалобить легко.

Под весом все прибывающих женщин топчак пришел в движение, и пол у Анны Викторовны начал странным образом уходить из-под ног, голова закружилась от страха, и она упала, сразу пожалев о своей безрассудной выходке.

Ее быстро, грубовато подняли.

- Шагай в ногу, иначе ничего не выйдет! - крикнули ей, больно хлопнув по бедру и толкнув в спину.

Делать было нечего. Анна сжала зубы и зашагала быстрым шагом, наравне с остальными. Получалось так, что каторжанки шли все время в гору, без передышки.

Алексей Юрьевич издали наблюдал за мукомольной башней. Гомон арестанток быстро стих, слышно было лишь топот ног да движение механизма.

Он с опаской покосился на возок, где сидела Анна Викторовна. Подойдя к нему, он негромко сказал родственнице:

- Я Вас уверяю, тетушка, все не так страшно, как кажется. Час работы и все наказание будет кончено.

Анна промолчала, но он не винил ее. Ему было понятно, что супруга дяди родилась в обеспеченной дворянской семьи и знать не знала о подобной изнанке жизни. Лебедев хотел заглянуть к ней, но ему почудился всхлип, и он оставил Анне возможность побыть одной.

По истечению полутора часов (хотя Анне казалось, что прошла целая вечность) платье, что она взяла у прислуги, стало мокрым и тяжелым от пота. Очень хотелось пить, а более того немедленно остановиться и упасть на пол, и чтоб более никто не ее трогал. Воздух был плотным, душным, жарким.

Дверь мельницы наконец открыли и женщины толпой стали высыпать одна за другой из башенки.

Анна опять упала. Ее подняли две сердобольные товарки.

- Ниче, ниче, ты привыкнешь. По мне так тяжелее весь день белье стирать да одежду чинить. Здесь воля. Потоптался на мельнице тяжелый час и свободен. Одеревеневшую покрасневшую Анну, дрожащую от усталости, посадили на траву и сунули в руку дымящуюся самокрутку с табаком.

— Вот видите, Анна Викторовна, все выходят из топчака вполне живыми и здоровыми - бодро сказал Лебедев, запрыгивая в экипаж. К своему ужасу, Анну он там не нашел, обнаружив лишь небрежно брошенное дорожное платье.

- Ваше Высокоблагородие! - к нему стучался казак. - Там женщине плохо.

Конвойный показал на траву, где Лебедев с ужасом увидел тетушку в окружении каторжанок.

Он не мог поверить своим глазам. Одни арестантки махали на нее тряпками, создавая ветерок, другие дали воды. Анна Викторовна тяжело дышала. Одна из неисправимых мегер с жалостью протягивала Анне самодельную папиросу.

- А ну-ка разойдись! Не помня себя от злости, крикнул Лебедев. Он подскочил к Анне, рывком поднял на ноги и, взяв за плечи, встряхнул.

- Как понимаю, для Вас вообще ничье слово не авторитет! - возмущенно кричал он.

— Ирод бессовестный! - заголосили каторжанки. - Так это Вы, барин, ее туда поместили! Гад! Упырь! Нехристь!

- А ну-ка, бабы, тихо! Мне может новый список на топчак составлять? - прикрикнул часовой

Алексей старался не слушать доносившихся до него ругательств. Он молча уволок родственницу в экипаж.

Обратная дорога прошла почти в полном молчании. Выходка Анны Викторовны настолько шокировала племянника, что он не нашелся, что сказать. Алексей разглядывал Анну словно в первый раз. Он помнил, конечно, обстоятельства их знакомства, вызов, брошенный ему при поиске картин у Третьякова. Самое главное, Алексей помнил, как нашел Анну Викторовну в нищенском одеянии, отброшенную взрывом, у разрушенного дома бомбистов. При тетушке тогда оказались ценные документы и револьвер.

За прошедшие полгода ему начало казаться, что те выходки совершила какая-то другая женщина, а не эта благодушная фея, которая с радостью заботилась о нем. Этой Анне он улыбался, рассказывал истории, чинил ее пианино. Эта фея нуждалась в защите, и они вместе с дядей оберегали ее как могли.

Кто же сейчас перед ним? Алексей не знал, что сказать, так тетушка обескуражила его.

- Как Вы себя чувствуете? - наконец нашелся он.

Анна потупилась. Благовоспитанная фея вернулась. Надолго ли?

- Хорошо. - вздохнула она. - Только нужно привести себя в порядок. Зато теперь я знаю, что была неправа. Вы простите меня.

Алексей покачал головой.

- Я прощаю конечно, но… не нужно так пожалуйста со мной. Я переживал.

- Мое предложение оставить меня без подарка в силе. - невинно предложила Анна. Откровенно говоря, она не чувствовала за собой особой вины, лишь неловкость за обман.

- Да я бы с удовольствием так и поступил, но… не могу по объективным причинам.

- Почему? - заинтересовалась Анна

- Потому что это кот. Обещает быть огромным, как и его родители. Кот живет у моего товарища и скорей всего стесняет его. - пояснил племянник.

- Вы решили подарить кота? Почему? - изумилась Анна.

- Потому что у Вас его нет. Кто мышей ловить будет?

На этот аргумент Аня не нашлась, что ответить. Котов Анна любила, но личного, домашнего, у нее никогда не было.

***

В кабинете начальника каторги стоял переполох. К нему, как и обещали, явились бурятские посланцы с дарами, однако такого действа Штольман не ожидал.

Дело в том, что губернатор Хорошхин собирался заставить служить все иноверческие народы Забайкалья в русской армии, планируя призывать молодых мужчин раз в три года.

Штольману эта идея не нравилась. Хотя бы потому, что она противоречила давним договорам, заключенным с туземными народами еще во времена Екатерины II. Согласно этим договорам, они добровольно присоединялись к России, но взамен русские власти оставляют им самоуправление и безраздельное владение своими землями.

Генерал-губернатор фон Кейзерлинг вообще отказался рассматривать проект губернатора Хорошкина, пока хорошенько не изучит этот вопрос. Он поставил перед начальником Нерчинского каторжного округа Штольманом непростую задачу - четко изучить представления о жизни, порядках и образе мыслей этих народов. Нужно было внимательно познакомиться с ними и по возможности объективно исследовать все относящиеся сюда проблемы.

Буряты жили специфическим родовым строем и отрывать молодых мужчин от самобытного уклада казалось Штольману затеей преждевременной, а то и вовсе опасной. Долгое время инородцы жили в мире и согласии с российскими властями, успешно осуществляли самоуправление и Яков затруднялся ответить, нужно ли коренным образом менять уклад их жизни. Интуиция подсказывала, что нет. Нужно было по меньшей мере предметно разобраться, как живут эти народы, организовать наблюдение за ними ученых, чтобы понять, можно ли вообще поставить славных представителей племени иноверцев под ружье.

Депутации бурятских старейшин такие идеи губернатора Хорошкина явно пришлись не по вкусу. Поэтому перед начальником каторги они пали ниц, умоляя принять их дары.

- Да вы встаньте. - поморщился Штольман. - что за средневековые порядки?